Себя не потеряй...

«Можно терять столько вещей, только прошу, себя не по… теряй…» — а вот я, кажется, потеряла. Все началось со внезапного знакомства в социальной сети, которое не обещало ничего грандиозного, с простого «Привет!» и абсолютной уверенности в том, что это общение не приведет к чему-то особенному. Она была идеальна. Первая встреча. Уставшая после долгого дня я и она, такая же недовольная, с подругой. Мы вели себя как дети, я смеялась с ее глупых приколов и любовалась ее изумительными голубыми глазами, а она обещала однажды украсть меня и увезти далеко от так надоевшего места. Потом были долгие переписки, телефонные разговоры, долгожданные встречи… Абсолютное счастье в чистом виде. «Можно искать столько людей, только прошу, себя не по… теряй…» — а я заискалась, видимо. Я слишком долго искала того, кому смогу довериться, открыть свое сердце и быть той, кем я являюсь. Милым, любвеобильным и тактильным ребенком, что сидит где-то в глубине души. Со всеми кроме нее я была грубой, а порой жестокой "альфой", не старалась подбирать слова, не боялась обидеть человека, но рядом с ней я была мягкой и податливой, как плюшевая игрушка. Три недели. Всего три недели продлилось мое счастье. Она почти перестала писать, долго не отвечала на сообщения, аргументируя тем, что «мне так комфортно»… Мы говорили об этом, и она сказала, что не хочет кому-то открываться. Она сказала, что чувства пропали и мы… Расстались, кажется… Помню, проплакала тогда всю ночь, кричала в подушку, избивала кулаки в кровь о стены, а потом сползала на пол, подвывая от почти физической боли. Помню, как переписывалась потом с ней, беспокоилась о ее состоянии, и ее холодные ответы… Не было больше сердечек, милых смайликов и ее «люблю тебя, миледи». Я мечтала снова написать «люблю тебя больше жизни, солнце», но вместо этого выключала телефон и с трудом отводила руку с лезвием от своего запястья. Она разбила мне сердце. Я никогда не влюблялась так сильно, а у нее просто «пропали чувства». «Чувства не могут просто так пропасть, если человек действительно любит», — напомнила мне подруга, когда я рассказала всю ситуацию. Но ведь она говорила, что любит… Помню, написала тогда ей: — Ты правда меня любила? — Да, искренне прям, — отвечала она. А я снова размазывала горячие слезы по щекам и кричала, тщетно пытаясь прогнать ком в горле. Тогда мне позвонила мама, спрашивала как дела, а я не могла толком ответить, потому что тупо не могла говорить, голос дрожал… И сколько бы я не плакала вновь и вновь, я не могла возненавидеть её. Я хотела, искренне мечтала возненавидеть всем сердцем. Так было бы в разы легче, но нет. Я все ещё любила ее. Потом она написала, что мы не станем кем-то большим, чем просто друзьями. Я тогда слонялась по квартире, периодически врезая кулаком по стене, и истерически смеялась, даже не пытаясь сдержать слёзы. Если бы кто-то увидел меня в тот момент, сразу отвёз бы в дурдом, потому что выглядела я совсем неадекватно… «Засунь поглубже эту свою дружбу», — думала я и снова била многострадальную стену. И все так же не могла возненавидеть её… Мы начали общаться иначе, как друзья. После первой нашей прогулки в роли друзей я сидела дома на полу, обняв колени руками. Слезы снова текли по щекам, а рядом лежала подушка, которую она почти не выпускала из рук, когда ночевала у меня. Небольшая такая подушка, 25×40, синенькая с цыплятами… «С кентами», — она так говорила. После второй такой прогулки было гораздо легче. Я действительно начала воспринимать ее как подругу, но в голове что-то перемкнуло, и я решила написать однокурснице. Было три часа ночи, мы договорились погулять. Подруга принесла с собой скейт. Мы сидели на парковке, говорили, смотрели тикток, смеялись. До пяти утра. Потом мы замёрзли, зашли ко мне, попили чай. Подруга включала песни… И каждая напоминала мне про Неё… Я записывала ей голосовые с тем, как громко подпеваю Жене Мельковскому: «Все верно, мы друг другу не обязаны, но я чувствую себя разбитым и грязным…» Я ненавидела. Ненавидела, да, но не ее, а себя. За то, что не могу отпустить, не могу перестать думать о ней, за то, что впервые в жизни я настолько привязалась к человеку, что не могу просто забыть и жить дальше. В то утро я записала около пятнадцати голосовых, а в конце приписала: «Все эти гс можно не слушать, я там просто ору под музычку». Я надеялась, что она не прослушает, но она прослушала и написала, что мне весело… Забавно, что в тот же день мы шли гулять, и я снова делала вид, что все хорошо, и меня не ломает изнутри чувство брошенности и ненависть к себе. Та прогулка закончилась очень поздно. Автобусы уже не ходили, а ей до дома иначе не добраться, поэтому было решено пойти ко мне. Я шла, прокручивая в голове строчки… «Только прошу, себя не по… теряй… теряй…» Я всё-таки потеряла… Придя домой, мы расположились как обычно. Я упала в кресло, она легла на диван. Свет выключен, темно, тихо. Ко мне на грудь забрался кот, мурлыкал, тёрся мордочкой о мои щеки, по которым снова текли проклятые слезы. Я злилась, что не могу просто отпустить ее. Ни мне, ни ей это общение не нужно, но я просто не могла потерять ее. Я все ещё надеялась, что все будет так, как раньше, я смогу целовать ее, быть рядом, держать ее руку в своей, обнимать ее, а не подушку «с кентами»… «Только прошу, себя не потеряй…»