***
Арсению пришлось позавтракать вместе с семьёй Антона, чтобы убедиться, что Антон в состоянии убедить гламуром родственников, что он не голоден или уже поел. Ещё вчера, чтобы не сильно нагружать парня в такой эмоциональный момент, маг постоянно поддерживал простенькую иллюзию, рассеивающую человеческое внимание, чтобы Майя Олеговна не замечала, что сам Антон еду не накладывал, а ту, что она сама положила в его тарелку, подъедал Арсений. К тому же наблюдать за парнем было забавно. За его хитрым, довольным взглядом. Он же вечно пытался Арсения накормить, даже обмолвился пару раз, что его образ жизни нездоровый, и теперь его желание исполнилось. Конечно, менять свой образ жизни полностью мужчина не планировал, но пусть порадуется пока, он не против. Арсений остался доволен, когда на пропитанное гламуром "Мам, я же уже поел, зачем ты насыпаешь мне вторую порцию?", женщина растерянно уставилась на тарелку и начала бормотать что-то про то, как ужасно спросонья работает мозг. Теперь Арсений мог со спокойной душой оставить Антона наедине с семьёй. Им нужно своё время, и, как бы ни было приятно за ними наблюдать, он не будет навязываться. Так что, как только с завтраком было покончено, Арсений быстро распрощался со всеми, заявив, что пойдёт в отель, "готовиться к конференции". Хотя Майя Олеговна снова не хотела его отпускать, он знал: так будет лучше. До двери его проводил только Антон, который прекрасно понимал: возвращаться Арсений не намерен до самого отъезда. Так что, когда Арс обулся и надел пальто, парень спросил, придёт ли он к ним на Новый год. — Посмотрим. — уклончиво ответил мужчина тогда. — Ладно... До встречи. — с улыбкой, — Только не спи больше на крыше, ладно? — Ладно...***
Кровати в номере были сдвинуты к дальней стене, чтобы освободить больше пустого пространства. На них же стояли тумбочки и скрученный ковёр. В центре комнаты на полу и зеркально на потолке красовались сложные, два на два метра печати, начертанные кровью. В месте переплетения символов стоял маг. Линии печати вспыхнули золотом, и его фигура начала светиться изнутри. Золотой свет впитывался в подошвы босых ног и вместе с кровью разносился по телу, подсвечивая вены и меридианы, печати, впаянные в плоть, и наконец — отпечаток первородной Тьмы. Всё это время Арсений не двигался, и даже не дышал. И теперь, ощутив, что заклинание завершено, сделал судорожный вдох. Тело горело от количества прошедшей сквозь него энергии, каждая вена, каждая клетка, и из-за этого воздух казался неправдоподобно холодным. Мужчина сделал шаг и оказался за границей печати, но подсвеченный послеобраз остался на своём месте. Всё сработало как надо. Отдышавшись, Арсений принялся внимательно изучать получившееся творение. За столько лет он так и не придумал ему название... Печать создавала точную копию его внутреннего строения, вплоть до мельчайшей детали. Потоки энергии были в нём как на ладони. Очень удобно в проверке эффективности расположения печатей. Одно из лучших его изобретений. Когда-нибудь, в далёком будущем, когда он раскроет миру магов свою сущность и избранный, а точнее созданный им в магии путь, он обнародует его. Обязательно обнародует. Сейчас это сделать невозможно, ведь к нему не будет доверия. Но в будущем многие открытые им печати будут спасать жизни... Или отнимать их. — Что ж, приступим. — зачем-то вслух произнёс Арсений. Ему предстояло провести полную диагностику своего организма. Повезёт, если он успеет закончить к Новому году...***
— Ма-ам, ну мне же не пять лет! — Антон страдальчески сжимал в руках выбранный его матерью новогодний свитер с хохочущим снеговиком. У того от смеха аж морковка накренилась. — Не делай вид, что тебе не нравится. — упрекнула его женщина с улыбкой. Антону ничего не оставалось, как заткнуться, и позволить маме нарядить его как ей угодно. Нет, он любил яркие вещи! Любил и вещи с забавными принтами! Но не до такой же степени... Хотя ради этой её улыбки он готов стерпеть любые переодевания. Пусть хоть в платье нарядит. Главное не позволять тратить слишком много денег. Карточку Арсения Антон принципиально не взял, но, кажется, скоро начнёт об этом жалеть. Хотя он так и не смирился с отсутствием своих денег, Арсению он хотя бы, возможно, в далёком будущем, смог бы как-то отплатить, хотя и не казалось, что того хоть сколько-нибудь заботят человеческие деньги, а мама, она же мама. И человек. У неё бо́льшие потребности в материальном плане и меньшие возможности. Его семья никогда не жила богато, и он не мог не учитывать это. Пусть сейчас мама хотела потратить на чудом выжившего сына хоть все деньги мира, просто чтобы накупить ему тёплых свитеров, в которых мёртвое тело не нуждалось, хотя бы он должен оставаться благоразумным. — Ладно, но этот последний! — выдвинул он ультиматум. Женщина в ответ только закатила на него глаза и кивнула на примерочную. В это время из одной из кабинок, широко улыбаясь, выскочила Вика в блестящей юбочке. — Смотли, какая я! — она покрутилась, высоко задрав носик. — Самая прекрасная. — Антон погладил её по голове, — Пойди, папе покажись. — мужчина в это время перебирал джинсы у дальнего стеллажа. Когда с шоппингом, наконец, было покончено, сын с матерью присели на лавочку прямо напротив небольшого островка аттракционов, куда отец увёл дочь. Та настойчиво тянула мужчину за руку, подгоняя. — Мам. — неуверенно начал Антон, и замолк. А что ему, собственно, говорить? За эти два дня они уже обсудили всё на свете, за исключением "лечения" Антона, о котором он, ссылаясь на болезненные воспоминания, отказался говорить. — Как тебе... Арсений? — нашёлся он, и вопрос отозвался тусклой грустью где-то под рёбрами. Уже тридцать первое, но он так и не пришёл, хотя парень надеялся. Он приглашал его провести время с его семьёй, и, хотя ясно осознавал, что он откажется, всё равно надеялся. Глупо, но как есть. И сейчас, спрашивая о нём, он даже полностью не отдавал себе отчёта, что именно имеет ввиду. — Он... Интересный. — улыбка стекла с лица женщины, оставив на губах лишь едва различимый след, а смешинки в глазах сменила мудрость. Иногда Антон поражался, насколько разной его мама могла быть, — Если бы моё мнение имело значение, я бы сказала тебе держаться от него подальше. — А? — Антон недоуменно выпучил глаза, — Я думал, он тебе понравился? — Понравился. — подтвердила женщина, — Но я не думаю, что он тот, кто тебе нужен. Он же твой?.. — она замялась. — Ещё нет! — замахал руками Антон, а его мертвенно бледные щёки покрыл лёгкий румянец, так не свойственный вампирам, — Но... Я его, кажется, люблю... — он смущённо отвернулся. Мама — единственный человек, который знал о нём всё. Ну, по крайней мере до недавнего времени. Та, кому он всегда доверял. Он рассказал ей, как впервые попал на вечеринку, о первой влюблённости, как попробовал травку, как по пьяне чуть не позволил приятелю набить себе тату. О первом поцелуе с парнем и своей панике после... Тогда даже на секунду у него в голове не промелькнуло сомнение, что мама отречётся от него. Женщина, конечно, была не в меньшем шоке, чем тогда семнадцатилетний Антон, но не показала этого. Она приняла его тогда, как принимала всегда до и после. Только просила не рассказывать об этом отцу. Он, как человек традиционных ценностей и тонкой душевной организации, так не вяжущейся с его внешностью, мог не понять. Поэтому сейчас, именно перед ней, он впервые посмел произнести вслух то, что понял уже давно. Влюблённость и любовь — не одно и то же. И одно не обязательно порождает другое. И Антону казалось, что первую "стадию" с Арсением он просто пропустил. Мир не сужался до одного человека, не было ни эйфории, ни страстного желания обладать. Просто в какой-то момент привязанность, благодарность и восхищение переросли в другое, более сильное чувство. И чем дольше он находился рядом с Арсением, чем лучше узнавал его: оно только крепло. Когда влюбляешься, человек кажется тебе идеальным, но Антон слишком рано увидел надломленную сторону мужчины, чтобы впасть в это заблуждение. Уж каким, а идеальным Арсений не был. Прекрасным, но не идеальным. — Интересно... — задумчиво протянула женщина, — Раньше ты никогда не использовал это слово. — А? — Антон так глубоко погрузился в свои мысли, что не сразу понял, о чём она. — Ты всегда говорил, что у тебя кто-то есть. Есть девушка, или... Не девушка. — всё-таки слово "парень" в отношении её сына ей давалось тяжело, — Но о любви — никогда. Антон поражённо уставился на неё, словно сам только осознал, что́ вкладывает в это слово. — Поэтому я и говорю: есть ли разница, что я скажу? — подвела она итог. — И всё же... Мне интересно твоё впечатление. — она права, и её мнение не станет весомым в принятии его решений, но он всё же хотел его услышать. — Он кажется человеком, который слишком многое увидел за свою короткую жизнь. — женщина печально вздохнула, — Может, из-за работы, он всё-таки работает с такой смертоносной вещью, как рак, но, кажется, что не только из-за неё. Он словно старается скрыть свою боль, и идти по миру, будто ему весело. Но, глубоко в его глазах... То, как он смотрел на нас, на тебя... Это не зависть, не злоба, но эмоция такой силы, что я не могу описать. Он же почти твоего возраста, вы совсем ещё дети, но ваша энергетика такая разная. Он словно прилагает огромные усилия, чтобы просто жить. Чтобы улыбаться. Я повидала много людей за эту жизнь и знаю, о чём говорю. И я боюсь, что рядом с таким человеком ты окажешься под угрозой. — мама предостерегающе посмотрела на него, — Если сделаешь этот шаг, я прошу тебя: в спорных ситуациях всегда выбирай себя и своё благо в первую очередь. Можешь считать это моим тебе наставлением. Она отвернулась в сторону аттракционов, и лицо её снова приняло добродушное выражение. И это не маска, нет, она всегда была такой: заряжающая всех и вся жизнерадостность контрастировала в ней с полувековой мудростью. Она же просто выбирала быть счастливой. Если всегда думать и переживать, можешь упустить жизнь. Когда-то она пыталась научить этому и сына, но, кажется, не преуспела. Но ничего, главное, что он жив. А счастье он и сам в состоянии обрести. Своим собственным путём. Антон проследил за её взглядом и заметил папу, который посадил Вику на шею, чтобы показать ей какой-то светильник интересной формы под потолком. Вскоре картинка размылась перед глазами. Пусть в своей любви он был всё ещё уверен, слова мамы тревожной волной окатили его душу. «Он словно прилагает огромные усилия, чтобы просто жить. Чтобы улыбаться.» — из всего именно эти слова отпечатались в сознании. Часто ли Антон пытался заглянуть за его привычную улыбку? Или он видел усталость и боль только тогда, когда ему позволяли их увидеть? Когда Арсений становился слишком слаб, чтобы играть? Вскоре мысль обрела чёткость, и превратилась в цель: он должен стать тем, перед кем Арсений не должен будет притворяться. Если Арсений ему позволит.***
Мир сжался до одной точки. До островка его тела, наполненного Энергией. Она бурным потоком прошивала меридианы, впитывалась в них прямо из окружающего пространства сквозь десятки крошечных печатей, выгравированных на венах и костях. Нейтральная Энергия. Идеальный баланс Света и Тьмы, созданный самой природой. И сейчас он его нарушит. Арсений сосредоточился, перенаправляя энергию в ладони. Перед ним начал быстро формироваться шар, похожий на клубок спутанных искр. Словно маленькие кометы, золотые и чёрные всполохи носились в хаотичных направлениях, не желая позволить магу контролировать себя. Но под гнётом мощной воли не выдержали даже они. Вскоре клубок начал распутываться. И чем обособленнее становилась Тьма от Света и Свет от Тьмы, тем своевольнее вели себя искры. Отвергая друг друга, они всегда стремились воссоединиться, словно мятежные возлюбленные, потерявшиеся в порочном круге любви и ненависти. Руки Арсения тряслись от напряжения, на лбу выступил холодный пот. Как просто ему было бы сотворить мгновенную вспышку, так тяжело удерживать длительный контроль. Наконец, спустя пару бесконечных минут, перед ним зависли два сгустка энергии размером с теннисные мячи. Мужчина выдохнул, но не смел ослабить хватку. В последний раз взглянув на стоящую перед ним проекцию, он протянул руку и коснулся сгустка Тьмы. Он собирался пустить её по собственным венам прямо к метке под рёбрами. Раз внешние раздражители на неё не действовали... Пришло время попробовать достучаться изнутри. На нём не было футболки, вместо неё на его боках, руках и плечах красовались высеченные скальпелем печати, укрепляющие тело. Периодически из неглубоких порезов скатывались капельки крови и впитывались в ткань штанов. Он мог бы начертить их специальной краской, но тогда эффект уменьшился бы втрое. Он не мог рисковать собственным телом из-за пары десятков порезов. За пальцем из клубка искр потянулась тоненькая нить, ведомая сильной волей. Она не касалась кожи, но обжигала даже так. «Только одна попытка.» — напомнил себе Арсений, когда энергия уже готова была проникнуть в нужную вену, проходящую чётко сквозь отпечаток Тьмы. Одна попытка. Он не выдержит это во второй раз. Глубокий вдох...***
— С Новым годом! — С Новым годом! — С Новым годом! — Подарки! Одновременно прозвучало четыре выкрика и стук бокалов. Стоило курантам пробить, как Вика бросилась к ёлке, под которой уже лежали несколько коробок и бумажных пакетов, чем вызвала смех у остальной семьи. Антон смотрел на неё с улыбкой, но по телу медленно расползалась тоска по тому, что ещё не произошло. Последний день. Есть вероятность, что это его последний день с семьёй. Даже если Арсений верит, что душа Антона сможет восстановиться, сам парень не настроен так оптимистично. Пусть он не понимал, что и как устроено, как такая эфемерная и хрупкая вещь, как душа, способна починить сама себя, он догадывался: в процессе может произойти что угодно. Он может до конца жизни остаться связанным с Арсением, и, при таком раскладе, попадёт ли он когда-нибудь ещё в Воронеж? У Арсения есть своя жизнь и обязательства. Антон был уверен, что вот так сорваться из Питера в путешествие с ним больше, чем на месяц — совсем не просто для него, пусть маг и не говорил об этом прямо. Единственное, что он сказал: когда они вернутся, у него будет много работы. Значит, он отложил её ради поездки? Маги, как и вампиры, воспринимают время не так, как люди. Для Арсения несколько лет или десятилетий — не такой долгий срок. Но для семьи Антона время, которое может уйти на его полное выздоровление, может стать целой жизнью. И это чертовски больно. — Эй, чего загрустил? — сидящий рядом папа положил свою огромную ладонь ему на плечо. И Антон сразу почувствовал... Защищённость. Давно забытую, которую ощущают только дети рядом с любящим родителем. На секунду, всего на секунду, Антону показалось, что он стал таким маленьким под этой рукой, что мёртвое сердце ускорило свой бег. В его новом сверхъестественном мире он редко мог позволить себе быть слабым. Даже перед Арсением он храбрился, старался не показывать, насколько ему тяжело. Сейчас же вся его защита рухнула. Напряжённые мышци обмякли, ровная осанка накренилась. Осознанно сдерживаемая грусть проступила на лице. — Ну чего ты? — заметил перемену отец, — Скоро закончится твоё лечение, и приедешь домой. Да, сын? — он ободряюще улыбнулся, не зная, что сделал так только больнее. — Да... — Антон через силу улыбнулся, — Обязательно.***
Дом спал. Ночную тишину не нарушали даже салюты, часто сопровождающие приход Нового года. Полная луна бледным пятном желтела на небе, отбрасывая тусклые лучи, что пробивались сквозь незашторенные окна в маленькую квартирку на четвёртом этаже. Глубоко спящая девочка заворочалась во сне, и тусклый свет коснулся её щеки. Увидев это, единственный бодрствующий в доме бесшумной тенью прошмыгнул к окну и задёрнул шторы. Ребёнок больше не ворочался. Антон наклонился к ней и тихо чмокнул в макушку. Затем вышел и закрыл за собой дверь. Входную он миновал так же не издав ни звука. Арсений так и не пришёл, хотя Антон приглашал его. Обидно, но, в то же время: вдруг он хотел провести этот день с кем-то, а не застрять в далёком городе с чужой семьёй? Антон успокаивал себя этим предположением, но на деле сильно волновался. Вдруг что-то случилось? Поэтому он быстрым шагом шёл по пустынным улицам. Снег хрустел под ногами, и этот обычно умиротворяющий звук только напрягал. Когда неподалёку какие-то подростки подорвали петарду, Антон аж подпрыгнул. Тогда и осознал, насколько напряжён он на самом деле. Холл отеля встретил его приглушённым светом и отсутствующим администратором. Антон стремительно пересёк широкое помещение и оказался у лифтов. У одного не горела панель вызова, что означало, что он сломан, а второй стоял на двенадцатом этаже. «Долго!» — иррационально Антон не мог стоять на месте и ждать. Их номер на восьмом, он быстрее дойдёт сам. Не долго думая, парень побежал по лестнице. Спасибо нечеловеческому телу, подъем не занял и минуты. Давно сжимаемый в руке ключ-карта сработал с первого раза, и Антон влетел в комнату. Тогда смутное до этого беспокойство обрело форму и смысл. Ещё из коридора он почуял сладкий запах крови. Странно, ведь кровь Арсения не пахнет. — Арс! — Антон ринулся в спальню, но застыл, увидев, во что превратилась комната. — Какого!? — по ней словно прошёл тайфун: кровати стояли у стены, где-то рядом валялись опрокинутые тумбы, стеклянные светильники раскрошились. В центре комнаты золотом горели кровавые печати, и в них стояла словно голограмма или проекция тела из вен, сосудов и костей, и горящих на них символов. Она же была единственным источником света. Парень повернул голову и увидел Арсения, бессознательно лежащего у стены. Всё его тело было изрезано, и явно не осколками, хотя может и ими тоже. Порезы, складывающиеся в символы неизвестного языка, наводили ужас. Его глаза были плотно закрыты а из уголка рта вниз по щеке тянулась тоненькая струйка крови. — Арс! — Антон подбежал к нему и порывисто схватил за плечи, но тут же одёрнул руки, осознав, что зацепил раны, — Как тебя, блять, ну что за человек!? — второй раз за три дня он находит его без сознания! Парень аккуратно подхватил его под руки и попытался посадить. Сам не успел понять, зачем, план действий упрямо не формировался в голове. Звонить в скорую? Навряд ли она чем-то поможет. Тогда, помогут маги? Но где найти магов!? Между тем Арсений, оказавшись в вертикальном положении, открыл глаза и уставился на Антона удивлённым, неожиданно бодрым взглядом. — Ты... Чего такой испуганный? — недоумевающе спросил он. Словно в насмешку, капелька крови капнула с его подбородка на торс. Арсений, на самом деле, был искренним. Он правда не чувствовал себя плохо. Просто количество воли, необходимое для контроля его манипуляций с Энергией было настолько колоссальным, что он отрубился сразу после. Ну, допустим, ещё энергия немного, совсем чуть-чуть, взорвалась, отбросив его к стене, но серьёзных травм не нанесла. Ему было лень вставать и он заснул прямо там, где приземлился. Это не что-то необычное. — Действительно, чего, блять, я испуганный!? — Антон встряхнул его, будто это могло вправить его мозги на место, — Это ты чего такой спокойный!? — он взял Арсения за челюсть, заставив чуть-чуть приоткрыть рот, и с облегчением обнаружил, что кровь шла всего лишь из прокушенной губы. Не обращая внимания на пытающегося что-то сказать Арсения, он выпустил его лицо из захвата и двинулся дальше. Сейчас, когда у него появилось чуть больше времени и его глаза привыкли к темноте, он видел несравнимо больше. — Это... Что? — стоило взглянуть на тело, даже под слоем потёков свернувшейся крови, невозможно было не заметить огромный, уродливый шрам от ожога, опоясывающий предплечье Арсения, всю руку, плечо и частично грудь. А под ним, на рёбрах, чернел отпечаток Тьмы. Но он сейчас волновал их обоих меньше всего. — Не смотри. — Арсений отвёл взгляд от чужого лица, осознав, куда именно смотрел Антон. Вообще осознание собственного положения включилось только сейчас. Он вспомнил, в каком виде начинал колдовать, и как выглядело его тело. И он не хотел видеть эмоции Антона. Будет это страх, брезгливость или жалость, он не хотел знать. Но Антон не отвернулся. Пазл медленно складывался у него в голове. Каждое "отвернись" обрело смысл. Он протянул руку и коснулся края шрама, где неровная красно-бордовая кожа переходила в мраморно белую, здоровую. — Ты... Поэтому? — но Арсений не смотрел на него, и не собирался отвечать. Его показательно ничего не выражающий взгляд буравил стену. «Снова пытается спрятаться.» Тогда Антон, не долго думая, притянул его к себе и обнял, положив голову на плечо. Арсений в его руках напряжённо замер истуканом. — Это... Ты что делаешь? — спросил он. — Не знаю. — честно ответил Антон, — Типа, пытаюсь поддержать? — Зачем? — Просто... — Это странно. — Как и вся наша жизнь. Ты против? — Нет. — Арсений немного расслабился, но в следующую секунду Антон уже отпустил его. — Ладно, это не своевременно. — он заглянул ему в лицо, — Какого хрена ты весь изрезан!? — парень снова встряхнул его, — И какого ты вечно попадаешь в такие ситуации!? Арс не выдержал и рассмеялся. Реакции Антона были ему не совсем понятны, но даже так их непостоянность и спонтанность забавляли и выбивали из колеи. — Таков путь. — ответил он когда успокоился. — Какой в жопу путь!? Ты фильмов пересмотрел!? Хранитель галактик местного разлива! — Арсений ещё никогда не видел Антона настолько возмущённым, — Давай говори как тебя лечить! — Та в порядке я! — он искренне так считал. — Ага, на следующий раз запомню, как выглядит твое "в порядке", самоубийца хренов! — Антон метнулся к противоположной стене, где на кровати валялся рюкзак Арсения, и вытащил из него аптечку, — Говори, что делать. И посвети, блин! Не вижу ничего. Арсений с мученическим выражением лица достал из аптечки круглую тёмную баночку. — Порезы не глубокие, не волнуйся. Этого хватит. — он хотел сам открыть крышку и обработать их, но Антон отобрал у него лекарство, — Ей! Я сам. — Помолчи и посвети! — Антон поднёс мазь к лицу и понюхал. Пахло хвоей и спиртом. — Не хочу я светить! — возмущённо воскликнул Арсений. — Если не посветишь, я спрячу мазь, и просто тебя всего оближу! — да, Антон, достойная угроза, — Посмотрим, как тогда будешь стесняться! — Ты!.. — Арсений задохнулся от возмущения. — Я-я, свети давай. Арсений задумался на несколько секунд, из-за противоречивых эмоций мысли разбегались из черепной коробки. Какой смысл прятаться теперь, когда скрывать уже нечего? Его куда больше цепляло само существование этого шрама и знание о нём других людей. Особенно важных людей. Чем внешний вид. В конце концов, что худшее может произойти? Антон будет смотреть на него с брезгливостью или отвращением? От этой мысли мужчина вздрогнул. Нет. Если это не случилось сразу, то уже и не случится. Свет не сильно ухудшит его положение. И всё же... Как бы Арсений не пытался убедить себя, что собственная внешность перестала иметь для него значение, ему хотелось быть красивым. На большую часть людей, да, плевать. Но с конкретными людьми... Антон никогда не должен был увидеть это позорное уродство. Словно ощутив его мысли, Антон опустился перед ним на колени и, подняв его подбородок рукой, заглянул в глаза. Арсений не хотел на него смотреть, но ему снова не оставили выбора. Эта так редко являющая себя черта Антона: эдакая нежная властность, обезоруживала. Ей не хотелось сопротивляться. — Хе-ей. — Антон улыбался. Не лучисто, от уха до уха, как обычно, но по-доброму, ободряюще, как часто улыбаются детям, когда успокаивают, уверяя, что разбитая коленка — не конец света, — Не загоняйся, пожалуйста. — он сместил ладонь, и теперь она охватывала его щеку вдоль линии челюсти, едва касаясь уха, — Пожалуйста, Арсений. — он провёл большим пальцем по подбородку, стирая с него кровь. И Арсений сдался. Что будет потом — случится потом. Он зажёг огонёк на ладони и запустил его парить в воздухе над ними. Затем, он откинул голову на стену и прикрыл глаза, словно говоря: делай, что хочешь, поддаваясь его воле. Он не привык выказывать слабость перед другими. Каждый раз, терпеливо снося боль, ему самому приходилось справляться с последствиями своих ранений. Но что с того, что это больно? Просто переставляй ноги, просто иди вперед, Так что не нужно жалеть себя. И в слезах нет никакого толку. Неважно, что никто не заботился о нем. Долгие годы он шел по жизни один, и все было в порядке. Но, если всё было в порядке, отчего нежные прикосновения Антона к его ранам настолько приятны? Почему мурашки, бегущие по коже, когда парень дует на неё, пытаясь уменьшить боль, отзываются в сердце теплом? Разве того, кто способен прикасаться к нему с такой всепоглощающей нежностью, может испугать какой бы то ни было шрам? Рациональная часть сознания боролась с эмоциональной, травмированной, пока Арсений не осознал, насколько глубоко погрузился в себя, загнанный собственными страхами и комплексами. И он усилием воли загнал мысли поглубже. Не сейчас. Этот момент слишком прекрасен, чтобы осознанно выбирать страдания. Пока пальцы крыльями бабочки порхают по его коже, и даже тупая боль отошла на второй план. Пока он чувствует на себе сосредоточенный, тёплый взгляд. Пока слышит: "Вот так не больно?" И отрицательно качает головой в ответ... Его мысли давно не значили так мало...