***
Арсений сжимал в руке лезвие меча, сидя на балконе выделенной им комнаты. На пол размеренно капала кровь, а лицо его выражало одно большое ничего. Эмоции сплелись в тугой комок где-то под рёбрами, затягивающийся с каждым вздохом. Они сплетались во всё новые и новые узлы, мечась по разуму Арсения и не находя выхода. Арсений не ожидал её увидеть. И не хотел чувствовать всё то, что всколыхнуло её присутствие. Арина... Её лицо стояло перед глазами, а внутренний взор упорно цеплялся за его мелкие черты. Ведь Арина — практически точная копия Алёны, его Алёны... Но всё же не она. Потому что её глаза чуть тусклее, и золото в них сияет холодным, благородным блеском, а не близким теплом только что разожжённого камина. Потому что иссиня чёрные волосы коротко обрезаны под стать её воинской натуре, а не вьются причудливыми узорами в воздухе, повторяя движения элегантного меча. Потому что нет родинки на скуле, которую Арсений мог найти с закрытыми глазами, как нет и шрама на шее, и печати — клятвы, на запястье. И нет чувств, кроме боли, между ними, как никогда не было любви. Потому что Арина не Алёна. Потому что Алёны больше нет. И потому что здесь, на Родине, находилось единственное место в этом мире, где Арсений мог увидеть её вновь. Но он боялся. Потому что не знал, выдержит ли его ставшая такой хрупкой личность эту встречу. Последнюю в этом мире встречу. Именно поэтому он сидел неподвижно, вслушиваясь в гул улиц, а вторая рука его сжимала на треть пустую бутылку. Потому что другого способа сбежать от этих эмоций он не знал. Или же не помнил...***
Антон нервно нарезал круги по району, всем своим видом выражая агрессивную работу мысли. Арсений попросил не идти за ним. Прямым текстом попросил. Всё это время Антон упорно старался Арсу доверять. Несмотря на скрытность, увиливание и недомолвки, доверять. И когда его попросили оставить друга одного — ему бы послушаться. Но всё произошедшее не давало покоя. Ведь, хотел он этого или нет, имел право или нет, он всё слышал. «Она хочет меня убить» «Как бы я не сожалел, я не могу тебе это позволить» «Ты заслуживаешь смерти» «Я знаю. Знаю, как никто другой» «Ты даже представить не можешь, как я себя ненавижу» Человек, которого он любил. Этот светлый, добрый человек, ненавидел себя. Считал, что заслужил смерть. Это не то, что можно легко осознать, и точно не то, что Антон способен принять. Воспоминания калейдоскопом картинок мелькали перед глазами. Весь их путь. Арсений в цепях, принимающий их предложение. Арсений, аккуратно лечащий его друзей. Посиделки на кухне и неизвестно отчего робкий рассказ о связанных отныне душах. Дом и радость его обитателей при виде Арсения. Возвращение в отель и самоотверженное спасение Арсением девушки, о плате за которое Антон всё ещё не знал. Путешествие, разговоры в палатке и попытки быть ближе, Катя. Боль и ярость, забота и Тьма. Уютный фестиваль, закуски и лунное серебро. И это только начало. То, как постепенно оттаивал Арсений, как приоткрывал свою раковину, не просто позволяя приблизиться, но и делая шаги навстречу. Иногда редкие и робкие, иногда импульсивные, километровые. То тепло, которым сквозило от него в Воронеже. Та боль в его прошлом, что не сломала его. Разве мог такой человек заслуживать смерти? Разве мог он себя ненавидеть? Всё это казалось до абсурда неправильным. Как и решение отпустить Арсения плавать во всколыхнувшемся океане боли самому. А в том, что Арсению больно, Антон был уверен. Да, он не мог понять причину, но мог понять Арсения. Поэтому он развернулся на пятках и побежал в отель, едва не забыв снизить скорость до человеческой.***
То, как выглядел Арсений, напугало его. Сидящий в полной темноте и одиночестве, бездумно пялящий в пустоту. По его мечу на кафель тонкой струйкой стекала кровь, а воздух наполнял тонкий запах алкоголя. — Арс... Ну ты чего? — Антон опустился перед ним на колени и попытался забрать меч. — Нет. — Арсений только сжал руку сильнее, из-за чего лезвие глубже вошло в плоть. — Ты, блять, так нельзя. — Антон пытался оставаться спокойным, хотя вся ситуация не на шутку пугала его, — Эй, Арс? — он помахал рукой у него перед глазами, пытаясь добиться внимания, — Эй, зачем это? Давай, объясни, пожалуйста. — взгляду Арсения было далеко до осознанности, он был сильно пьян. А с пьяными обращаться иначе, чем с детьми — дохлый номер. «Как он вообще успел так надраться!? Прошло меньше часа!» — Дурацкий Шер запомнил её ауру. — Арсений чуть стукнул рукоятью меча о пол, — Я не хочу её чувствовать! — в ответ на такое обращение меч обиженно задрожал, как расстроенный ребёнок, — Не жалуйся, манипулятор. — буркнул на него Арс. Удивительно, но, даже будучи пьяным, он говорил очень чётко. Чтобы понять о чём он не требовалось прилагать дополнительных усилий. — Шер? — удивился Антон, — Это что, имя твоего меча? — других вариантов не было. — Нет, конечно! — Арсений взглянул на него осуждающе, — Думаешь, я назвал бы меч односложным словом? Банальность! Всё равно что назвать человека "Боб"! — Ладно. — Антон понял, что пьяный Арсений очень впечатлительный, и мыслит ещё хаотичнее, чем обычно, — Тогда как его зовут? — Шер Райро Илиньяр. — с трудом произнёс Арс. — И вправду длинно... И что это значит? Арсений театрально закатил глаза, словно отдавая дань тупости собеседника. Пьяный мозг благополучно забыл, что тот не знает практически ничего, а уж тем более древний диалект, фраза из которого стала именем мечу. — Время не идёт вспять. — Арсений картинно отвернулся, ещё сильнее сжав клинок и сделав глоток из бутылки, что сжимал в другой руке. — Так, а вот это я заберу. — Антон проворно выхватил бутылку и, не дав Арсению среагировать, плеснул её содержимым на кровоточащую ладонь. — Бля! — когда алкоголь обдал рану жжением, Арс рефлекторно одёрнул руку, выпустив клинок. Через секунду на него обрушилось осознание произошедшего, и он поднял на Антона обиженный взгляд. Антон тем временем отложил меч себе за спину и успел прочитать надпись на бутылке и оценить объём выпитого. — Баккарди!? Ты б ещё чистый спирт хлестал! — Антон ужаснулся, бутылка на семьсот пятьдесят миллилитров была на треть пуста, — Как ты вообще связно мыслишь... — Отдай. — хмуро произнёс большой ребёнок напротив. — Хватит тебе пить. — Антон замахнулся выкинуть бутылку с балкона, надеясь, что она никого не пришибёт, но Арсений перехватил его руку, — Нет, Арс, хватит! Даже пьяный Арсений всё ещё чертовски силён, а Антон, от неожиданности забывающий о своей вампирской силе, не способен ему сопротивляться. Так что бутылка была с лёгкостью отобрана первоначальным владельцем, который тут же сделал из неё глоток. — Теперь меч. — Арсений протянул к Антону руку, с которой всё ещё текла кровь. — Ну уж нет. Это перебор! — Антон сам взялся за рукоять меча, — Почему ты вечно себя калечишь!? — Так получается... — мужчина казался удивлённым, произнося это. Будто не видел здесь проблемы, — Ну и что? — подтвердил он впечатление Антона следующей фразой. — В психологии это называется селфхарм. — парень ткнул в него пальцем, — И это очень нездоровая хуйня! — Ты путаешь пон-нятия. — и всё же его язык чуть-чуть заплетался, — Дай меч! — Ничего я не путаю! И твои слова на арене это подтверждают! Ненавидишь себя как никто другой? Так это и работает! Ты не вывозишь боль эмоциональную и перекрываешь её физической! Может и в Нижнем мире ты сделал то же самое, когда дерево-демона сжёг? Может тебе кажется, что ты невъебаться какой осознанный, но я вижу, что это нифига не так! И я, блять, не психолог, чтобы что-то утверждать, но это нездоро́во, Арс! — в порыве эмоций Антон схватил его за порезанную руку. Тем временем Арсений таращился на собственную конечность так, будто впервые увидел. Пьяные шестерёнки в мозгу крутились слишком медленно, лениво обрабатывая чужие слова. — Нет. — сказал он. — Что нет? — Нет. Я не специально. — уверенно произнёс Арсений. — Если это так, можешь оставить меч в покое? — без особой надежды спросил Антон. Спорить с пьяным себе дороже, но драться с ним за оружие лишь бы тот себя не резал — тоже перспектива сомнительная. — Не могу. — Арсений раздражённо взмахнул руками, — Я не хочу чувствовать её ауру! — он с надеждой заглянул Антону в глаза, будто это должно было его убедить. — Ладно, пойдём длинным путём. — не-пьяный мозг Антона соображал быстро, сопоставляя причины и следствия, — Ты чувствуешь её ауру из-за того, что Шер впитал её кровь? — обречённый кивок со стороны Арсения, — Ты не можешь просто приказать ему избавиться от этой ауры? — отрицательный кивок, — А сама по себе она держится долго? — снова кивок, — Значит, заглушить её можно только новой кровью? — в глазах Арсения вспыхнуло восхищение. Получив подтверждение, Антон, не сомневаясь, взял меч и полоснул им по своей ладони. Конечно, он мог просто пойти к рюкзаку и взять один из пакетов крови, которые любезно предоставил им по первой же просьбе местный вампирский клан ещё у аэропорта, но не стал. Его цель была чуть сложнее, чем избавить Арсения от неприятного ощущения. Даже если в чувствах Арсения к нему не было любви романтической, они в любом случае близкие. Даже если Арс считал его другом, дружба — просто разновидность любви. А никто не хочет, чтобы его любовь страдала. Быть может таким образом Арс поймёт, что чувствовал Антон, когда его близкий раз за разом калечил себя. — Э? Ты чего! — у Арсения на лице, как в замедленной съёмке, отразились замешательство и испуг, затем он сразу попытался выхватить из чужих рук меч, — Антон, блять! — вскрикнул он, когда парень отодвинулся от него на добрых полтора метра. Взгляд его мигом стал чуть более осознанным, будто всё только что произошедшее отрезвило его. — Почему ты хочешь меня остановить? — склонив голову в бок, спросил Антон, наблюдая за малейшими изменениями в мимике другого человека, — Я ведь делаю то же, что и ты. — раз уж начал играть в психолога, нужно закончить. Хотя Антон был уверен, что, увидя эту сцену, все психологи мира влепили бы себе фейспалм. Потому что очень навряд ли с точки зрения психологии его действия приведут к тому результату, на который он рассчитывал. — Я... — не до конца трезвый мозг позволил Арсению показать больше искренности, чем ему бы хотелось, — Я не хочу, чтобы тебе было больно? — полувопросительно. — О, родил мысль, наконец! Антону потребовалась вся его выдержка сначала для того, чтобы не скривиться от боли в ладони, а затем для того, чтобы не расплыться в довольной улыбке. Ведь это — забота. Пусть корявая, неосознанная и искажённая, не такая, как у нормальных людей, но ведь и они — не нормальные люди. Но даже такая, эта странная, искажённая забота согревала его. Но показать это было нельзя. Для закрепления эффекта нужно было чуть больше драмы. И пусть актёр из Антона ровно такой же, как балерина из сварщика, на это он способен. Нужно просто показать его искренние чувства чуть ярче. Чуть последовательнее... — Антон? — Арсений выглядел растерянным. — Да господи, за что мне это? — и всё-таки ломать комедию и дальше ему не хватило контроля. Антон выпустил меч из рук, и тот с громким хлопком упал на кафель. В следующую секунду парень сидел на коленях перед Арсением, не решаясь взять его за всё ещё кровоточащую руку, — Я тоже не хочу, чтобы тебе было больно, идиот. — и он улыбнулся, уловив в потемневших глаза искру понимания. В следующую секунду произошло то, чего Антон не мог ожидать. Арсений нежно взял его за раненую, сжатую в кулак руку, и аккуратно разомкнул пальцы. Рана уже не кровоточила и почти сомкнулась. Он обвёл её пальцем. — Прости... — тихо пробормотал он и прижал руку к груди, не глядя на Антона, — Я... Я понял. Я, правда, постараюсь так не делать. — к концу фразы голос стал почти беззвучным. — Дурак. — Антон наклонился ближе и обнял его. Неизвестно, сколько они провели в таком положении, но в какой-то момент голова Арсения на плече Антона потяжелела, и стало ясно, что он заснул. Антон поднял глаза к звёздному небу, нежно поглаживая его по спине. Эта сцена вызывала мощное ощущение дежавю. Но пусть Арсений спал, покоя не было. Потому что ему всё ещё больно. Антон отчётливо осознавал, что его "моральная поддержка" — слабоватая помощь. Но что ещё можно сделать? Что ещё он мог предложить? Да и в целом, имел ли он право лезть во что-то настолько личное? Весь разговор он чувствовал, что спросить, кем была та девушка — чертовски неуместно. А теперь ему вообще шанса узнать может больше не представиться. «Ты даже представить не можешь, как я себя ненавижу...» Набатом бились в голове одни и те же слова, пока он перевязывал руку Арсению и укладывал его в постель. И пусть соблазн забить на перевязку и залечить рану старым способом был велик, Антон не мог себе это позволить. Ведь в Питере его учили не только драться. Теперь сквозь кровь он мог увидеть куда большее. А это не то, что он бы простил себе в отношении Арсения, не теперь. Теперь подглядывать, быть наблюдателем, как раньше — недостаточно. Подло и кощунственно. Да, он хотел правды. Но ещё сильнее ему нужна была искренность...