Вишневый блеск

      Щеки горели адским пламенем от увиденного. Я быстро растерла по ним солёные слёзы, не зная даже, что говорить. Ком в горле блокировал любой звук. Тогда мужской до боли любимый голос меня опередил.       — Здравствуй, Лиа. Снова плачешь… —сухо произнёс Райнер, все ещё стоя в дверях.       — Жан скоро вернётся! Зачем ты тут, Райнер? — с силой выдавила я и следом отвернулась от него.       — За тобой пришёл.       — Разве ты не должен быть в Марли? Ты выполнил свою миссию, пора бы уже тебе…       — Я не выполнил миссию так, как должен был! У меня остались незаконченные тут дела!       Райнер нетерпелив, совершенно не умел дослушивать. Он всегда перебивал, не желая, слышать, что-либо ему не импонирующее. Для меня же слова его были усладой и ядом одновременно, что отравляли меня, заставляя невольно улыбаться, но тут же осознавать, что ничего хорошего из этого разговора вылиться не может.       — Надо же, пришёл узнать ещё свеженькой информации?       — Мое незаконченное дело это ты, Лиа! — голос напрягся, а небольшая венка запульсировала на вспотевшем лбу Райнера. В палате становилось до ужаса душно, и ему не нужно было повторять мне второй раз. Я поняла это ещё с того момента, как увидела Брауна в дверях. Но обида на него встряла между всеми фразами, что я так жаждала ему сказать все эти бессонные ночи.       — Прекрати, Райнер, ты сам не знаешь, что несёшь.       Сидя на краю кровати, я не смела смотреть на него, с силой лишь сжимая накрахмаленную простынь в руках, а иначе — один взгляд глаза в глаза и я пропала. Мне бы только малейший повод простить его, наброситься ему на шею и погрязнуть во всем этом, растаять в его объятиях, дотронуться желанных губ, улететь, уплыть, сбежать вместе с Райнером.       — Я трижды садился на поезд до Марли, но ни разу так и не смог уехать. Будь я там, война была бы уже в полном разгаре, Лиа. Марлийцам лишь нужен повод, а незаконная торговля оружием и разжигание гражданских войн на чужой территории — это уже веская причина.       — Тогда я спрашиваю тебя, Райн, ещё раз, почему ты все ещё здесь?       — Я не могу уехать без тебя. Прошло два месяца, а я только и делал, что вспоминал и думал о тебе. Заливал все эти приторные воспоминания горьким алкоголем, пытаясь скрыться от тебя, испепелить, сжечь твой образ. Я должен был исполнить долг, защищая свою страну! А по итогу что? О каком долге идёт речь, если я слаб! Слаб перед женщиной! Я жертвую всем, что у меня есть, находясь сейчас тут, на Парадизе. Но каждый божий день я закрываю глаза, а ты уже тут как тут! В моей памяти, в толпе прохожих, в своем чёрном платье на пикнике, в мокрой сорочке у бассейна, сонная утром в отеле… ты как опухоль, от которой невозможно избавиться, ты, в моей голове! — Он запустил руки себе в волосы, напрягая пальцы, выплёскивая гневно эмоции, выбрасывая слова, словно это я нарочно сидела в его голове. — Я правда пытался уехать, Лиа, свалить от тебя в Марли и все забыть! Как страшный сон! Но ты демоница, как и все на этом острове.… поглотила мои мысли! — Последняя фраза звучала в его голосе донельзя душераздирающе, но если я демоница, тогда кто же Райнер, он точно не ангел, снизошедший с небес?       — Хватит уже притворства! Не говори мне, что ты счастлива со своим Жанусиком! Тошно! Скажи, Лиа, ты так просто взяла и забыла меня, да? Спишь с ним в одной постели, целуешь по утрам, прижимаешься к нему ночами?!       Голос Райнера был горькой пилюлей для меня, что убивал и воскрешал меня одновременно.       — Р…р-р… — все, что я пыталась сделать, — это выдавить его имя сквозь боль в горле от сдержанных слез. — ДА Я КАЖДУЮ СЕКУНДУ ВСПОМИНАЛА О Тебе! — голос мой сорвался чуть ли не на крик. — Ты знаешь, какого мне было?! Это ведь ты врываешься в мою жизнь, словно фейерверк, не я… Но… — речь оборвалась, все что мне нужно было это набраться сил и сказать ему, но я не решалась, от одной только мысли сердце сжималось, словно его пронзали крошечными иглами.       — Тогда какие «но» могут ещё остаться, Лиа? Ты боишься, что плохо знаешь меня? Ты знаешь, у нас и вправду было не так много времени, но я запомнил каждую нашу встречу. Каждый твой вздох и каждую фразу сказанную тобой, каждое смс, цвет платья и вкус помады! Ты всегда пахнет вишней и рисуешь чертовы стрелки, всегда распускаешь волосы и никогда не пьёшь чёрный чай. Блять, да я каждую мелочь помню! Я никогда такого не испытывал, поэтому даю тебе слово… — он сел передо мной на корточки, поглаживая мои оголенные колени, выступающие из-под хлопкового больничного халата. — Я уже говорил с главнокомандующим, по успешному окончанию миссии меня переведут в отдел внутренних дел. Я уже без пяти минут имею звание почетного марлийского война. Нам не придётся жить в Либерио и в чем-то нуждаться, никто и не узнаёт, Лиа, что ты с этого проклятого острова. Я ведь говорил, что сделаю для теб…       — Я беременна, Райнер!       — Что?! — лицо его побледнело, исказилось в ту же секунду, он оцепенел, непроизвольно сжимая пальцы на моих коленках.       — От Жана… — отчаяние и безысходность очерчивали эту выговоренную короткую фразу. Я подняла на него стеклянный взгляд, и слёзы, наполнявшие глаза, сразу скатились по щекам, вновь оставляя солёные дорожки.       — Беременна, значит… Вот как получается. — Мышцы нервно подрагивали на хмуром лице. Райнер судорожно заморгал, сдерживая влагу, подступавшую к глазам, а подбородок предательски дрожал, морщась и поджимая нижнюю губу. Он не мог позволить себе эмоций передо мной, просто не мог! Таков был Райнер — марлийский войн. Сильный, сдержанный, мужественный, бронированный, непоколебимый, но только не такой, не тот, кто показывал свои чувства перед женщиной, которую любил.       Любил! А иначе он бы не приехал.       Он молча поднялся во весь рост, поднимая голову к потолку и безвольно усмехаясь.       — Что-о ж… получается, что я опоздал. — Каждое слово было протяжным, даваясь ему с трудом. Мужские руки сжались в крепкие кулаки, вздувая вены на мускулистом предплечье. Моя ледяная ладонь легла на его руку, обхватив его напряженные, побелевшие пальцы.       — Ты знаешь, Лиа, я никогда никому этого не говорил, но ты и представить себе не можешь, как сильно я полюбил тебя за эти короткие моменты, проведённые с тобой. Ещё с первой встречи. Когда ты выскочила перед Жаном в своём развратном нижнем белье, мне на секунду захотелось, чтоб на его месте оказался я. Но в тот день я ушёл с необузданной и непонятной мне злобой, представляя, как Жан теперь мог в полной мере насладиться тобой… тогда ты казалась мне такой недосягаемой, элдийкой, с острова Парадиз. Хотя нет. Я полюбил тебя, ужиная в том забытом Богом ресторане, когда ты сидела, накручивая один и тот же локон волос на свой палец, притворяясь, что приехала только для того, чтобы забрать ключи, после того, как твой любимый муж напился в баре. Хах, забавно получается, правда?! Видимо, Жан всегда будет к тебе ближе на шаг. — Райнер прикрыл воспалённые глаза, томно выдыхая напряженный больничный воздух, покачивая головой из стороны в сторону, мысленно отрицая все услышанное. — Мне ведь даже не хочется теперь возвращаться в Марли, не хочется воевать, во мне даже не осталось места для ненависти к Парадизу. Что мне теперь делать, Лиа? Скажи мне, прошу! — он разжал кулак и накрыл ладонью мою холодную руку. — Ты стала моим домом, долгом и честью, любовью и ненавистью. Какого же черта тогда я не могу быть с тобой! — он с силой ударил кулаком о металлическую тумбу, выплёскивая остатки разумности, на что я машинально зажмурилась, а после он вернул опустевший взгляд уже до ужаса покрасневших глаз ко мне и снова взял меня за руку.       — Райнер, я люблю тебя, и не было ни дня, чтоб я не жалела, что тогда не пустилась с тобой в это гетто! Я люблю тебя без остатка, Райнер, каждой своей клеткой! Но… обстоятельства уже сложились против нас…       — Что ж, Лиа… — он вдохнул полной грудью, сморщив морщинки на лбу, собирая их у переносицы, словно набираясь сил для самых страшных слов, но все же произнёс. — Тогда прощай?       Вопрос звучал риторически. Я опустила голову, чтоб он не видел снова подкатившие слёзы, которые уже невозможно было сдерживать. Единственное, что я могла дать ему, — это постараться не показывать своё чудовищное отчаяние.       Отпустить его.       — Прощай, Райнер, — срывающимся на всхлипы голосом произнесла я, обессилено высвобождая его ладонь.       Райнер наклонился, как и всегда поцеловав меня в макушку чёрных, спутанных волос, оставляя рядом коробочку средних размеров, обмотанную в ярко-красную ленту, с прикрепленной запиской, написанной от руки: «Marry Christmas my Liro», и не произнеся больше ни единого слова, вышел из палаты.       Внезапно внутри все стало до чудовищного пусто, словно я, срываясь с обрыва, лечу в темную пропасть, распадаясь на тысячу стеклянных осколков, рассыпаясь на мелкие крупицы, растворяюсь, но в последний миг, перед тем как упасть, замираю. Время для меня остановилось, а воздух, что сейчас был так необходим, спер мои лёгкие, сжимая их до критически маленьких размеров, как токсичный газ, обжигая горло все сильнее с каждым вздохом.       Пусть он убьёт меня, задушит… пусть только убьёт!       Потянув за лоскутную ленту, я развернула упаковку, в которой лежал бархатный футляр от ювелирного изделия. Внутри записка.        «Лиа, проведи со мной остаток самых счастливых дней».       А на обороте наше фото. Единственное фото, сделанное однажды на его телефон утром в отеле. На нем мы. Сонные, ленивые и неухоженные. Счастливые…       Фото тряслось в моих руках, я поднесла его к пересохшим губам, притворяясь, что в последний раз чувствую ими Райнера. В коробочке осталось ещё что-то небольших размеров. Подарок к Рождеству. Кулон из Агата, по форме напоминающий размытые волны моря. Я сжала коробку в руках и выбежала из палаты, мысленно согласившись на все, на любой исход, только бы Райнер был ещё там… но Райнера и след простыл…       Бесполезно, это все было бесполезно!       На что я надеюсь каждый Божий раз. Глубоко, через боль, набрав кислород в лёгкие, чувствуя холод пола босыми ногами, я вернулась в палату. Вокруг — пустота. Рядом с постелью еле ощутимо, оставался запах тяжелого парфюма. Сегодня особенно тяжелого, что вместе с наэлектризованным, колючим воздухом, драл лёгкие в клочья.       Я легла, подогнув под себя колени, засовывая нашу фотографию под холодную подушку. Жан как-то задерживался, но меня это все равно не особо волновало, я прикрыла глаза и провалилась в долгий, глубокий сон.       С тяжестью проснувшись, невесть через сколько времени, я вздрогнула, увидев в темноте силуэт, но через секунду поняла, что это Жан. Сидел, неудобно развалившись, на белесом небольшом кресле, что явно было не по размеру, подперев подбородок кулаком, активно листая что-то в своём смартфоне. Рядом все та же металлическая невысокая тумба, на которой уже стояли: бумажный пакет, доверху набитый сладкими плодами, бутылка ежевичного сока и букет голубых гортензий, а подле него прикаченный столик на колесиках, немного пошарпанный временем, с предварительно оставленным и прикрытым неаппетитным ужином, который, судя по всему, давно уже остыл.       — Сколько я проспала? — мой голос обессилено хрипел.       — Ли, детка, ты как? — Жан подскочил с кресла, подходя ко мне, встревоженно всматриваясь, пытаясь разглядеть, по всей видимости, ответ на вопрос, что задал он. — Ты пропустила анализы, ну это ничего, сдашь завтра с утра, нас все равно оставляют тут ещё на денёк. Тут тебе ужин принесли. Желательно было бы все же поесть. А ещё витамины… эм, их тебе принесли час назад, где же они? — он потёр ладони о колени, тут же выпрямляясь. Его голос звучал встревоженно, речь спутывалась, потоком говорил все подряд, а внешний вид явно оставлял желать лучшего. Лицо осунулось за эти долгие сутки, а под покрасневшими глазами зияли темные круги недосыпа, вчера он явно не спал.       — Жан, погоди. Я в норме. — С усилием уперевшись руками в твёрдый матрац, я попыталась подняться, но тщетно, сама того не понимая, как силы могли покинуть меня.       — Погоди, Ли, я сейчас помогу! — Жан ринулся ко мне и, уже через секунду придерживая мою спину одной рукой, помогал подняться. Голова все ещё кружилась, а в глазах проблёскивали искаженные, темные мушки.       — Говорил с врачом, она сказала, такое бывает в первый месяц, твой организм должен немного адаптироваться, плюс у тебя был низкий гемоглобин, пока ты спала, тебе сделали пару уколов, а завтра выпишут все необходимое лечение.       Жан казался мне таким до невозможности встревоженным и до безумия заботливым, что тошно. Он и раньше был заботлив, но сейчас я его и вовсе не могла узнать. Такое чувство, что он готов выплясывать для меня чечетку. Я попросила включить свет и дрожащей рукой потянулась за бутылкой сока, дабы смочить пересохшие губы. Свет, что включился слепил глаза, но я отчетливо могла разглядеть на его лице невиданные мной прежде эмоции. Лицо покрыла испарина от переживания, а зрачки метались, оглядывая меня с ног до головы. «До ужаса встревоженный» — подумала я и ошарашено глядела, не понимая, как мне быть и как на это реагировать. Меня смущала его чрезмерное беспокойство, поэтому я молча пила свой сок.       — Господи! Лиа, я так переволновался. —наконец не выдержал он и громко выдохнул. — Голова не болит? ***       В первые дни после выписки Жан не отходил от меня ни на шаг. Контролировал каждый лишний вздох, измерял пульс каждые два часа, следил за моим рационом, пару раз даже приготовив полезные завтраки. Регулярно просыпался по ночам, проверяя спокоен ли мой сон, которого не было вовсе. За то время, что я лежала в больнице, я обзавелась ещё одним букетом и целой корзиной фруктов, которые невозможно было бы съесть и в пятером, но, по мнению Жана, мне они были необходимы, а уже в последующую неделю у нас появилась кроватка, коляска, в соседней спальне работали рабочие, обновляя ремонт для будущей детской. Все необходимое для ребёнка тоже было куплено в ту же неделю: памперсы лучшего качества, что можно было достать на Парадизе, соски из эко-материала и пара детских костюмов на первые два месяца. Странно, что Жан так старался, неужели он действительно настолько хотел ребенка или для него это был способ вернуть наш брак в нужное русло.       Поначалу я была так слаба, что такая забота в какой-то мере была даже необходима, а со второй недели, меня начало рвать от определенных запахов и еды, из-за чего даже покупки Подарков к Рождеству пришлось отложить, а после и вовсе заказывать их в интернет-магазинах.       Как выяснилось чуть позже, Леви пригласил всех к себе, в загородный дом, который располагался у подножья лыжного курорта. Год для компании был успешным, и поездка туда была своеобразным подарком всем сотрудникам. Много времени прошло с тех самых пор, что мы виделись с кем-либо. Мои мысли были напрочь забиты одним лишь разведчиком Марли и грядущей войной, что уже наступала нам, жителям Парадиза, на пятки. Я не говорили об этом с Жаном, мне казалось, он и так обо всем догадывался.       Чем ближе было Рождество, тем чаще я воображала, как же по приезду отреагирует Микаса, увидев, что все-таки все пошло не по ее плану. Будет ли Конни на праздновании без Саши, и как Эрен вновь будет притворяться обычным беззаботным парнем.       Любопытно.       Но ехать в загородный дом Леви мне не хотелось ни на секунду.       Сбежать от настигшего дня Х было некуда, и вот, уже стоя у зеркала, я застегивала, дергая надоедливый непослушный замочек на спине бордового узкого платья, что изящно подчёркивало мою фигуру.       — Тебе помочь? — Жан подошел со спины, одним ловким движением, застегнув молнию у шеи. — Ты очень красива, дорогая. — горячими губами касаясь моей шеи, промолвил он. — А это твой подарок, любовь моя, такой же прекрасный, как и ты.       Жан протянул темно-зелёную коробочку, обтянутую толстым бархатом, внутри которой лежала золотая цепочка с шикарным уклоном, украшенным нежно-голубыми бриллиантами, что играли всеми цветами радуги, преломляя дневной свет.       — Оно великолепное, Жан, спасибо. — Я нежно поцеловала его в щеку и забрала коробочку.       — Помочь тебе его надеть? — Задержавшись у выхода, вдруг спросил Жан.       Я тут же замешкалась, вспоминая, что на мне надет уже подарок Брауна, и растерявшись, зачем-то выпалила в ответ: —Оно совсем не подходит к наряду. Надену его в следующий раз.       Я очень надеялась, что Жан не был огорчён ответом, потому что день с утра и так не особо заладился, как назло все шло не так как надо: то стрелка на чёрных чулках, то размазанная под глазом тушь. Такси ожидало нас уже минут десять, а я все продолжала копошиться и собираться. ***       Я не любила холодную зиму. Бесконечные сборы перед тем как выйти, холодный ветер, пробирающий до костей, обветренные губы и заледеневшие, всегда сухие руки. Скучное, до ужаса побледневшее небо, и снег, что падал каждую ночь декабря. Мы уже в десяти минутах езды, а я думала о том, что хуже снега могла быть только слякоть и грязь после него. Поездка на лыжный курорт явно меня не привлекала, но что я могла ещё сделать.       Территорию огромного особняка опоясывал высокий каменный забор, имеющий приятный коричневый оттенок. Дом был впечатляющим. Нет, не в прямом смысле этого слова, с хрустальными, сверкающими люстрами и коврами ручной работы, но такие большие частные дома всегда вызывали у меня необычные ассоциации. После увиденного особняка Аккерманов, на первый план вышли лишь чувства восторга и удивления. Попасть вовнутрь можно было лишь преодолев тяжелые ворота, сделанные из металлических прутьев. В глаза бросались массивная деревянная дверь, прям в центре фасада, и огромные оконные конструкции, на всех трёх этажах, что придавали такому большому дому воздушности и легкости. Но несмотря на все это, внутри типичный классицизм. Главная идея дизайна — симметрия и идеальный порядок.       Выстроенный каменный камин в доме раздражающе потрескивал обуглившимися брёвнами, а по всему дому уже стоял гул от одновременной болтовни такого количества гостей.       «Лиа, поздравляю вас! Жан сказал вы ждёте ребёночка!».       Эту раздражающую фразу я успела услышать уже, наверное, сотню раз за сегодняшний день.       Мы были тут с самого утра, успев уже поздравить Аккерманов и обустроиться в гостевой на втором этаже. Микаса лишь хмуро поприветствовала нас, одарив скромным рукопожатием, не подавая и малейшего вида, что ещё пару месяцев назад влезла бесцеремонно в нашу жизнь по собственным интересам.       Праздничный вечер только входил в свой ритм. Все понемногу распивали алкоголь, смеялись, слушая на фоне музыку, и беззаботно общались. Но не в моем положении, в моем положении пить нельзя, поэтому я скучно сидела у камина, закинув ногу на ногу, ожидая Жана. Он вышел на заснеженную террасу вместе с Эреном, выкурить кубинскую сигару, что подарил ему Эрен.       Эрен-Эрен, как много загадок таило для меня это имя. Но сейчас я не хотела разгадывать их, а подсела к Конни, который уже был в нужной кондиции, и протянула свой бокал.       — Конни, не нальёшь вина?       — Тебе же… Ай, ладно… мне все равно.—Он почесал короткостриженный затылок и налил мне полный бокал.       Не понимаю, когда Жан успел растрепать всем, что станет отцом. Я приподняла тяжелый бокал немного вверх, забрала бутылку из рук Конни с собой и пошла в самый конец комнаты на большой кожаный диван рядом с камином. Уши закладывало то ли от музыки, то ли от раздражающих голосов. Бокал, ещё бокал. Я и не заметила, как опустошила почти всю бутылку. Помешав остатки на темном дне, я вылила все в фужер и залпом выпила все содержимое, слегка покосившись в лице. Мысли уже не бурлили в голове, а голоса не так раздражали. Все плыло плавным потоком. Я была пьяна. Щеки заалели, а красная помада слегка размазалась в уголках губ. Рядом с камином становилось невыносимо жарко. Алкоголь, что поднимал давление в крови, поступал в уши, отчего они были явно такими же красными, как и щеки, нос закладывал, что казалось вот-вот хлынет кровь. Хочется выйти подышать, но вино сковывает движения, и ноги вяжутся в неразборчивый узел. Из-за всех сил удерживая равновесие и придерживаясь за рядом стоящие предметы мебели, я наконец чувствую прохладу, исходящую с заснеженной террасы. Жан все ещё стоял с Эреном, говоря о завтрашней поездке на лыжный курорт. Слегка пошатываясь на своих высоких каблуках, я накинула своё пальто и направилась к мужчинам.       — Ты не замёрз, любимый?       — Детка, ты уже соскучилась?       Я подошла к нему вплотную, встревая между ним и Эреном, мягко целуя его в посиневшие от холода губы.       — Да, соскучилась! — запинаясь, пробубнила я, натягивая наигранную улыбку перед Йегером.       — У-у-у, Жан, да кажется, тебе уже пора, — как и обычно, язвительно отшутился Эрен.       Мужские руки сомкнулись у меня за спиной, прижимая к себе за талию со всей силой. Он уткнулся в мою шею лицом, так чтобы не было слышно, как процедил сквозь стиснутые зубы:       — Ты с ума сошла?! Тебе нельзя пить!       — Я в гостевую… если что, жду тебя наверху. — Я тут же отстранилась и, легонько чмокнув его в острый кончик носа, направилась в сторону винтовой лестницы, что вела на второй этаж.       Минута.       Две.       Сердце бешено колотится от ожидания.       Дверь с силой распахнулась, когда я уже сидела на бархатном невысоком кресле, что стояло неподалёку от кровати, откинувшись назад и держа вальяжно в одной руке ещё один бокал с недопитым, уже белым вином, что успела прихватить по пути.       Хлопок.       Щелчок.       Дверь громко захлопнулась, и гул голосов внизу уже не был таким надоедливым.       — Да что на тебя нашло?!       Я ничего не ответила, томно прикрыв глаза, чувствуя, как гнев поступал к нему, наливая глазные яблоки Жана кровью. Украдкой смотрю на него, лениво заливая в себя содержимое бокала. Жан подлетел ко мне, перехватив мое запястье, в ту же секунду выхватывая бокал, на что я лишь бесстыдно закусила губу и начала сползать вниз, садясь перед ним на колени. Глаза Кирштайна, ошарашено спускаются вслед за мной, награждая осуждающим взглядом и пытаясь хоть немного разобраться в происходящем в то время, как моя широкораскрытая ладонь свободной руки уже легла на его колено и каждую секунду поднималась выше и выше, пока не достигла ширинки его брюк. Мышцы на его ногах подрагивали от каждого прикосновения, я явно ощущала, как он завёлся.       «Так быстро.» Проскользнуло у меня в мыслях, двигая рукой ещё немного выше, переходя к его ремню. Нарочно задеваю его член, и тогда Жан перехватывает запястье и второй руки, а я поднимаю на него томный, полный похоти и алкогольного опьянения взгляд.       — Прекрати, Лиа! Ты пьяна! Не веди себя, как шл.! — Он резко оборвал речь и, поджав губы, отвернулся, контролируя изо всех оставшихся сил свои резкие высказывания.       — Как кто?! Как шлюха?       Переспросила я, не дожидаясь ответа. Мои губы прильнули к его бедру и, проходясь по грубой ткани брюк, плавно перемещались к ширинке, что уже до предела обтянула его эрегированный член. Губами касаюсь всего выпирающего, не упуская возможности, как только Жан ослабил хватку, запустить замерзшие ладони ему под свитер, удерживаясь за его напрягшийся пресс.       — Разве ты не хочешь меня? — гляжу на него исподлобья, не прекращая своих манипуляций губами.       — Прекрати… сейчас же… агх… — он словно задохнулся, когда я сжала его рукой через ткань брюк.       — Нравится, значит…       — Прекрати! — внезапно его голос набирает силу. Я чувствую это по тону и по его взгляду, что вот-вот испепелит меня, как алкоголь испепелил весь здравый смысл во мне. — Как можно быть такой безрассудной!       Я прикрываю глаза, готовясь выслушивать изрядную порцию за мой проступок, но он грубо хватает меня за локти и тащит ближе к кровати. Моя пьяная координация даёт явный сбой, и вмиг ватные ноги уже не в состоянии сами держать меня, и я снова поползла вниз к ногам Жана.       — Это то, чего ты хотел?! Меня такую?! — гневно бросаюсь словами, сидя на шелковом ковре, сжимая до боли свои кулаки. Пьяный бред начинал выходить из-под контроля, переходя из стадии «игривой кошечки» в «разъяренную тигрицу».       Жан снова подхватывает меня и тащит до самой кровати, еле ставя на обессиленные ватные ноги, впивается в губы, вонзая острые клыки в нижнюю губу. Гнев пронзает каждую его часть, не позволяя контролировать силу укуса. Я вскрикиваю отчаянно, сжимая глаза, прихожу в чувства.       — Оставь меня! — пытаюсь вырваться из его хватки, толкая в грудь, даже не чувствуя, как тоненькая бордовая струйка стекает с губы по подбородку.       — Когда уже закончатся твои игры! — Жан хватает меня за подбородок, сдавливая скулы, большим пальцем размазывая каплю крови по нижней губе. — Ты противна мне в таком состоянии! Приди в себя и ложись спать. — В лицо прошипел он сквозь зубы, а после отбросил к кровати, как какую-то ненужную вещь, и направился в сторону двери, поправляя на себе одежду. — А не хочешь, уходи! Твоя взяла! Я не могу так больше! Сколько бы я не старался, мои чувства для тебя вовсе ничего не значат… ты думаешь, я не вижу, как ты смотришь на меня, или я не замечаю, что ты избегаешь каждого моего прикосновения? Сторонишься ложиться вместе в постель, придумывая себе любую «работу». Я что, слепой, по-твоему?! Хватит, Лиа, я устал! Я, правда, очень устал от этого!       Дыхание сперло от его слов ещё больше. Я снова все порчу. Что бы я не делала, в последнее время все идёт против меня. Я и сама устала каждый раз оступаться, мне лишь хочется быть счастливой и, да, быть совершенно безрассудной. Набравшись последней капли смелости, почти у выхода я настигла его, отчаянно касаясь его, обнимая со спины.       — Прости меня, Жан… прошу, останься.       Какое-то запоздалое прозрение настигло меня в последний момент. Простояв так ещё минуты две, Жан не выдержал, взял мою ладонь со своей груди и поднёс к своим пересохшим губам. Он повернулся ко мне уже другим, встревоженным, отбросив абсолютно весь гнев и злость, обнял, кладя одну руку на живот.       — Прошу, не делай так больше, Лиа. Мне… Мне правда это очень дорого.       Я ничего не ответила, лишь прижалась к нему всем телом, вжимаясь щекой в колючий свитер. Впервые мне стало с ним хоть немного спокойнее.       — Останемся сегодня у Аккерманов или поедем домой? — гладя меня по спине, спросил Жан.       — Останемся…       Греховное искушение все же берет верх над ним, и Жан целует меня, но уже нежно, насколько это возможно, и мне от этого действительно сладко и хорошо. Я принимаю его нежность, поддаюсь его желанию и сдержанной страсти. Приоткрыв рот, впускаю его язык, позволив взять контроль над ситуацией. Жан не торопится, лишь продолжает целовать, без устали, настырнее, горячее, но больше ничего. И без того ватное тело расслабляется, чувствуя, как длинные пальцы еле касаясь поглаживают спину, поднимаясь до лопаток и спускаясь по позвоночник, не доходя поясницы. Подхватив ритм безумного танца наших губ, дыхание непроизвольно, становится сбивчивым, и тогда его рука смело и бесцеремонно нащупывает крохотный замочек на спине и тянет вниз. Лямки платья, тут же ослабляясь, красным бархатом спадают по плечам.       Я закрываю глаза, все как в тумане, и мне ничего не остаётся, как быть во власти бесовского соблазна и больше не противиться ему. Разрываю поцелуй лишь только тогда, когда кислорода становится категорически мало. Я чувствую, как мои уже пунцовые губы горят и изнемогают, и сумасшедше дыша, смотрю в затуманенные, чарующие, карамельного цвета глаза Жана.       — Мы можем не делать этого… — Ему нужно лишь убедиться, что сейчас мне этого действительно хочется. Не как тогда на кухне, а по-настоящему, каждой частичкой. На что я ничего не отвечаю, только с ещё большей страстью примкнула к его податливым губам.       От Жана пахнет дорогой замшей и табаком только что выкуренной сигары. Сегодня он другой, для меня другой. Ведь алкоголь мутит мой разум до невообразимых решений, но это к лучшему, именно так я могу видеть Жана таким, каким он этого заслуживает, заботливым и любящим, ничуть не хуже марлийского разведчика. Его прикосновения разжигают на моем лице румянец, и кажется, что я пьянею от него ещё больше. Жан то спускается, то поднимается, губами влажно обводя изгибы моей шеи. Каждой ключице достаётся поцелуй и нежный укус. Возвращаясь, он снова припадает к моим губам, что все ещё болят от недавно снизошедшего гнева. «Прости. Прости», — шепчет в губы, зализывая, зацеловывая свежую рану.       Легким движением мужские руки спускают лямки моего и без того воздушного бюстгальтера, и припадают к груди, то сжимая их, то нежно массируя.       —Аах…       Выдыхаю ему в губы, и, понимая, что сейчас действительно готова отдаться ему, стягиваю с него плотный свитер, лишь на кратчайший момент прервав нашу близость. Я знаю, как Жан скучал по моим прикосновения, полных любви и страсти, получая взамен лишь равнодушные касания и машинальные ласки, как скучал по жарким, бессонным ночам.       Мои руки вырисовывают узоры подушечками пальцев на его крепкой груди, слегка касаясь кожи и коротких волосков.       Сдаюсь.       От меня несёт спиртным так, что комнату пропитывает этот жгучий запах, но кровь в венах вскипает именно от мужчины, что стоит напротив.       — Лиа, детка…       Его прерывистое дыхание не позволяет четко выговаривать слова, губы полуоткрыты, а еще полчаса назад идеально уложенные волосы хаотично растрёпанные.       — Закончишь начатое? — на выдохе произносит он каждое слово, подталкивая меня к кровати, что располагается позади. Я все ещё чертовски не в себе, но прекрасно понимаю его намёк. В эту минуту мне до безумия хочется сделать ему приятно. И ощущая позади кровать, тихо прошу его поменяться со мной местами.       Я выглядела до неприличного вызывающе, и будь я не так пьяна, точно бы не была так раскована. Кружевные чулки, были немного спущены, а высокие лакированные каблуки утяжеляли каждый шаг. Подкашиваясь и держась за руку Жана, я наконец обошла его и с силой, что ещё осталась в моем теле, толкнула его на кровать. На что ему оставалось лишь с жадностью наблюдать за дальнейшими действиями.       Уперевшись руками ему в колени и причмокивая в его губы, наконец опускаюсь на колени.       — О-о черт… — он закусил губу, и это выглядело чертовски возбуждающе.       Не спеша расстёгиваю ширинку брюк и стягиваю сразу вместе с боксерами. Я и забыла, когда прикасалась к нему по собственному желанию в последний раз. Не могу более медлить, наклоняюсь вперёд, обхватываю его член губами и начинаю осторожно сосать, обхватив основание пальцами, параллельно обвожу языком головку.       Пытаясь разглядеть его исподлобья, замечаю, как ему хорошо: он откидывается назад, прижимая кулаком губы, приглушая свой стон. Чувствую каждую мимолетную судорогу его тела. Пока я завороженно наблюдала за процессом, Жан уже еле сдерживает себя, то закусывая нижнюю губу, то прикрывая рот рукой и глухо мычит.       — Л-ли.фак как хор…       Он проглатывает остаток слов, задыхается, когда я углубляюсь настолько, насколько могу. Алый румянец покрыл его переносицу, а распухшие от поцелуев губы слегка приоткрыты, он смотрит на меня помутневшим полуприкрытым взглядом, в котором лишь ненасытное вожделение и мольба не останавливаться. Бедра подрагивают, его дыхание учащается каждый раз, когда я углубляюсь. Тяжелая рука легла мне на затылок, осторожно собирая волосы в кулак. Я и не думала, что это заведёт меня. Слюна стекает по члену, капая на мои чулки, на ковёр, что застелен у кровати, оставляя вязкие капли, впитываться в него, и от всего этого зрелища я начинаю сдавленно постанывать. Рука на затылке сжимается сильнее, начиная двигаться, задавая нужный ритм.       — Я… сейчас кончу…       Жан отстраняет меня, бросив на кровать, я уже и сама изнемогаю, хочу разрядки, хочу раствориться на этой постели. Он накрывает меня своим телом, порвав на мне тоненькую ткань трусиков. А дальше все как в тумане, я проваливаюсь в пучину страсти и опьянения, не помню, когда мы закончили, не помню когда я выбилась из сил и заснула у него на плече, но это было явно хорошо, настолько, что коллеги внизу точно потеряли нас надолго. ***       Щурясь от едкого запаха, что резал горло, я недовольно распахнула глаза. Рука Жана, что крепко обнимала меня, поглаживала оголенное плече.       Жарко.       Душно.       — Леви в ярости будет, что ты курил в гостевой.       — Он чересчур помешан на чистоте, его в любом случае бы что-то смутило. Как минимум слюни на ковре после умопомрачительного ми.       — Я все протру! — нахмурилась я, фрагментами вспоминая уже на отрезвевшую голову нашу недавнюю «ссору».       — Да чего ты, я ведь шучу, малыш. Я проветрю позже, не переживай, он и не заметит.       — Я могу быть откровенной с тобой?       — Конечно, детка, все что угодно. — Он сделал последнюю затяжку, прищуриваясь, и потушил сигарету в бокале с остатками вина.— Я весь внимание.       — В больнице… — я замешкалась, уже сторонясь последствий и не понимая, правильно ли я поступаю в этот раз. — В больнице, после того, как я пришла в себя…       — Я знаю, Лиа. Если не хочешь, ты можешь не продолжать.       — Ты знаешь?!       — Я знаю, что Браун приходил к тебе.       — Так ты знал все это время? — я немного отпрянула от него, вопросительно выжидая ответа.       —А ты думала, я так долго ходил за водой… Ах, Лиа… Тогда, в торговом, когда ты потеряла сознание, нашёл тебя совсем не я. Не знаю, как и почему, и не хочу даже об этом думать, но там оказался твой Райнер. Я тогда стоял у прилавка, выбирал часы в подарок Аккерману, как мне позвонил Браун. Честно, я был настолько обескуражен, что даже забыл, о том, что ещё пару минут назад ты была со мной. Мне казалось, что все, что во мне осталось, это ненависть и необузданная ярость. Я мечтал убить его как только увижу. Он не сказал ничего о тебе, знал, что мне для встречи будет достаточно лишь его звонка. Но когда я выбежал, переполненный гневом и ненавистью, на парковку и увидел тебя без сознания в его машине, я, правда, благодарил небеса, что он тогда оказался рядом с тобой. Мы не сказали друг другу ни слова, все и без того ясно, и лишь по приезду в больницу он попросил передать тебе рождественский подарок от него. Сухо, кратко… по-мужски, но я видел по нему, как это много значило для него. Тогда я и решил, что если, между вам действительно есть что-то большее, чем просто мимолетный секс, то не стану препятствовать и, как бы больно мне ни было, отпущу тебя. Но все сложилось ты сама знаешь как… — Жан повернул ко мне голову, смахивая с моего лица чёрную прядь, заводя ее за ухо. — Твоя беременность, Лиа, это какое-то благословение с небес для меня…       Жан задумался, нахмурившись, всматриваясь в тоненькую расщелину на потолке, а потом снова продолжил:       — Могу задать тебе встречный вопрос? Только обещай быть честной на этот раз!       — Да, конечно Жан, — я натянуто улыбнулась и показала ему скрещённые пальцы, дав формальное обещание.       — Не будь ты беременна от меня, ты ведь сбежала бы с ним в Марли?       — Да… — не задумываясь ни на секунду, ответила я. Я не могла и не хотела врать ему. Точно ни в этот раз. — Но теперь это не имеет никакого значения.       — Спасибо тебе за честность. Хотя я понял это с того момента, как ты нацепила его подарок себе на шею.       Мне почему-то стало дико не по себе от этого. Ведь он все знал и понимал, что ни его подарки, ни забота, ни он сам не были мне дороги. Непроизвольно я сжала в руке кулон, который висел на моей шее, словно пытаясь сберечь что-то очень сокровенное. Но когда я говорила о Райнере, больно мне больше не было. Я словно выплакала всю горечь, что отравляла меня за все это время. Приняла Жана, даже приняла свою незапланированную беременность. Но я истощена.       Морально.       Сейчас я просто я, и я опустевший сосуд. Без дикой влюбленности, без безумства, что подарили мне ночи в постели другого мужчины, без сумасшедших безудержных чувств.       Без моего Райнера Брауна…