***
Он медленно учится подавлять то извращенное чувство, которое отзывается в нем каждый раз, когда ему приходится хвалить платье юной леди или смеяться над безвкусной шуткой дворянина. Оно было там с тех пор, как Альберт себя помнит, наслаждалось его неприязнью и питалось его разочарованием. Альберт боролся с этим чувством и старался держать его в узде, когда был моложе, боясь того, что тьма может сделать с ним, но он принял её как часть себя в тот день, когда попросил Уильяма помочь ему убить его семью. Импульсивность, желание разрушать — в этом нет ничего нового для Альберта. Желание, однако, застает его врасплох. Нельзя сказать, что он не осведомлен о запретных развлечениях и о том, что они подразумевают. В конце концов, в определенный момент это стало распространенной (если не единственной) темой для разговоров среди сыновей и дочерей дворян, с которыми он вынужден поддерживать хорошие отношения. Сперва они просто шептались об этом, а потом, когда стали постарше, ему начали в открытую делать предложения юные девушки с нежной кожей и хлопающими ресницами. Альберт отклонял их так изящно, как только мог. Он не был заинтересован в общении с такими, как они, больше, чем это было необходимо, и, в любом случае, планов по поводу продолжения родословной Мориарти у него не имелось. Соблюдение приличий — необходимое зло, но идти дальше безобидного флирта или намека на инсинуацию было бы пустой тратой времени для всех участников. Это было бы пустой тратой времени, вновь повторяет он, ловя себя на том, что смотрит на полоску бледной кожи, видневшуюся под расстегнутым воротником Уильяма. В шестнадцать лет Уильям все еще высокий и худой, но это только делает его краше. Его грудь становится шире, а на руках развиваются мускулы, которые содержат в себе силу, невидимую на первый взгляд. Мысли Альберта путаются каждый раз, когда он позволяет себе посмотреть. Тьма внутри него смешивается со стыдом, крутит его внутренности и одаривает жаркими булавочными уколами в области живота, когда он представляет себе, как хватает Уильяма и просто берет. И, ох, Альберт хотел взять. Но если Уильям попросит, он также даст, даст, даст.***
Альберта не должно удивлять, что именно Уильям взял ситуацию под свой контроль. В конце концов, он, должно быть, знал об этом с того самого момента, как первая непрошеная мысль пришла в голову его брату. Может быть, даже раньше. С Уильямом никогда не знаешь наверняка. Альберт сидит в своем любимом кресле, в самом углу комнаты, и листает корреспонденцию, пришедшую по почте ранее этим днем. Луна уже давно взошла, но он держал зажженную свечу на столе неподалеку, чтобы облегчить чтение. Воск уже почти растаял, когда раздается тихий стук в дверь. Есть только два человека, которые осмелились бы разбудить его глубокой ночью, поэтому он не отрывает глаз от бумаг: — Входи, — отзывается Альберт, стараясь говорить тихо. Дверная ручка поворачивается, и на пороге стоит Уильям, прекрасный в теплом свете свечи, в темно-красном халате, свободно наброшенном на плечи. Взгляд Альберта сразу же останавливается на частично обнаженных ключицах. — Брат. Надеюсь, я не причиняю тебе неудобств, — говорит Уильям, тихо притворяя за собой дверь. — Прошу прощения за то, что ворвался в твои покои столь поздней ночью. — Все в порядке, Уильям, — отвечает Альберт, откладывая в сторону бумаги и устало проводя рукой по волосам. — Ты что-то хотел? Уильям садится в кресло напротив. Он кладет голову на сжатый кулак, склонившись в сторону. Его халат соскальзывает с плеча, и взгляд Альберта спускается вместе с тканью по телу Уильяма вниз. — Я просто случайно проходил мимо, возвращаясь с кухни, когда увидел, что у тебя все еще горит свет, — на лице Уильяма появляется мягкая улыбка. — Мне просто стало интересно, работаешь ли ты еще. Подумал, что смогу убедить тебя остановиться и отдохнуть. Задумавшись, Альберт откидывается на спинку кресла и скрещивает ноги. — Что ж, очень любезно с твоей стороны, Уильям. Хотя, если меня не подводит память, кажется, именно ты сегодня утром указал на то, насколько важно ознакомиться с докладом перед завтрашней встречей с генералом. Уильяму хватило порядочности не высказать удивления. Однако лукавая улыбка не исчезла с его губ: — О, правда? Разве я настаиваю на этом сейчас? Во взгляде Уильяма появляется напряженность, к которой Альберт оказался не готов. Молчание затягивается, и вместе с ним Альберт чувствует, как между ними нарастает напряжение. Каким-то образом у него возникло ощущение, что он попал в ловушку. Им играли как марионеткой, вечно дергающейся на ниточках по прихоти Уильяма. Но Альберту это не чуждо. В конце концов, он не против, чтобы его использовали. — Зачем ты здесь на самом деле, Уильям? — Его голос звучит тише, чем предполагалось. Уильям не сводит с него своих темно-красных глаз, еще более темных в тусклом свете свечи. — Чего ты хочешь от меня? Уильям отбросил в сторону все притворство: между братьями Мориарти не было секретов. — Чего ты хочешь от меня, брат? — Твою мудрость. Уильям даже не моргнул. — И это все? Ты уверен? — Уильям неспешно встает с кресла, развязывает халат и позволяет ему упасть на сгиб рук. Альберт инстинктивно раздвигает ноги. Уильям медленно приближается, элегантный и чем-то напоминающий хищника, а затем кладет руки на плечи Альберта, используя их как опору, чтобы оседлать его. Медленно, мучительно медленно, словно стараясь не спугнуть свою жертву. Уильям полностью устраивается на коленях брата — их лица всего в нескольких дюймах друг от друга, и Альберт не может дышать. — Это все, чего ты хочешь от меня, брат? Потому что я видел, как ты смотришь, особенно когда думаешь, что я не обращаю внимания, — говорит Уильям, медленно проводя рукой по рубашке Альберта. — Но я все вижу. — Альберт уверен, что Уильям чувствует, как колотится сердце у него в груди. Рука ведет вверх, лаская шею Альберта и оглаживая его лицо. — Я спрошу еще раз только ради тебя, брат. Чего ты хочешь? Альберт смотрит ему в глаза. Желание затопило радужку, сделав её практически незаметной, а взгляд — темным. — То, что я хочу от тебя, — не имеет значения. Я не против того, чтобы развращать себя своими желаниями, но я не хочу, чтобы и ты был ими запятнан. — Почему ты думаешь, что это запятнает тебя или меня, Альберт? — Лицо Уильяма непозволительно близко, когда он шепчет ему на ухо: — Потому что я мужчина? — Потому что ты мой брат. Уильям улыбается и отстраняется, чтобы вновь посмотреть ему в глаза. — Ты совершенно прав, мы – братья. Ты – моя семья и один из двух людей, которым я доверяю и люблю больше жизни. — Его большой палец начинает выводить узоры на щеке Альберта, и тот еле подавляет желание поймать его зубами. — Нет никого, кому я бы предпочел отдать себя больше, чем тебе. — Он вновь приближается, его теплое дыхание опаляет ухо Альберта и вызывает мурашки по коже. — Я хочу тебя, брат. Это не должно было так сильно на него подействовать. Он провел всю свою жизнь учась контролировать себя, по крайней мере, внешне. И все же Альберт отключается на целую секунду, когда слышит эти слова из уст брата. Когда он приходит в себя, одна его рука вцепляется в волосы Уильяма, а другая оглаживает бедра, прижимая их тела друг к другу. Он целует его так, что, вероятно, слишком напористо для первого раза. Уильям теплый, его рот влажный и манящий, и поэтому поцелуй выходит сумбурным и нескоординированным: в нем слишком много языка и зубов, отчаяние смешивается с неопытностью, а руки шарят по всему телу. Альберт наслаждается каждой секундой. Его тело поет от переполнявших его энергии и желания. Руки Уильяма касаются всего, до чего могут дотянуться, — от волос и лица Альберта до его груди, спины и бедер, желая изучить каждый участок его тела. Альберт запускает руку под рубашку Уильяма и исследует мягкость его кожи, проводит рукой по груди и животу, дрожа, когда его пальцы цепляются за твердый сосок. С губ Уильяма срывается судорожный вздох. Уильям припадает к шее Альберта, оставляя за собой обжигающую дорожку из поцелуев на его горле, и кусает плечо. Мысль о зубах Уильяма, оставляющих отпечаток на его коже, вырывает стон из груди Альберта, который удваивает свои усилия и оглаживает соски Уильяма одной рукой, в то время как другая движется вниз. Альберт ощущает, как тверд Уильям под его рукой, и мысль о том, что это из-за него, обжигает, разливаясь горячим желанием внизу живота. Он прижимает ладонь к члену брата, наслаждаясь теплом, просачивающимся сквозь тонкие хлопчатобумажные пижамные штаны, и стоном, который Альберт слышит у своего уха. — Брат… — Уильям вновь завладевает ртом Альберта, и они самозабвенно целуются, пока Уильям трется о его руку и стонет самым восхитительным образом. — Ты уже представлял себе это раньше? Рука Уильяма крепко сжимает его волосы, вызывая предательский вздох, который вырывается изо рта Альберта. — Да, — выдыхает он, изо всех сил стараясь контролировать дыхание, пока Уильям облизывает его челюсть. — Когда? — Еще один вздох срывается с губ, когда одна из рук Уильяма оказывается у него под рубашкой, касаясь и царапая, как она сочтет нужным. — Поздней ночью, когда ты остаешься один в постели? Ты прикасаешься к себе с мыслями обо мне, когда я всего в нескольких футах от тебя? — Рука Альберта так сильно сжимает бедра Уильяма, что он уверен, что тому больно. — Или, может быть, ты думаешь об этом, когда мы сидим за столом, наслаждаясь трапезой всей семьей? Или, может быть, когда сидишь на одном из брифингов у генерала? У Альберта не было ни единого шанса. Его судьба была решена, когда он впервые увидел Уильяма в приюте. — Каждый раз. — Ммм. Скажи мне, как ты себе это представлял? — Рука Уильяма обхватывает член Альберта через штаны, и тот не может сдержать рычание, которое срывается с его губ. Уильяму, должно быть, это нравится, если судить по подергиванию его бедер. — Представлял ли ты себе, как я дрочу тебе? Быстро и суетливо, чтобы нас не поймали? — Альберт почти скулит, когда давление внезапно исчезает. — Или, может быть, ты хочешь, чтобы я не торопился. Какое-то время держал бы тебя на грани, оттягивая оргазм, делая его только слаще. Или, может быть, ты желал нечто большее. Они оба стонут, когда после очередного покачивания бедрами Уильяма, их эрекции трутся друг об друга так, что Альберту кажется, что еще одно мгновение, и он сломается. — Я думаю, ты тоже этого хочешь, — шепчет Уильям и двигает бедрами в сводящем с ума медленном, лишь ему известном темпе, от которого у Альберта сводит мышцы от желания. Его руки ложатся на бедра Уильяма, направляя, желая помочь найти лучший угол. — Держу пари, ты думал о том, как трахнуть меня. Представлял, как хорошо было бы оказаться внутри меня и раствориться в удовольствии. Альберт закрывает глаза и сосредотачивается на том, как их бедра двигаются вместе. Ему нужно сосредоточиться, иначе он потеряет контроль и– Рука Уильяма хватает его за лицо и удерживает на месте, вырывая его из раздумий: — Эй, Альберт, все в порядке. — В его глазах, широко раскрытых от вожделения, плещется доброта. — Все в порядке, брат. Я не сломаюсь. Дай себе волю. Альберт теряет контроль над собой — он хватает Уильяма и толкает их обоих на пол, нависая над ним и стягивая его пижамные штаны вслед за своими. Пронзительного удовольствия, которое накрывает его с головой, когда он берет оба их члена в руку и начинает дрочить, почти достаточно для того, чтобы заставить его закричать. Он обходится тем, что кусает Уильяма за плечо так сильно, что почти чувствует кровь на своих губах. С этого момента все как в тумане. Они прижимаются друг другу, словно в горячке, и рука Уильяма доводит до разрядки их обоих. Сам Уильям поощряет его, шепча ему на ухо непристойности и дергая за волосы, пока кончает с чарующим стоном, который навсегда останется в памяти Альберта. Он не отстает, изливаясь себе на живот, и падает на Уильяма, совершенно изможденный. Должно быть, Уильяму неудобно оставаться в таком положении на твердом полу, придавленным чужим телом, в то время как сам Альберт изо всех сил пытается отдышаться. В конце концов, он находит в себе силы, чтобы приподняться на локтях и вновь поцеловать Уильяма, — на этот раз нежнее и медленнее, не будучи ослепленным желанием обладать. Уильям в ответ обвивает его шею руками, поддаваясь и плавясь в его объятьях самым восхитительным образом. Когда они отстраняются друг от друга, улыбка на губах Уильяма все такая же порочная, как и обычно. — Ты совершенно безумен, Уильям, ты же знаешь это? Рука Уильяма гладит его по лбу, нежно зачесывая растрепанные пряди волос Альберта: — Тогда нас таких двое, брат. Темнота внутри него на мгновение перестает скручиваться. Альберт вновь целует его.***
Страшно, как быстро Уильям входит в привычку. Украденные тайком поцелуи, когда они одни в комнате, обжигающие касания в темных углах дворянских раутов и балов, все более частые полуночные визиты в комнаты друг друга. Альберт остается идеальным джентльменом: вежливым, утонченным и благородным. В первый раз, когда он трахает Уильяма, за окном беснуется ливень. Альберт надеется, что тот достаточно громок, чтобы заглушить его сбившееся дыхание, когда он входит в Уильяма. Уильям обжигающе горяч и невыносимо напряжен, и каждая клеточка в теле Альберта кричит о том, чтобы он двигался, но Альберт остается неподвижным, давая Уильяму время привыкнуть, прижимая его к себе и целуя. Вместо этого Уильям обвивает ногами талию Альберта и держит его лицо в ладонях. — Двигайся, — приказывает он. Альберт, как всегда, повинуется без колебаний.***
Льюис замечает. Конечно же, он замечает, ведь они втроем живут под одной крышей и разделяют одну жизненную цель. Он смотрит на особенно неудачно расположенный засос, который выглядывает из-под воротника Альберта, без сомнения, поставленный там нарочно. Альберт отхлебывает чай и аккуратно ставит чашку обратно на блюдце: — Тебе не по себе от этой ситуации, Льюис? Льюис смотрит поверх очков, как всегда являя собой образец приличия и достоинства. В конце концов, он говорит: — Брату Уильяму некомфортно от этой ситуации, Альберт-сама? Альберт кладет руки на скрещенные ноги. — Нет, я так не думаю. Льюис кивает. — А тебе, брат? — Нет. Еще один кивок. — Вы оба счастливы и в безопасности? На губах Альберта появляется улыбка. — Ты должен спросить Уильяма сам, но я лично считаю, что мы оба счастливы. — Тогда мне не о чем беспокоиться. Пока моя семья счастлива, счастлив и я. Уже не в первый раз Альберт думает о том, как прекрасны в своей аморальности братья Мориарти.***
Иногда, когда тьма внутри него приподнимает голову, он задается вопросом, ненавидит ли его их маленькая банда. Не сознательно, но где-то в глубине души; Альберт размышляет, возмущает ли их кровь, текущая у него по венам, как и у любого другого дворянина, которого они ненавидят, обманывают и убивают на протяжении всего их пути к цели. Время от времени, лежа в постели, прижавшись к Уильяму, он задается вопросом, представляет ли его брат, как он пронзает живот Альберта тем куском дерева.***
— Думаешь, он клюнет на приманку? Альберт тяжело выдыхает: — Кто? — Ну конечно, наш детектив Шерлок Холмс. Альберт замедляет свои толчки, притягивая Уильяма к себе, а затем приподнимает его себе на колени. Он наклоняется над Уильямом: — Не мог бы ты не говорить о других мужчинах, пока я трахаю тебя? — Он ищет правильный угол и с силой толкается так, что Уильям задыхается, а потом протяжно стонет. — Неужели я так плохо справляюсь со своей работой, Уильям? Смех Уильяма опаляет его ухо. — Если бы ты не справлялся, поверь мне, ты бы знал. Альберт набирает темп и трахает его до тех пор, пока он больше не в состоянии вспомнить имя проклятого детектива.***
Шерлок Холмс, на его вкус, слишком небрежен в своем общении с Уильямом. Он полон энтузиазма и громогласен, свободен в своих прикосновениях и, что еще хуже, вполне способен следовать ходу мыслей Уильяма, временами оказываясь быстрее него в некоторых умозаключениях. К сожалению, однако, он кажется хорошим человеком, поэтому Альберт не может заставить себя ненавидеть его. Ревность разъедает его, когда Уильям смотрит на Шерлока слишком пристально, но и с этим он сможет научиться жить. Уильям, конечно, замечает это и успокаивает Альберта, падая перед ним на колени и отсасывая ему так, словно от этого зависела его жизнь. После он говорит: — Тебе не о чем беспокоиться, брат. Хотя Шерлок Холмс может быть ключевой частью нашего плана, он не более, чем инструмент, — средство для достижения цели. Нашей цели. — Когда они целуются, Альберт чувствует свой вкус на губах Уильяма и вылизывает их дочиста. — Однако ты — моя семья. У нас было общее начало, и у нас будет общий конец. Как счастлив был Альберт жить рядом с Уильямом, так счастлив был бы и умереть вместе с ним. Воплощение противоречия, как и всегда. Он целует Уильяма и больше ничего не хочет.