Мгла

Это был самый обычный день. Ну как день — скорее не очень раннее утро. Это был самый обычный поход за покупками. Предрассветного неба не было видно совсем — туман плотным покрывалом закрывал почти всю видимость — Райнер из-за этого тяжело вздыхал. От света фар не было практически никакого толку. Это был его единственный выходной. И вместо того, чтобы сейчас отсыпаться в тёплой постели, прижимая к себе худощавое, такое долгожданное тело, вместо того, чтобы одаривать поцелуями острые плечи, он вынужден был сейчас ехать в этот долбанный гипермаркет. Продуктов дома совсем не осталось, и если он и Конни как-то могли перетерпеть это до обеда, то дети требовали завтрак. Габи и Фалько, точно также, как вчера напросились на ночёвку к "самому лучшему-доброму-крутому-замечательному-офигенскому дяде", сегодня напросились и в этот поход за покупками, и сейчас от чего-то смеялись на заднем сиденье машины, иногда перебивая друг друга хлопками небольшой подушкой о соседнюю голову. Их не смог убедить остаться дома даже невероятно красочный рассказ Конни о том, что это будет самая скучная поездка в их жизни. Ребят было уже не остановить. На данный момент душу Райнера грела лишь одна мысль, от которой что-то приятно сжималось где-то на уровне живота — это их первый совместный поход в магазин. Их первые совместные покупки для их дома. Их дом — так непривычно, но так по родному звучали эти слова. Словно не было в их жизни никаких преград, и живут они вместе не всего лишь неделю, а уже целую вечность. Как и предсказывал Конни, для ребят всё проходило очень скучно. Уже через двадцать минут пребывания в магазине Габи начала хныкать и проситься домой. Фалько лишь зевал, тёр небольшими кулачками глаза и кивал, соглашаясь со словами подруги. Ещё через двадцать минут она упрашивала Райнера купить ей ту огромную акулу, в качестве компенсации за испорченное утро. Райнер так и не понял, откуда Габи знает такие слова, но акулу купил, и девочка на время притихла. Правда, игрушку сунула в руки Фалько — самой её нести ей было сложно. Грайс и не возражал, только сильнее прижимал к груди это синее чудовище, как шёпотом высказался Конни, словно обещание давал – не подведёт, не уронит, донесёт до машины в целости и сохранности. Конни лишь умилительно улыбался, глядя на этих двоих. Райнер взгляда оторвать не мог от такой идиллии. Он наконец-то позволил надежде на что-то новое, лучшее, чем было у него раньше, пустить корни глубоко-глубоко, куда-то под лёгкие. И на этот раз он не боялся, что что-то пойдёт не так. Мама больше не допекает его своей заботой. Родители Конни приняли его, как родного. Миссис Спрингер во время каждого звонка сыну зовёт их в гости, и те каждый раз обещают вскоре приехать. Кажется, они всё-таки смогут выполнить своё обещание. Особенно сейчас, когда и с работой у обоих всё наладилось. Теперь они могут наконец-то просто жить, наслаждаясь временем друг с другом, а не существовать от выходных до выходных, общаясь в промежутках лишь с помощью звонков и смс. Чем ближе подходила их очередь к кассе, тем сильнее Габи жалась к ноге Райнера. Она боялась темноты, а туман за окном не пропускал ни единого лучика солнца. Вроде уже рассеяться должен, а вместо этого лишь сильнее сгущается. Кажется, даже звуки он поглощает — на памяти Райнера этот город ещё никогда не был таким тихим. Впрочем, шуму в магазине было достаточно, чтобы заглушить неясную тревогу, мелким и противным червячком засевшую где-то на окраине сознания. — Странно.. Связь пропала, — донёсся сзади удивлённый голос Конни. — Я не успел твит отправить, — он немного обиженно продолжил и посмотрел на Райнера так, словно тот может что-то сделать. Райнер посмотрел в свой телефон — в том месте, где обычно был значок интернета, сейчас белел крошечный крестик. — У меня тоже связи нет, — Браун пожал плечами. — Возможно, какие-то работы ведутся на вышках? — Возможно, — тихо повторил за ним Конни. Ещё раз тяжело вздохнув, он отвлекся на детей — те сейчас пытались набрать в корзинку кучу сладостей с прилавка. Райнер улыбался — идиллия. Идиллия прервалась внезапно: всё началось с чьего-то крика, донесшегося с улицы. Всё началось с удара о плотное стекло и красного, нечёткого отпечатка ладони по ту сторону окна. Всё началось в полдень, когда солнце должно было ласково греть человеческие макушки, а не трусливо прятаться за плотной стеной тумана. Всё началось, и жизнь всех людей в тот момент разделилась на до и после: на тихое, ленивое, сонное начало дня и на часы, полные страха за свою жизнь. Раньше Райнер был уверен – такое может произойти только в страшных фильмах. Или в кошмарах. Ему сложно было представить ситуацию, в которой он будет сидеть за прилавком, прижимая к себе Габи, где Конни будет, сидя рядом, так же крепко держать Фалько. Где он будет зажимать уши своей маленькой кузине, чтобы та не слышала протяжного стрекотания с улицы. Где люди вокруг будут так же сидеть и скрывать лица в ладонях, приглушая всхлипы и скрывая слёзы — все напуганы, но никого не отпускает необходимость казаться сильными и бесстрашными перед лицом опасности. Раньше Райнер не мог представить себе ситуации, в которой от верной гибели его будет ограждать лишь четыре стены. Четыре Тонкие Не кажущиеся надёжными Но единственными спасающими сейчас от ужаса снаружи Стены. Кто-то не выдерживает — либо нервы сдают, либо его уверенность в собственной удаче черезчур высока, но один мужчина, подхватив под руки своих детей и потащив за собой жену, решил добраться до машины. Райнер даже дыхание затаил, когда мгла поглотила их: получится ли? Смогут сбежать? Доберутся до автомобиля и правда спасутся? Тогда ведь можно будет и самим попробовать.. Мысль прерывается, так и не успев оформиться до конца. Мужчина, уже один, с головы до ног покрытый кровью, истерично стучится в прозрачную дверь, умоляя, чтобы его впустили. Впустить не успевают — лапа, огромная, мохнатая, протыкает его грудь, утаскивает назад, обратно в туман. В этот момент даже магазин всех звуков лишился. Габи плакала. Фалько храбрился, пытался утешить её, но было видно — он и сам еле держится. Его губы дрожат, руки с трудом держат даже игрушку, но он не сдаётся. Обнимает подругу, шепчет, что всё хорошо будет. Напоминает, что они не одни — дяди Райнер и Конни уж точно не дадут их в обиду. Конни в ответ кивает. Улыбается. Слабо. Конечно не дадут. Защитят. Спасут. Габи лишь сильнее плачет — не хочет, чтобы они рисковали собой. Не хочет, чтобы они погибли так же, как тот дядя. Райнер называет того дядю "глупцом" и обещает, что они будут умными и не поступят так же глупо, как он. Габи немного успокаивается. Её грудь всё ещё дрожит, а глаза полны непролитых слёз, но она старается. Хочет быть такой сильной и храброй, как Райнер. Она сжимает кулачки и кивает ему в ответ. Всё обязательно хорошо будет. Туман пройдёт. Рано или поздно — он не может стоять вечно. А до того времени они могут жить в магазине. Брать бесплатно продукты и спать на полу, накрывая его одеждой или залезать в палатки из туристического отдела. Практически детская мечта сбывается. Надо только не думать о том, что на улице происходит. Они и не думают. Несколько спокойных часов не думают. Если, конечно, можно назвать спокойными часы, в течение которых ты изо всех сил стараешься не прислушиваться ко звукам чудовищ, которые должны быть только на страницах детских страшилок, и стараешься не поддаваться панике, которая, кажется, лишь силу с этими часами набирает. Люди вокруг — как безумные; кто-то вспоминает все молитвы подряд, даже если до этого в церковь ни разу не ходили. Кто-то уже начинает территорию делить, словно важнее этого нет ничего, словно им не объединиться нужно, а наоборот, разойтись по разным сторонам ещё больше, чтобы, в случае чего, их по одиночке разбить можно было. Райнер бьёт себя по щеке — нельзя. Нельзя сейчас думать о худших сценариях этого дня. Ловит на себе встревоженный взгляд Конни, и не находит в себе сил ответить. Только подсаживается поближе, и обнимает сильнее, берёт его ладонь в свою, сплетает пальцы в привычном движении, целует костяшки пальцев, устраивает подбородок на бритой макушке. Закрывает глаза, слушая успокаивающее дыхание Конни и уснувших рядом детей. Не обращает внимания на осуждающие взгляды со стороны и чей-то ядовитый шёпот. И почему сейчас это кого-то волнует? Кажется, дай людям волю, и они сами вытолкнут их за дверь. Словно эта жертва остановит кошмар, и всё прекратится. Не остановит же. Но, может, люди сейчас просто цепляются за них, как за соломинку, напоминающую о спокойной прошлой жизни? Ненависть объединяет. Райнер чувствует, как напрягается спина Конни, когда двое, совсем не дружелюбно настроенных мужчин, отправляются в их сторону. Сам собирается встать и попросить их не лезть не в своё дело — в случае чего, и он, и Конни могут постоять за себя. Но не тогда, когда за их спинами прячутся двое детей. Не тогда, когда ещё целая "стая" таких же агрессивных животных внимательно наблюдает за ними и чуть что с цепи сорваться готова. Уже поднимается, когда перед ними вырастает ещё один человек — показывает людям значок полицейского, указывает на кобуру с заряженным пистолетом, и те, плюясь, уходят. Ментов здесь тоже никто не любит. Благодарит его, но тихо, только чтобы ребят не разбудить. Пусть лучше спят, спокойно, и не знают, что их уже, заочно, монстрам скормили. Тот лишь устало кивает в ответ. Хочет что-то сказать, возможно, попросить быть осмотрительнее, чтобы не провоцировать безумцев. Но не успевает — по потолку слышится топот нескольких пар лап. Люди в панике подскакивают — боятся. Не знают, выдержит ли верх здания. Осматриваются. Словно собаки, пытаются учуять слабые места, откуда стоит ждать угрозу. Собираются в большую кучу, вооружённую топорами и ножами — набрали всего по разным отделам гипермаркета. Вот только в их куче нет места маленькой компании, состоящей из трёх мужчин и двоих детей. Те сами по себе. Полицейский — Джон, так его зовут — снимает пистолет с предохранителя и прислушивается. Тихо. Оглядывается назад — смотрит, как двое, совсем ещё молодых парней, держат на руках ещё более юных ребят. Они все ещё совсем дети. Беззащитные не только перед ужасами мглы, но и перед людьми, с которыми неволей оказались заперты в одном месте. Вздыхает, ещё тяжелее, чем раньше, и в голове мысль появляется: безумная, ничем не подкреплённая, но это единственное, что может помочь. Что спасёт от вот-вот должного обвалиться потолка, трескавшегося окна и недобро поглядывающих на них людей. Чистое безумие. — Мы должны бежать до машины, — сказал, как отрезал. Какая разница, где погибать — там или здесь? Исход один будет, если не поторопятся. А сейчас у них шанс есть: когда монстры внутрь прорвутся — они отвлекутся на ту большую группу. Они будут громче и заметнее, чем пять человек, двоих из которых на руках понесут. Райнер головой трясёт — отказывается. Он обещал Габи, что не поступит так глупо и опрометчиво. Конни с ним соглашается и напоминает, что один уже попытался так скрыться, а Джон всё сильнее злится. Убеждает, что это единственный шанс. Говорит, что там, в машине, есть ещё оружие. Обещает увезти отсюда как можно дальше — туда, где нет этой мглы и можно позвать на помощь. Психует сам на себя — не понимает, почему вдруг почувствовал себя таким ответственным за этих незнакомцев. Но уйти без них отказывается. Габи только смотрит с опаской на Райнера, и тот не может решиться на этот план. Не может, пока она сама не говорит: "побежим". И утыкается носом в его плечо, зажмуривая глаза — не хочет смотреть. Райнер на Конни отчаянный взгляд кидает — неужели и правда выбора нет никакого? Тот тоже жмурится, прям как Габи. В ответ ни слова не говорит — только кивает. Боится, что голос подведёт, дрогнет, и тем самым детей ещё больше испугает. Ни он, ни Райнер, не имеют сейчас никакого права на страх. Варианта и правда только два: умереть либо в здании, либо на улице. И почему-то кажется, что теперь, на улице шансов на спасение капельку больше, чем здесь. Осталось только дождаться, когда же они внутрь прорвутся. Прорвутся, и освободят дорогу на стоянку. Джон в кармане теребит ключи от машины. Переживает, но виду старается не подавать — им сейчас не нужно лишнее внимание. Вздрагивают от каждого удара тяжёлой лапой по потолку или стеклу. Из-за тумана не видно их настоящих размеров, но это только придаёт храбрости — порой лучше не знать, насколько правда на самом деле ужасна. В крови откуда-то адреналин берётся — "ну же, скорее". Ожидание губительно. Но сейчас они хотя бы знают, чего ждут. Ждут час. Кажется, что шума снаружи становится всё больше. Словно всех этих монстров, как мотыльков — огонь, привлекает здание, излучающее собой тепло человеческих тел. Ждут два. Шума действительно становится больше. А люди — всё безумнее. Вместо того, чтобы затаиться — кричат друг на друга, спорят за первенство, за оружие, за место в "стае". В середину сгоняют самых беззащитных — детей, пожилых, женщин. А женщины возмущаются: они тоже могут биться. Они не собираются сидеть на месте, дрожа в страхе за свои жизни, пока их детей и мужей убивать будут. Джон проникается к ним уважением. Мысленно жалеет, что машина у него только одна, и уже забита под завязку. Впрочем, когда ловит на себе неприязненный взгляд одной из них, оставляет эти размышления. Надо приготовиться. Ведь уже скоро.. "Скоро" наступило уже через пятнадцать минут. Первым под напором огромных туш сдался потолок — проломился, впуская в здание трёх, четырёх... семерых пауков. Те движутся быстро, даже не смотря на свои размеры — перебирают восемью лапами, клацают жвалами, смотрят вокруг глазами, похожими на соты. Арахнофобы бы тут же сознание от ужаса потеряли. Да и не только они — даже самые смелые сейчас стоят на ногах еле-еле. Колени трясутся так, что кажется, вот-вот не выдержут, и перестанут держать на себе столь тяжёлое тело. Конни раньше никогда не боялся насекомых. Взять на руки кроху паучка или муравья, и вынести его из комнаты, пока сестра жмётся от него в угол комнаты, никогда не вызывало у него особых проблем. Но сейчас, когда он, как ошпаренный, мчался на парковку вслед за Райнером и Джоном, прижимая к себе крепко схватившегося за него Фалько, он понимал, что не сможет больше спокойно смотреть даже на бабочек. Если они выживут.. Нет, не так. Когда весь этот ужас закончится, им всем явно потребуется курс психотерапевта. Закусывает губы — пробивает на истерический смешок. Совсем не время веселиться, когда за ними позади кто-то гонится, а Фалько на ухо кричит: "БЫСТРЕЕ!" Когда уже всякая вера в удачу пропадает, они всё-таки добегают до машины. Влетают внутрь моментально. Запираются изнутри — Конни и дети на заднем сиденьи, Райнер и Джон устроились впереди. Слышится звук заводящейся машины — и вот они уже трогаются с места. Без задержек. Будто автомобиль только и ждал их, только и ждал возможности рвануть отсюда как можно дальше, увозя людей от опасностей. С трудом удирают от преследователя — на поворотах его заносит, да так сильно, что не выдерживает, и врезается в один из домов. Смеются. Плачут, не верят, что получилось. Конечно, поверишь тут, когда приходится сбавить скорость и ехать осторожно-осторожно — мгла всё никак не кончается, и не хочется ведь врезаться ни в чьей-то дом, ни в очередного монстра. А они есть — ходят вдали, давят машины, рушат заборы. Дети через полчаса такой езды снова засыпают — слишком большой стресс для их возраста. Конни острожно убирает со лба Габи непослушный локон, и та забавно морщит носик. Райнер наблюдает за ними в лобовое стекло. Оказаться бы сейчас в другом месте.. И можно было бы успокоиться, прекратить переживать за их жизни. Конни замечает его взгляд, и улыбается в ответ — не так ярко, как он умел, но с обещанием. Словно пытался этой улыбкой передать свою уверенность в том, что завтра скоро наступит. Лучшее завтра. Безопасное. Сам бы он ещё в это верил. Райнер, поглощённый разглядыванием картины в стекле, не заметил, как нахмурился Джон. Но услышал, как начало стучать где-то в двигателе. Страх сковал горло. Неужели.. Машина остановилась. Руки водителя бешено дрожат. Из тумана они так и не выехали. И как на зло — за дверью, где-то неподалёку послышался пробирающийся под кожу рокот. Они рядом. Кажется, что время останавливается — мужчины даже дышать стали тише. Нервы вот-вот сдадут. И первым сдаётся, как ни странно, водитель. Извиняется, быстро-быстро. За то, что не сдержал слово. За то, что не спас. Райнер глотает слёзы. Кивает. Не может сказать, что готовился к этому. Не напоминает про "два варианта". Просто молчит и смотрит, как Джон разоружает пистолет и пересчитывает пули. Ровно пять. По одной на каждого. Мотает головой. Отказывается. На Конни не смотрит — знает, не выдержит, расплачется, как в детстве, когда искал защиты в маминых объятиях. Мамы здесь нет, да и не защищала она почти никогда — учила его самостоятельно со страхами справляться. Джон достаёт второй пистолет, о котором и говорил. Заряжает — два в один, остальные — в следующий. Один протягивает Конни. Шепчет: "— Сначала дети. Чтобы не проснулись. Просто раз — и всё. Они даже не поймут ничего." Тот, в отличие от Райнера, не сдерживается. Слёзы крупными дорожками бегут по щекам, стекают на шею, а тот даже внимания не обращает. С ужасом смотрит на протянутое оружие. Смотрит на Райнера, словно спрашивает: это на самом деле происходит? Я правда должен это сделать? Оба читают это в глазах друг друга: выбора нет никакого. Либо умереть быстро, либо в пастях этих тварей. Райнер берёт второй пистолет. На счёт три. Раз. Два. .. В машине раздаются два первых выстрела. Габи и Фалько даже не пикнули. Только струи красной, тёплой, липкой крови быстрыми струями бегут из их висков. И на пол машины из ослабленных детских рук медленно спадает плюшевая игрушка. Конни закидывает голову назад, рукой заглушая всхлипы. Это у него на коленях сейчас покоятся их макушки. Это он сейчас.. — Они приближаются. Видимо, услышали выстрел, — торопливо проговаривает Джон, перезаряжая пистолеты. — Ну что, кто следующий? — спрашивает он, протягивая в их сторону один из них. — Я-я... — Конни заикается, — у-у м-меня н-не п-получится, — и снова смотрит на Райнера. Умоляюще. Тот всё понимает. Они всегда понимали друг друга с полуслова. И не важно, было это решение о том, что будет на завтрак, или как они проведут свои выходные. Райнер снова берёт в руки пистолет. Смотрит на него, словно не понимает, что сейчас снова ему придётся убить. — Вот и отлично, — легкомысленно улыбается Джон и, засунув дуло прямо себе в рот, без промедлений жмёт на курок. Оставшиеся двое даже не шелохнулись. Не смотрят на мгновенно расслабившееся тело. Не глядят на упавшую руку и зажатый в ней пистолет, с уже пустой обоймой. Смотрят лишь друг на друга. Райнер пытается казаться уверенным. Старается не показывать, как сам дрожит с головы до пят. Жалеет, что всё закончится вот так. Хочет хотя бы поцеловать напоследок. Конни только жмурит глаза и просит: "Сделай уже это". А сам дрожит, как осиновый лист. Райнер ненавидит тот факт, что не может обнять его и успокоить. Чтобы Конни ушёл отсюда хоть в каком-то умиротворении. Райнер наставляет пистолет — в лоб, прямо по центру. Конни улыбается, пытаясь придать ему сил. Берёт в руки его свободную ладонь и сжимает в благодарность. Райнеру не хочется такой благодарности. Сам закрывает глаза. Вдыхает как можно глубже. Жмёт на курок. Быстро. Без промедления. Чтобы не передумать, не отбросить пистолет в сторону, не перебраться на заднее сиденье. И не думать о завтра.       Какие-то пару слов на выдохе. Конни не договорил, но Райнер и без того его понял. Ненавидит себя за то, что так просто лишил жизней самых близких ему людей. — Но ничего, — уговаривает он себя. Вот-вот он и сам окажется там, рядом с ними. О том, что же это за абстрактное там, и есть ли оно вообще, старается не думать. Перезаряд. Представляет, как снова обнимает Габи. Как и Джон, целится дулом себе в мозг через рот. Представляет, как ерошит светлые, вечно путающиеся в пальцах, волосы Фалько. Спускает курок. Вот-вот он снова прижмётся губами к губам Конни. Осечка. Он сначала даже не понял, что произошло. Медленно разжимает глаза — картина перед глазами совершенно не изменилась. Вокруг него — четыре трупа, и туман клубится за дверью машины. Ещё раз пробует выстрелить — и ничего. В отчаянии, открывает окно и выбрасывает уже ненужный пистолет как можно дальше от себя. Кричит. Навзрыд. Плачет. Больше не скрывается. Больше не перед кем притворяться сильным. Те, ради кого стоило это делать, уже мертвы. Райнер подвёл их. Даже не попытался придумать какой-то иной выход. Злится. Сам на себя. Выходит из машины и идёт куда-то вперёд. Плевать уже, что с ним будет. Убьют? Хорошо. Он и сам этого хочет. Ему жить больше не ради кого. Мгла отняла у него всё. Так пусть и его забирает. Замечает впереди кого-то из чудовищ. Отлично. Останавливается на месте. И кричит. Подзывает. Пусть. Пусть оно уже сожрёт Райнера, и прекратит его мучения. Ну пожалуйста. Оно уже близко. Подъезжает медленно, осторожно, словно боится спугнуть. Стоп. Подъезжает? Райнер всматривается вперёд. Танк. Люди. На танке. Зовут его, машут руками. А у него словно в душе что-то обрывается. Да как же это.. Неужели.. Напрасно.. Люди рады встрече с ним. Забирают внутрь, отпаивают горячим чаем, расспрашивают, мол, как он из города выбрался. Молчит в ответ. Кажется, он там, в машине, своё умение разговаривать оставил. В тот самый момент, когда даже не попрощался ни с кем.

***

Мгла уже через несколько часов сама ушла. А Райнер-таки нашёл, ради чего ему стоит жить. Ради трёх могилок. Двух детских совсем. И одной взрослой. Надеется, что однажды и он с этого кладбища не вернётся.