Погибший на детородном органе

      Уж слыхал я, что некий маньяк в нашем тихом райончике вдруг деятельность свою жестокую начал. Славился приёмом вытаскивания кишки из заднего прохода и наматывания её на деревья. Уж узрел одного из его жертв воочию, да вот только одно на ум приходит: "болтается, словно на рождественской гирлянде, висельник на собственной кишке. Кверху задом висит, мертвечуга, макушкой земли касается!".       Зрелище не из приятных, но чего сейчас только не увидишь, пока сходишь в близлежащий магазинчик за хлебом да туалетной бумагой. Уже всех бомжей переубивал негодяй этакий, никого не видать с утра в очереди за новой порцией согревающей тело и душу водки. Был у меня знакомый бомж, всегда сидел на лавке у подъезда, отчаянно ждал моего возвращения с работы, дабы получить очередные гроши на алкоголь. Жалел я его, интересный, однако, был человек! Иногда, бывало, вместе выпивали, ну а как ещё от этой чёртовой рутины отдохнуть? Погряз я в ней по самую шею, ещё чуть-чуть и захлебнусь да помру от скуки. А бомж, Петькой звали, много чего рассказать мог, как выпьет. Всё про роботов мне твердил, что его с Гитлером познакомили. Хороший, оказывается, мужик был, этот Адольф, говорил! Да вот только не верил словам я его, знал, что всё белочка с ним шутки шутила. Но не говорил ему ничего, пускай радуется мужик.       Сейчас и его не стало. Небось убил маньяк его этот где-то рядом с домом моим! В неосвещаемой фонарями зоне! Жаль мужика, несчастно просуществовал на Земле, но чего поделаешь? Отмучился, как говорится. Пожалуй и меня смерть скоро поглотит. Никто и имени моего не вспомнит, да только плевать я хотел. Как выхожу из дому, так сразу надеюсь снова на лавке Петьку увидать, надежда и скорбь тяготят сердце моё!       Ввечеру за пивом отправился, авось легче станет от мыслей удручающих. Покрепче бы чего выпил, да нельзя по будням, не то прогул на работе, а того и гляди увольнение. Не хочется проблем новых зарабатывать, всё-таки ещё не целиком я пал в вечном сражении с думами о бессмысленности жизни и последних попытках оставаться в здравом уме. Шагаю, да весь в напряжении: не знаешь ведь чего и ожидать. И вдруг удары какие-то услыхал, будто по металлу стучали! Остолбенел сначала от неожиданности, но, делать нечего: пошёл глядеть, что творится. Вижу мусорный бак стоит, гремит в нём что-то непонятное. Может полчище крыс в поисках еды? Крышку открываю, а там – человек лежит! А стучало-то что? Неужто судороги предсмертные? Совсем не ожидая узреть тело младого хомо сапиенса я тотчас вздрогнул, а он, живой всё ещё, смотрел на меня: глаза, казалось, вот-вот закатятся, а тело дух испустит. — Помогите.. — выдавил подросток из разбитых уст своих, покрытых кровавыми расщелинами. Он всё продолжал стучать ногой, призывая на помощь. Ну, деваться некуда, пришлось спасать. Из мусорки вытащил, приволок домой. Бросил вонючего на ковёр в коридоре. При свете ламп хоть рассмотреть получше смог: длинные волосы содержали очень уж большое количество всякого дрязга с помойки; пахло от него отвратительно; штаны где-то потерялись; рваные трусы издавали вонь тухлой урины; разбитое лицо корчилось от физической боли и безнадежной печали: чувствовал парень, что не выживет; тело расписалось гематомами страшными да увечьями от острого лезвия – надобно конечности перевязать, пока совсем кровь не потерял. — Ты чего в мусорном баке-то забыл? — спросил я подростка и поднёс водицы полную кружку, авось полегчает. Тот попытался присесть, да безрезультатно: за голову схватился, глаза закрыл, зубы сжал – больно-то как, сердяге! Я уж было подумал: "сейчас точно помрёт". Но нет, слышу, мямлит что-то под нос себе, так и зениц не раскрыв, на вопрос ответить пытается. Я приподнял его и он смог принять сидячее положение, опираясь спиной на стену. Тогда я начал вливать воду горемыке в рот. Несчастный подавился: закашлял да засвистел. Схватил я его и как начал по спине хлестать, думал позвоночник проломлю! Но нет, вроде прокашлялся, кислороду вдохнул да полегчало ему. Я на корточки напротив него присел, а он всё пялил глазёнки свои измученные. — Отвечай на вопрос! — приказал я, желая узнать подробности местонахождения в мусорке. Уверен я был: маньяк его в баке расположил. — Прос..то... С парнем п-поссорился, — разобрал из бледных уст. — С каким парнем-то? — С-со своим...       Содомит, значится. Да ещё и в помойку выкинули, любовничка. Начал думать: стоит ли помогать отбросу этому. Всё ж таки потомства не даст никакого, а если и вылезет из него что, то лишь непригодное существо! — Лежал долго? — Не...помню... — Долго-долго, раз в труселя помочиться успел. — Спасите.. — в глазах, казалось, окончательно потухла надежда, голова опустилась. Возможно ему просто стыдно стало за обоссаные трусы. Вдруг вспомнилось, что раны его кровоточат. Снял носки свои да перевязал. Первыми они мне под руку попались, а медлить уж нельзя было. Пошёл в скорую звонить: парень хоть и мужеложец, но человек всё ж таки. Возвращаюсь, смотрю: подняться пытается. — Ты чего делаешь-то? — Надо переод-деться... — о комод руками упёрся в попытках равновесие удержать. Но все ж не выдержал и таки упал, несчастный. Головой ударился, но всё равно не умер. Лежит, лицо корчит, а меня всё смех обуревает. Какой же, думаю, тупой дурак! Но как-никак решил помочь ему до ванной добраться – на себе пришлось гомосека смердящего тащить.       Принёс, значит, в ванну посадил, а раздевать-то кто будет? Вот и сам начал одежду грязную с него снимать: самодельные бинты оставил, конечно же, а как дело до трусов дошло, смотрю, а там будто что-то припрятано! Спустил, глянул, а у него, оказывается, кишка, столь крупная и сочная, из зада вылезла. Как вся эта картина голову мне вскружила! Понял я, что парень жертвой маньяка стал, недаром нутро вылезло из отверстия анального. Хотел воду включить, дабы помылся он, да и вспомнил, что горячую отключили, черти! Холодной-то нельзя, совсем простудится. Спустил тогда штаны свои да прямо на него жёлтой струёй полил. Мальчишка зажмурился, застонал: — Не...надо... — он закрылся от меня руками и заметил я, как сильна его дрожь. Скукожился мальчуган, а я давай ему пальцами по кишке проводить. Мягкая, влажная – приятно-то как! Задумался я о беспомощности мальца и как начал энергично наяривать. Секса-то давно не было, а тут такой гостинец, словно дарованный свыше. Хотелось тепла, дак и залез в ванну к нему, да прямую кишку стимулировать начал в такт с собственным детородным органом. Тогда и у бедняжки тычинка вздыбилась – решил я, что это знак согласия. Паренёк по-прежнему пытался отбиться, но слишком уж слаб был. Я обхватил горячую внутренность ладонями, поцеловал, да проник туда напоследок, вытягивая её из заднего отверстия и снова вдалбливая толчками внутрь подростка. Несчастный пыхтел, из последних сил вырывался, но должно было ведь ему нравиться: не зря он гомосексуалистом-то родился! — Так этот маньяк – твой парень? — я задал вопрос, чуть замедлив страстные движения. Я был максимально голоден, поэтому снизить темп казалось крайне тяжёлым испытанием. Но мальчишка лишь задыхался, не в силах ответить на вопрос. Да уж, плохая идея с ванной была поди.       Я попытался остановиться, подмытый желанием услышать ответ. Как хотелось самостоятельно маньяка этого словить да отмстить за Петьку по полной! Тот молчал, за что получил удар по лицу. Тут-то мальчик мотнул головой отрицательно, да так слабо-слабо. Он столь жадно втягивал воздух, что дыхание уж стало похоже на клокочущие хрипы. Я смело продолжил двигаться внутри. Показалось, что лицо его приобрело синюшный оттенок, но освещение в ванной было больно уж тусклым и я решил не обращать внимания. Вдруг как головёнку вперёд киданул, да и вывернуло его на нас обоих. Полностью изнемождённый, он закрыл глаза и не слышал я дыханья его более. Усоп малый. На пенисе моём взял да издох. Семя выпустить даже не успел в него живого, а там уж глядь, да в дверь долбить начали. С ужасом вспомнил я, что врачей ему вызывал!       Собрался я тогда мгновенно, да так и оставил подростка в ванной нагишом лежать. К двери подхожу открывать: чувствую, трясёт меня безумно. Зубы друг о друга как давай стучать, не остановишь. Открыл я дверь врачам, лицо скривил страдальческое, а тело всё дёргалось в судорожных танцах. Сказал я им о гибели, они глядеть пошли. Пациента узнали, оказывается, заболевание у него неприятное было – ректальный пролапс. Сотрудники полиции приехали, кишку прямую увидели, так и в тюрьму меня закатали на срок пожизненный, да кличку дали: "маньяк анального прохода". Даже после смерти останусь я в памяти каждого при новом имени.       Отбываю наказание и по сей день, да только никаких явственных изменений не произошло в жизни – как гнил в доме своём, так и в клетке догниваю.