***
В конце октября в город окончательно пришла осень. Через день по крыше домов барабанили сильные капли дождя, а давно разукрашенные неведомым художником листья опадали на землю, накрывая её причудливым покрывалом. Таким выдалось и это утро - утро, когда все и началось. Актёр Анатолий Аристархович Сингапуров просыпался всегда с неохотой. Он весьма картинно открывал глаза, протирая их восьмидесятичетырехлетними дряхлыми руками. Затем он вставал и, доходя за несколько минут до хорошо обставленной ванны, начинал мономимический спектакль. В гостиной, которая находилась прямо напротив гардероба, где он надевал свою лучшую одежду на выход, всегда играла одна и та же музыка – Ария Мистера X: «Всегда быть в маске…» - бубнил он себе под нос. Даже если он и умел когда-то петь, то к своему очередному юбилею точно делать это совсем разучился. Далее всегда шёл ежедневный ритуал в виде косметической пятиминутки, когда Анатолий Аристархович неудачно, но весьма старательно замазывал свои морщины и другие неудачные подарки старости. В тот момент он всегда воображал себя графом из времен Рококо или барокко, что было весьма комично – один из его дальних предков того времени – крестьянин, погибал от голода на болотах, где воздвигалась новая столица. После же, не здороваясь со своей уборщицей Антониной, которую он только приказывая называл Тонечкой, он выходил в подъезд и, морщась от грязи и разрухи помещения, нырял в холод осенней зари. — Андрейчик, подавай-ка мне машину, - кричал он стоящему всегда где-то поодаль личному водителю. Он быстро садился на заднее сиденье, картинно чихал и вытирал сухой нос платком с вышитыми золотыми нитками вензелями. – Сколько же можно ждать тебя, голубчик мой? – произносил он и погружался в сладкую дрему. К театру он подъезжал одним из последних. Кокетливо подходя к молодым девушкам и не удостаивая вниманием остальных, он проходил внутрь, сворачивал в жёлтый коридор в поисках своей гримерки. Там, справа от большой дубовой двери висели две металлические таблички. На одной, позолоченной чёрными ветвистыми, будто от руки написанными буквами было написано:Артист А.А. Сингапуров Посторонним – не беспокоить!
Вторая табличка была серебряного цвета, и на ней печатными буквами было написано:Артист Я.И. Иванов Добро пожаловать!
Такое странное соседство всегда раздражало. Однако, старому эстету всегда снимал напряжение приносимый кем-то поднос с ассорти из свежих фруктов и богатыми закусками. Гримеры выполняли всегда несколько его поручений: свою основную работу, кормление старика с подноса и выслушивание его критических замечаний и даже оскорблений. — Дура! Ну левее, видишь же, что не-ров-но! А-а-а! Волосы порвешь! — трогая свои три волосинки чуть ли не плача, возмущался он. После полутора часа такой экзекуции, происходил прогон. Уже около пяти лет он играл сатира в постановке по мотивам то ли мифологии греков, то ли римлян. «Черт его знает… Они все равно никому не интересны» - говорил он перед выходом. Старых артистов практически в этой постановке и не было, а молодые избегали угрюмого старикашку (как говорили юноши) и похотливого козла (так уже отзывались о нем девушки). — О, Юпитер! За что все так! — кривя душой, произносил он. Сатир умирал, а Сингапуров откровенно скучал. После недовольного замечания режиссёра артист в тот день повторил реплику раз пять. Дело с мёртвой точки почти не сдвинулось, и старик вернулся в гримерку уставшим, печальным и злым. Устроив всем гримерам и гримершам разгром, он немного успокоился и, опустившись на красивый кожаный диван, уснул. — О, Юпитер! – говорил кто-то будто имитируя его собственный голос, проходящий через какую-то невидимую преграду. После реплики раздался раскат грома, он увидел как сверкнула молния и быстро очнулся. Про сон он, конечно, никому ни сказал, сочтя это глупостью и, если быть честным, плохой приметой. Перед первым актом, стоя за кулисами, он поддался желанию и выглянул в зал. Людей было немного. Едва ли пол зала было занято. Кто-то спал сильно храпя, кто-то громко разговаривал по телефону. Его же внимание привлёк мальчик. В его внешности прослеживались какие-то знакомые черты, но уловить пришедшую только что мысль он уже не смог. Два маленьких глаза смотрели с каким-то мощным огнём в ожидании представления. Другие дети бегали и кричали, а он сидел почти неподвижно. Отыграв первый акт, Анатолий Аристархович отправился на перерыв. В мыслях крутился мальчик, сон после прогона. Радость, которая и обычно едва проявлялась на лице старого артиста, сегодня и вовсе отсутствовала. Начинался второй акт. Вновь на старого актёра нахлынуло желание взглянуть в зал. Он ожидал увидеть что угодно, но картина повергла его в шок. На месте мальчика сидел юноша. Взгляд его был не горящим, но серьёзным и оценивающим. С таким надменным лицом ходил и он - выпускник театрального. Лицо снова показалось ему знакомым. На лбу выступили капельки пота. Второй акт начался в суматохе мыслей, но потом как-то выровнялся. Сингапуров вышел немного вперёд, чтобы читать ту самую злополучную реплику: — О, Юпитер… - после этого он в третий раз взглянул в зал. На месте мальчика и юноши сидел… Он сам. Рядом же расположилась бледноликая седовласая дама в чёрном. Взгляд актёра поплыл, все потемнело, и он полетел в бездну.***
— Где я? – сказал старик и осмотрелся. Бездна на то и бездна, что она будто бы и не планировала заканчиваться. Посмотрев вниз, он увидел, что приближается к увеличивающейся белой точке. — Ты? Не понимаешь? В тебя ударила молния! Все ещё пребываешь в неведении? Перед его глазами возник образ его же спутницы из зала. На её губах появилась тень улыбки. — Молния??? Бред! Крыша же нов… - он вдруг прозрел и в тот же момент услышал какой-то странный шипящий звук – старуха смеялась. — Я покажу тебе кое-что… Старуха и чёрная бездна перед ним исчезли. Взгляду предстали картины прошлого: мальчик читает стих посреди большого зелёного сада, а взрослые, сидящие за длинным столом прямо среди деревьев, смеются и говорят «Ну и артист!»; юноша смотрит в зал, только что отыграв свой выпускной спектакль; наконец он сам, старик, живёт свой последний день. — Зачем тебе нужно было увидеть это? — Затем… — Лучший артист - далеко не тот, кто способен войти в роль, лучшим становится артист, который может благополучно из нее выйти. — Справедливо… Я ещё вернусь туда? Старуха загадочно улыбнулась и исчезла. Анатолий Аристархович же в тот же миг оказался в своей гостиной. Напротив неё не было гардероба лишь почтовый ящик. Рядом с диваном, на котором он оказался, на столике ручной работы заиграл граммофон:«Устал я греться У чужого огня, Но где же сердце, Что полюбит меня. Живу без ласки, Боль свою затая. Всегда быть в маске – Судьба моя.»*