***
сколько времени с начала алко-пати прошло — это вопрос. сарада меньше всех хотела эту попойку, но пила больше всех. и её даже почти стошнило. желудок истерил, в глазах — мутно. а алкоголя ещё много. — какого размера твой член, боруто? — возник иноджин, когда настала его очередь задавать вопрос. сарада подобрала фасолину и выставила её: — вот такой! — улыбка во все тридцать два; все смеются; узумаки недовольно заголосил. — сказала плоскодонка. пьяный гогот стал еще громче. сарада сощурилась и покосилась на довольного своей же шуткой каваки. — а что насчёт твоей импотенции? —девушка чувствовала, как из её черепа пропустила корни корона «королевы юмора».***
список игр чоу-чоу уменьшался с каждым часом. перецеловаться успели почти все. ранее опустошённая бутылка показала на каваки и учиху. — сможешь ли ты поцеловать меня, овечка-сарада? — каваки буквально въелся всем своим нутром в брюнетку, — или выходишь из игры? учиха не любила проигрывать от слова совсем. и если ей придётся поцеловать самого отвратительного характером человека — она сделает это, лишь бы остаться в игре. и поцеловала. правда, как и в сексе, её опыт в поцелуях был равен нулю. но она приложила все знания из «ича-ича», и, кажется, сараде удалось.***
боруто хорошо перемешал карты, разложил их в ладони обратной стороной и вытянул руку в толпу. сарада наугад вытащила одну из карт и взглянула на значение — пятёрка. учиха хотела короля. — ха! у меня король! — вспыхнул узумаки, — итак…пятёрка и двойка запираются в моей комнате и сидят там двадцать минут! а то, итак, алкоголя мало осталось… учиха прыснула и попыталась определить, у кого же двойка, пока каваки не начал подниматься с пола. сарада была готова съесть тонну помидоров — лишь бы только не с ним. она прихватила с собой бутылку вина, чтобы запить горе. в комнате было тихо; настолько, что каваки дёргался от каждого шороха со стороны. они сидели напротив и почти сжирали друг-друга стеклянными зрачками. каваки был готов поклясться, что ни разу в своей жизни не видел, чтобы девушка пила так быстро и настолько много (но не признавался, что пил наравне с ней). — сыграем в игру? — прервал он тишину, и сарада подавилась алкоголем. — в какую? — 9-1; 8-2; 7-3, — поднял глаза каваки, — типа, девять неглубоких толчков и один глубокий, восемь неглубоких и два глубоких, и так далее. учихе будто узел кишками завязали. ей, конечно, уже предлагали переспать, но чтобы таким способом — неслыханно. хотелось выброситься в окно, убежать в монастырь и жить монахиней, чтобы больше никогда не слышать подобного, тем более, от каваки. сглотнуть было нечем — пустая бутылка была убрана куда-то на пол. он продолжил: — у меня есть предложение: если не кончишь до конца игры, то я навсегда отстану от тебя; если нет — это я придумаю уже после игры. и оказался уже в лежачем на одеялах положении. оседлавшая каваки сарада была готова взвыть от его бестолковости и скудоумности, но, черт, её нутро так и гудело от того, насколько этот балбес был горяч, и от осознания, что в этой игре она не должна проиграть точно. они застывают в этой позе на несколько секунд. черная футболка чуть задралась оголяя торс каваки, а руки, руки — это кажется отдельный вид искусства. они напряжены настолько, что видно каждую мышцу, каждую венку. — ты девственница? — вопрос в лоб, как ответить на него — непонятно. сараде страшно до безумия, потому что находиться в чужих руках сейчас так необычно. она утвердительно качает головой и шумно выдыхая, на авось жмётся ближе, подобно котёнку. каваки этот жест расценивает своеобразным ответом и растягивает губы в победной улыбке. учиха чувствует чужие губы на своих и не успевает возмутиться, сказать все те оскорбления, что крутятся на языке. приоткрывая рот, она нехотя впускает такого званного-незванного гостя, чья рука прижимает затылок ближе. он целовал её, проходясь языком по сжатым губам, давил, прикусывал, стараясь проникнуть глубже. чужое возбуждение было таким явным и сильным, сильнее разжигая панику. рывком каваки переворачивает её на спину, нависая сверху. холодные пальцы коснулись шеи, потом стали постепенно спускаться ниже, почти с нежностью обводя каждый позвонок. несколько легких прикосновений к шее, затем плечо, наконец, лопатка. грязный прием. притупить внимание, заставить расслабиться. но сарада уже ничего не могла с собой поделать; разум уплывал, а по всему телу разливалось теплое возбуждение. каваки взял лицо девушки за подбородок и приподнял его, заставляя посмотреть прямо на него. в серых глазах читалось упоение властью и предвкушение скорой победы. его палец скользнул с губ по подбородку, очерчивая челюсть, и, медленно лаская, спустился вниз вдоль шеи. пятерня полностью легла на горло, сдавив и продолжая усиливать нажим. — я выиграю, — пылко выдохнул каваки в приоткрытый рот сарады и, не давая ни секунды на ответ, вновь втянул в глубокий, неряшливый и мокрый поцелуй. ладонь сильнее сжала горло, перекрывая девушке кислород. каваки лезет рукой под чужую футболку, гладит бока, живот. верх футболки двигается, открывая обзор на тонкие ключицы. он мокро целует под подбородком сарады, заставляя её забросить голову. затем он стаскивает с неё штаны, кладёт руку на чужое бедро и сарада вздрагивает. это гораздо приятнее, чем поцелуи. румянец расползается по бледным щекам. он гладит мягкую кожу, пока учиха не знает, куда деть руки. она сжимает их в кулаки на чужих плечах, еще больше запутывает чужие волосы на затылке, пододвигая ближе и ближе. каваки продолжая оглаживать бедра, касается кромки трусов. сарада будто приходит в себя, они ведь играют. она ведёт раскрытой ладонью по всему телу перед ним и, достигнув брюк, через одежду сжимает выпирающий член. каваки отрывисто дышит сквозь зубы. сарада радуется тому, что и в её руках есть контроль. он, решив помочь, спутывает свои пальцы с чужими и тянет вниз собачку молнии, расстегивает ремень. металлическая пряжка громко звякает. девушка облегчённо выдыхает и сразу же опускает руку на возбужденный член. гладит его через ткань, вырывая из груди парня протяжный стон. музыка играет все так же громко, оглушая, вытесняя все ненужные мысли. они слышат ее, но все равно ни о чем не могут думать. каваки кладёт раскрытую ладонь на чужую промежность и чуть сдавливает через ткань. сарада в ответ резко выдыхает и тут же — меньше, чем через секунду — вдыхает. зажмурившись, непроизвольно раздвигает перед ним ноги, снова позволяя себе слепо открыться ему, почувствовать касание кожи о кожу. — учиха, ты помнишь, что мы соревнуемся? — шепчет каваки прямо на ухо. сарада кивает, поднимается заторможено на локтях, но она не решается заходить дальше. — хочешь мой секрет? — спрашивает парень, — мне нравится сильнее и быстрее. он сжимает маленькую ладонь девушки на своем члене и двигает вверх-вниз, задавая свой ритм. учиха понимает, что это подачка, и она вообще тут только что опозорилась, но все же еще в игре и каваки, будь он не ладен, дает еще один шанс. поэтому она прижимается к к нему теснее, двигает рукой внизу именно так, как двигал сам каваки. но это не длится долго. у них слишком мало времени, поэтому каваки отодвигается первым, к своим брюкам, и шуршит пачкой презерватива перед тем, как раскрыть её и, очевидно, раскатать по себе. а затем — долгожданное ощущение крупной головки и отвлекающий поцелуй. он глубокий и вязкий, толчок внутрь яркий, но гладкий — каваки заполняет бережно, медленно, не разрешает себе торопиться. между ног стало до ужаса неприятно. сарада не удержалась и вскрикнула, руки метнулись оттолкнуть — желание приутихло, она боялась пошевелиться. по вискам скатились слезинки. каваки поймал её руки и крепко прижал запястья. сам наклонился низко-низко, обдавая горячим дыханием, влажный язык прошёлся по пересохшим губам. она позволяет себе обнять его, прижимая к себе теснее, плотнее. когда каваки замирает, нежно оглаживая по волосам, и тихо и нежно рычит на ухо своё: — умница, сарада. девять неглубоких, мелких толчков на один грубый — до звонкого шлепка мошонки о бёдра, и подаётся назад под звук громкого стона, чтобы быстро и ярко толкнуться восемь раз на два грубых, выбивающих сараде в рот глухое рычание. после соотношения пять на пять комната наполняется влажными звуками, сбивчивым дыханием, приглушенными полустонами. четыре на шесть — горячие руки, как и напряженные вздохи каваки, как и собственный голос сарады, который прорывается на удивительно высокие ноты. три на семь: — не так быстро… — сарада слышит стуки в дверь и только успевает прикрыть рот рукой. их время, кажется, давно прошло, но это как-то и не важно, она просто старается плотнее податься на член в мгновения грубости, а когда происходит два на восемь, она действительно не понимает, как каваки умудряется столько держаться, потому что это долго, это лишает всего. один на девять. сарада в момент кончает так громко и сильно, пока каваки продолжает толкаться в неё сквозь оргазм. учиха только и может в эту секунду, что покорно принимать его, скрестив свои ноги на чужой пояснице. это слишком много, что даже каваки бы не понял, когда сарада приходит к финалу, он успевается толкнуться еще несколько раз и с выдохом покинуть тело, чтобы упасть рядом без сил.