Шесть пропущенных мячей от ублюдка Минхо

Вечерняя тишина на студенческом стадионе после матча встречала Джисона тотальным унижением со всех сторон: новый проигрыш команды, на которую до финала было море надежд, застыл на трибунах каким-то непониманием и самодовольной ухмылкой лидера команды «медведей» — он ещё и такой красивый, невыносимо просто, Джисон бы очень хотел однажды набить Ли Минхо морду, чтобы он в жизни больше не смог так погано ухмыляться. Минхо за эту победу ждал не только очередной чемпионский титул города, а ещё и вид его нахального младшего соперника, раздавленного на поле с таким счётом, словно Джисона на воротах в этом матче вообще не было, а затем отдающего Минхо должок, согласно их договору. Минхо выиграл целиком и полностью, а Джисон целиком и полностью проиграл, и не его команда даже – а просто сам Джисон. До игры он считал, что проиграть сейчас для него будет стратегически правильным решением, но сейчас, стоя на поле под разочарованными взглядами ребят из своей команды и недовольным свистом болельщиков с трибун, которые лишь спустя несколько минут после финального свистка смогли осознать произошедшее, он уже думал, что в его стратегии был небольшой просчёт: его мечты и желания могли и не быть воплощены в жизнь, потому что его просто не выпустят с поля живым. Долгие минуты лишь начавшегося унижения этого вечера, полученного от трибун, продолжились за ними, когда он заметил на себе не просто испепеляющий, а совершенно разочарованный взгляд тренера. Ну, вообще-то Джисон тоже был бы разочарован: тренер считал его их невероятной находкой, которого весь сезон недооценивали все, кто сталкивался с университетской командой на поле. Вратари ведь должны быть высокими и плечистыми, огромными людьми, которые по своей ширине совпадают с вратарской, а, если неаккуратно пройдут под воротами, заденут их затылком. Так должно быть по канону, и у всех команд были такие вратари, поэтому частенько, выходя на поле, соперники посмеивались над жалким и худосочным созданием, которое университет поставил на свои ворота. Джисон был меньше всех в команде, весил едва-едва пятьдесят кило и как будто бы был сделан из зубочисток. Он даже полноценным человеком не считался — какой-то нелепой уменьшенной копией для какого-то особого уменьшенного футбола. Но уходили соперники с поля уже далеко не такими насмешливыми и бестактными. До этого матча Джисон пропустил лишь один мяч не против команды Ли Минхо. А против команды Ли Минхо — пятнадцать. Девять из них в последнем матче. И шесть, вот такой сюрприз, забил сам Ли Минхо. Они должны были стать чемпионами города, а закончили самым разгромным поражением в истории университета. Джисон немного хотел проиграть, но, честно говоря, не так — он мог бы пропустить один, ну максимум два гола, но никак не девять. — Я вообще не понимаю, — просто честно признался тренер перед командой после игры. — Просто не понимаю, что это вообще такое было. Парни оглянулись на Джисона, и тот почувствовал, что сам бы на себя сейчас презрительно оглянулся, если бы была такая возможность. — Как вообще называется, когда один игрок шесть забивает? — попытался как возможно разрядить обстановку несчастный капитан команды Чан, который упустил чемпионство в свой выпускной год. — Пять — это пента-трик, а дальше, кажется, даже не придумано название. — А я знаю, блять, это называется отсутствие вратаря на поле, — съязвил Хёнджин, хватая свою куртку. — Ну, всё, обсуждать тут вообще нечего, всем спасибо за сезон, я пойду напьюсь и сдохну, если никто не возражает. За ним последовало большинство игроков университета. Чан остался, и остался тренер, который всё также не спускал взгляда с человека, виновного, пожалуй, во всём плохом, что случилось за последний год во всём мире. — Хан, объясни, как мне работать с тобой после этого? Вообще какое я право имею оставлять тебя в команде сейчас? — Тренер… — вступился Чан. — Неудачи у всех бывают, будет уроком. Самым доходчивым, я думаю. — Да? А мы уверены, что это неудача? У нас всего четыре проигрыша за сезон, и все четыре от одной и той же команды. — Тогда давайте менять Хана на матчах с ними, — пожал плечами Чан, а затем грустно усмехнулся. — В будущем сезоне… Прям невыносимо. Джисон поднял на Чана такой виноватый взгляд, он был буквально готов упасть на колени перед ним: — Хён, прости, пожалуйста, я испортил тебе лучший год. Мы должны были победить, мы были лучше, ты был лучше — пожалуйста, прости меня, я буду жалеть об этом до конца своей жизни. — Джи, порядок, — Чан хлопнул его по плечу. — Это всего лишь игра. Не получилось, и ладно, я своё будущее с футболом связывать не собирался. А сезон и правда был классным, у тебя большое будущее, так что не опускай руки. Чан большую часть времени был человеком, на которого Джисону в пору бы молиться. Легко было относиться с добротой к Хану, который не пропускал, вытаскивал одиннадцатиметровые, вытаскивал такие мячи, которые и профессиональному вратарю бы составили проблему, а вот относиться хорошо к человеку, который пропускает шесть мячей подряд от среднячкового полузащитника, мог только Чан. И больше никто на всей планете. Ладно, Минхо не был среднячковым, он чертовски хорош, но не так хорош, как Джисон. Бей ему в ворота такие мячи хоть Зидан, он бы вытащил их. Он не может вытащить конкретно Минхо, о чём тренер, похоже, уже стал догадываться. Сложно не догадаться, когда позади пять десятков матчей, и в ворота их университета может забить Ли Минхо почти всегда, а остальные — примерно вообще не могут. — Разберись, — сказал мужчина. — Не знаю, как, ты уже не маленький мальчик. Голова на плечах. Разберись, по какой причине у тебя не идёт с ним игра, у тебя один шанс на это, Хан. Если в следующем матче против них ты пропускаешь от него, я найду другого вратаря. Жестоко, но справедливо. Джисон расстроенно поклонился, покидая помещение. Хотелось бы накуриться голой смолы сейчас, чтобы никакого кайфа, а только мерзкий вкус во рту остался и всё. Поможет разобраться и слегка похоже на селфхарм. Он не был уверен, что ему всё ещё есть в чём разбираться. Он знал, почему ведёт себя так, просто не знал, как остановиться. Как перестать быть зависимым во всех смыслах слова — есть ли какая-то реабилитационная клиника, которая бы вылечила его от Минхо? Эта тупая ухмылка на губах въелась в подкорку, и Джисон почувствовал себя несчастным. Он, похоже, из тех людей, которые готовы ради одной привязанности перечеркнуть всю свою жизнь, предать всё, что дорого, своих друзей. Джисон идиот. Как же он мечтал на следующем матче пойти и самому забить в чёртовы ворота «медведей». Раз он уже отличился, став самым неудачливым вратарём в истории своего университета — вот бы теперь и стать единственным забивающим вратарём своего университета. Хоть по чему-то хорошему запомнят. Даже если в момент, пока его не будет в воротах, он потеряет мяч и ещё один тупой «медведь» воспользуется и забьёт, хуже-то ситуация Джисона уже не будет всё равно. Ниже падать уже некуда. Джисон решил, что так и поступит, когда рядом появился ещё один человек. Он чудесным образом находил Джисона после матчей, хотя Хан никогда не сообщал ему, где находится. Он обшаривал весь Сеул в поисках, интересно? Или сам уже угадывал, в каком конкретно ржавом подтрибунье по своему ублюдскому настроению прячется младший? — Ну что, огрёб? — Минхо присел рядом. — А тебе какая разница? — пожал плечами Джисон. Нет, конечно, не огрёб всего-то за девять пропущенных мячей. Минхо расслабленно выдохнул, закидывая руку на его плечо: — Честно? Мне это нравится, — ответил он с усмешкой на губах. — Хотя сегодня в какой-то момент тебя было даже жаль. Это уже чересчур. — Обойдусь без жалости, — буркнул Джисон. Он же хотел набить Минхо его самодовольную физиономию? Сейчас вот было бы удачное время. — Как скажешь, — шепнул ему на ухо Минхо. — Никакой жалости на сегодня. Хотя жаль, я подумывал сегодня быть нежным с тобой, потому что, очевидно, тебе и так от всех досталось. — Твои шесть голов, конечно, не имеют к этому никакого отношения, да? Поздравляю, кстати, — ответил Джисон, словно не замечая, как все внутренности завязались в болезненный узел только от одних слов Минхо о нежности. — Клёвая игра. Ты теперь рекордсмен лиги, да? — Не знаю, — вновь шёпотом ответил Минхо. — Не играет роли, — и он развернул лицо Джисона к себе, целуя его. Минхо редко его целовал. У них были другие отношения, просто изредка он делал это сразу после матча. Это возбуждало его, в какой-то мере: проигравший, как правило, расстроенный Джисон, полное уединение, поцелуй в темноте. Романтично, должно быть, звучит. — Может, и играет, — сказал Джисон, который, если честно, терял голову от этих поцелуев. — Ты же не утешить меня сюда пришёл, а за исполнением договора. — А мы договаривались, что забившему шесть мячей предлагаются особенные условия? Джисон не сказал этого, но с его стороны особенные условия полагались пропустившему шесть мячей… Его устраивали эти особенные условия. — Это было бы оправдано, — ответил он настолько нейтрально, насколько получилось. Ладонь Минхо сжала его волосы на затылке — не грубо, просто более властно, чем обычно. Минхо вообще не был груб. Они с первого их матча в сезоне были связаны этим договором. Так же встретились здесь случайно после матча, когда Джисон почему-то не смог играть против совершенно незнакомого тогда парня. Просто из-за его взгляда и улыбки. Чёрт, Минхо был просто нереально красивым парнем, который, кажется, сразу понял, что у него против чёрной лошадки университета есть какое-то дурацкое необъяснимое преимущество. И он воспользовался им. Просто воспользовался, как сделал бы любой на его месте: если обнаруживается слабость сильнейшего соперника на турнире, её нужно реализовывать. И Минхо реализовал, заключив договор, который в простом словесном виде заключался в «кто побеждает, тот сверху». А в междустрочном — привязывал Джисона к Минхо так крепко, что этому невозможно было сопротивляться ни на поле, ни в голове — нигде. И вот Минхо чемпион. На его груди висит золотая медаль, а Джисон лузер, пропустивший девять мячей в последнем матче, слабый и истощённый от невыносимого количества чувств. И всё равно позволяет Минхо всё. Позволяет всё совершенно: вот так вести себя в тесную квартиру в километре от кампуса, шлепки по заднице, которые Минхо не позволял себе раньше. Он был непривычно распалён, очевидно приняв слова про особые условия к сведенью, и как же отвратительно убийственно это было на руку Джисону. Это всё, чего он хотел. Это стоило такого провала на чемпионате. В уме Джисон понимал, что это и есть та причина, по которой он не должен больше играть в футбол и вообще заниматься любой деятельностью, где может кого-то подвести. Потому что, если в конкурентах у него будет Минхо, он, не задумываясь, сольёт всё и подведёт всех. Мать родную продаст, лишь чтобы снова оказаться здесь, в пыльной квартире почти кинутым на кровать прямо в верхней одежде и потной футбольной форме под ней. — Классная традиция, — сказал Минхо неожиданно. — Трахать тебя прямо в университетской форме. Он обычно был совсем неразговорчив, и Джисона это абсолютно устраивало. Хотел власти над собой, но унижений слышать не хотел, а знал, что Минхо может. Он, чёрт возьми, иногда так улыбался, когда брал Джисона, — просто удивительно, как он раньше не высказывал все свои мысли вслух. — Маньяк, — прошептал Джисон в ответ. И получил шлепок от Минхо. Он брал так, как хотел, — сегодня лицом вниз, а Джисон был рад даже такому. Правда, он не смирился с этим, а правда был рад. Нравилось ничего не видеть и только слышать звук, как Минхо натягивает презерватив или возится со смазкой, а Джисон ждёт, раздвинув ноги, уже наспех растянутый и готовый. Просто ужасно, насколько он жалок. — Нет, я не маньяк. Я победитель, — прошептал Минхо. Да, Джисон знал. Минхо победитель. И хозяин ситуации. И — немного — и Джисона тоже. Пальцы на ногах поджались, когда Минхо стал входить в него. Не особо нежно и трепетно — он был грубым сегодня с Джисоном. — Давай, Джи, — прорычал он. — Стони, я хочу слышать, как тебе хорошо, когда тебя нагибают. Такая игра Джисону по вкусу, да и на соседей Минхо ему наплевать. Особенно сейчас. Как же сладостно допускать всё это, не задумываясь о последствиях. — Точнее, когда тебя имеют раком, — его рука вновь сжала волосы за затылке Джисона, и на этот раз Минхо отнёсся значительно грубее: он на секунду потянул голову на себя, показывая силу. — Сначала на поле, на глазах у всех болельщиков. Потом здесь, в этой постели. Каждый раз. А потом новым унижением каждое утро после того, как ты мне дал. Джисон вдруг понял, что это не игра. — Ты давалка, Хан, — шепнул Минхо. — Подстилка на поле и здесь. Отвратительно липкая правота Минхо сковала грудь Джисона. Он знал, что это всё правда, что, только будучи подстилкой, можно было предать своих друзей и лучшего человека в своей жизни Бан Чана, ради этой грязи, в которой он готов искупаться с головой ещё миллион раз, несмотря на унижение. Тошнота от самого себя и резкая жалость, к которой до этого он не видел смысла прибегать, заставили слёзы выбежать на его глаза. А какой смысл из-за этого рыдать? Он сам виноват. Он виноват и в этом пресловутом предательстве, и в собственной слабости, и в том, что человек, которого Джисон, похоже, любит, думает так о нём. Джисон не слышал раньше от него подобного и надеялся, что Минхо и не задумывается о том, какие отношения между ними. Но он задумывался, очевидно. Пользовался ситуацией, и Джисон не мог его в этом винить. Всё правильно, взрослая жизнь, она такая — Хана никто не заставлял поддаваться и заключать этот договор, никто не заставлял проигрывать. Минхо просто предложил и всё, не настаивал и ничего никогда не обещал. Только секс и всё. Джисон был рад, что Минхо не может его видеть. Не хотелось контролировать лицо и слёзы сейчас, поэтому он был даже рад, когда парень кончил и ушёл из комнаты. Нужно было время, и Джисон закрыл глаза, чувствуя, что слёзы от этого не прекратились. Честно говоря, он никогда не был таким слабым. Даже этот успех в футболе не был просто пришедшим из ниоткуда — это стоило таких усилий в своё время, борьбы с насмешками от других, многих суток изнуряющих тренировок, кровавых травм и игр через боль. Футбол — зверский спорт, особенно для людей, вроде Джисона, которые не подходят ни под какие футбольные стандарты. Ведь он тоже плакал тогда, бывало, в раздевалке после тренировок. Бывало, забивался в угол и думал всё бросить, опустить руки и плыть по течению. Бывало, что боль от травм и эмоций была так сильна, что как будто и было оправдание наконец остановиться, но Джисон никогда не останавливался. Он научился видеть в слезах не отчаяние, а просто небольшую передышку, после которой он встанет с пола и ринется в бой с новыми силами. Всегда получалось. Что, чёрт возьми, сейчас случилось такого, из-за чего он считает, что не сможет?! Минхо вернулся в комнату в бодром расположении духа, пока Джисон всё ещё лежал к нему спиной и не двигался. — Ну что, для забившего шесть голов полагается новый раунд? — игриво спросил он. Джисон не придумал, как отшутиться, чтобы разрядить обстановку. Просто не получилось, поэтому он промолчал, не шевелясь. Минхо присел на кровать, и вдруг его ладонь коснулась плеча парня, неподвижно лежавшего лицом к окну и прятавшего свой взгляд. — Эй, Джи, — уже спокойно позвал он. — Что-то не так? Я сделал тебе больно? Лучше бы он вернулся в комнату минут через десять, когда Джисон бы уже окончательно успокоился и смог хотя бы говорить. Превратить всё в шутку и просто сбежать, а раны зализывать уже где-нибудь подальше отсюда. — Хан, — Минхо звучал встревоженно, всё же прилагая некую силу и разворачивая Джисона к себе. Ну да, теперь он видел красные заплаканные глаза. Это же, наверное, очень привлекательно, когда твой любовник рыдает в постели. — Где я накосячил? Скажи, и я больше так не сделаю, — убедительно проговорил Минхо, скользнув ладонью на его щёку. — Да я накосячил, Минхо, — усмехнулся сквозь слёзы Джисон. — Ты всё сделал правильно. Нашёл слабость команды — давалку на воротах, и сделал всё, чтобы сделать для неё проигрыш самым желанным. Я не осуждаю тебя. Себя только. За то, что позволил себе влюбиться в тебя и быть слабым, подставлять команду ради всего этого. И, чем дальше он говорил, тем меньше уверенности было в его словах. Всё из-за взгляда Минхо, который с каждым словом становился всё более и более удивлённым, и в конце парень просто положил ладонь на губы Джисона, затыкая его. И на несколько секунд в комнате воцарилось молчание, в течение которого Хан бегал взглядом по растерянному лицу Минхо и тоже переставал понимать. — Так… — спустя некоторое время, наконец отозвался Ли. — Давай-ка по порядку. Я наговорил тебе грязи в постели, потому что мы занимались отвратительно грязным сексом. Не имею ни малейшего понятия, почему ты вдруг подумал, что я таким образом решил затеять с тобой серьёзный разговор. Но, если тебе требуется дальнейшее уточнение, нет, Джисон, ты никакая не давалка. И не подстилка, окей? Ни разу за всё время я так о тебе не думал. Это первое. Джисону перестало хватать воздуха, и он наконец-то решил шевельнуть конечностями, укладывая ладонь на руку Минхо, чтобы тот освободил ему дыхательные пути. Тот понял, отнимая пальцы и убеждаясь, что Джисон не собирается его перебивать. — Второе — у меня и в мыслях не было тобой пользоваться, дурачьё. Для меня футбол не смысл жизни, это просто игра, чтобы забить свободное время, и всё, и этот договор между нами был просто интересным. И всё! — вновь выделил Минхо эти слова. — Если угодно, могу озвучить тебе побуквенно все свои футбольные цели в течение всего этого года: я хотел тебя в своей постели. По большому счёту, даже не имеет значения, в какой роли. Я бы не расстроился, проиграй я тебе. — Что… — прошептал Джисон. — Добро пожаловать в мир, где люди выражают свои мысли словами через рот, блять, — Минхо взял его ладони, прижимая их к постели вновь так властно, что у Джисона вообще всё тело, включая даже как будто бы уши, покрылось мурашками. — Я не думал, что у нас такие отношения, чтобы, знаешь… говорить об этом, — ответил Джисон. — Я вообще-то думал, что мы на враждующих сторонах. — Для тебя, возможно, — кивнул Минхо. — Ты серьёзный игрок и воспринимаешь футбол серьёзно, и я не буду говорить «слишком», чтобы ты не думал, что это я так скептично отношусь. Просто я и в половину не такой же: я с Чаном дружу всю свою жизнь, и он уж точно не враг мне. И ты не был врагом ни секунды, Джисон, ты просто милый пацан на воротах универа, который с первого взгляда залип на меня настолько, что разрушил весь свой авторитет непробиваемого вратаря. Похоронил, Джисон бы сказал. Разрушенное ещё можно отстроить, а вот девять пропущенных голов в финале чемпионата города — это уже некролог. — А теперь давай поговорим о том, как ты в меня влюбился и из-за этого подставил свою команду. Хану было так плохо, что он не мог вырвать свои руки и закрыть ими своё стыдливое лицо. Он себе даже в мыслях боялся признаваться в этом, а тут выпалил Минхо всё как на духу — просто интересно, а что, если Минхо оказался бы такой мразью, какой представлял его Джисон, на что вообще была рассчитана вся эта речь? В понимании Джисона, такой Минхо мог только оскалиться, отвратительно пошутить и выставить Хана вместе со всеми вещами за дверь. Ну, и чего бы он этим добился? Вот же тупой. — Ты действительно не заметил, что я несколько хуёво защищаю ворота, когда играю против тебя? — Но не чтобы лечь под меня, Джи, — покачал головой Минхо. — Я думал, у тебя просто голова не на месте. Ну да, думал, что нравлюсь тебе, а ты… Вот же ты тупой, Хан, — Ли повторил его мысли. — Давай тогда договоримся, что ты окажешься в этой постели только в том случае, если в следующем матче против нас мы отлетим с позором, а? Чёртов Минхо. Джисон взглянул в его глаза так жалобно, будто вот-вот вновь заплачет. — Нет, — покачал головой он. — Это только в октябре будет, сейчас июнь, и… Минхо засмеялся, но затем кивнул. — Ты напугал меня, крошка, — вдруг серьёзно сказал он, и Джисон не посмел прервать эту речь, чтобы показать, что он вообще не в порядке после этого «крошка». — Сейчас, после секса, когда я вернулся, а ты не шевелился. Я ведь впервые поступил грубо с тобой, не особо позаботился о твоём комфорте — когда увидел тебя таким, подумал, что так было нельзя, я облажался и травмировал тебя. — Я не сахарный мальчик, — возразил Джисон. — Ты такой. Для меня. Ну, если совсем честно, — усмехнулся Минхо. — Нет, то есть я видел, как ты играешь, как берёшься за непреодолимое и не выбираешь лёгких путей. Я ведь видел на тренировке, как ты играл в нападении, а не на воротах — ты очень хорош в поле, и там было бы проще, наверное. Ты маленький, ловкий и быстрый — это подходит для контратак и всякого такого. Но ты вратарь, обалденный, лучший из всех, кого я встречал. Не представляю, какой груз работы и опыта за этим стоит. Ты безусловно с яйцами, просто я и другого тебя знаю. И мне нравишься этот другой ты, «сахарный», как ты сказал. Который сидит под трибуной после матча, как эмобой, размышляя о жизни. Которого я правда боюсь травмировать. Ведь я уже травмировал, по сути, получается. Мне очень жаль, Джи. Давай без всех этих договоров дурацких, давай просто встречаться, когда захотим. Ну знаешь… Как нормальные люди? Как нормальные, Джисону нравилось. Ни один из них к таковым не относился, поэтому нормально было бы даже интереснее, чем все их прошлые нетривиальные решения. — Значит, до октября необязательно ждать? — на всякий случай уточнил Джисон. — Ну, то есть мы теперь как бы, если я правильно понял, встречаемся? Значит видеться будем просто так и летом. И сюда я до октября тоже попаду когда-нибудь пораньше, да? — А что, хочешь поделиться планами? — усмехнулся Минхо — удивительно — всё той же, но теперь для Джисона почему-то совсем не гадкой ухмылкой. — Никаких планов, кроме тебя. Абсолютно. Вот прямо даже на сейчас ни одного. Джисон и правда дурачьё. Минхо так целовал его теперь, что сначала Хан подумал о том, почему этот человек не целовал его так раньше, а потом понял, что именно так Ли его и целовал всё время. А игру продолжал, лишь потому что сам Хан своей кирпичной физиономией показывал, что его такое положение дел устраивает. Словами через рот — это всё-таки отличное решение, Джисон пока не до конца его освоил. Но теперь он, по меньшей мере, чувствовал себя вполне спокойно и знал, что в следующий раз, когда универ выйдет на поле против «медведей», Джисон, даже будучи на поле единственным игроком за всех одиннадцать, раскатает эту команду по траве ровным слоем и останется в команде, чего бы ему это ни стоило.