Тот, кто сливается с тенью

Он падал. Так долго, что казалось, будто он медленно поднимался вверх или и вовсе застыл в киселе пространства. Ни ветра, ни звука. Свет неотличим от тени. Тело проходило сквозь облака, не нарушая их структуры, и можно решить, что оно стало бесплотным… а вдруг так и случилось? Он прыгнул в пропасть между аккумулированной материей Обливиона, считай, в пустоту, заполненную неоформленной хаотической энергией. Конечно, с ним что-то случилось, как иначе!.. Он развоплотился, даже не заметив этого, и теперь его отголосок путешествовал по Хладной Гавани, невесомый и незримый, в поисках источника лазурной плазмы, в котором мог бы вновь обрести плоть. Какой же идиот… вдруг он вернётся обратно, в Бастион?.. возможность остаться без тела пугала не так, как перспектива вновь оказаться там, откуда он сбежал. Спустя время он почувствовал, что снова обретает форму. Креация хаоса упорядочивалась и застывала вокруг в соответствии с его морфотипом, с его отголосоком. Когда восстановились глаза, он с облегчением понял, что место ему незнакомо и что этот источник возрождения, скорее всего, находился в отдалении от заселенных даэдра областей. Опустившись в лазурную плазму с головой, он поплыл против неспешного течения, подмечая невиданную ранее растительность вокруг: на холодных скалах росли светящиеся стручки и невысокая, жёсткая на ощупь трава. Пробовать странные растения на вкус он не стал. Извилистое, точно аспид (ну почему, почему он помнит каких-то дурацких змей?...), русло потока хаотической креации вывело его к узкому каньону с отвесными, абсолютно гладкими стенами из чёрного камня. Ущелье будто вручную сделано, настолько ровные стены… возможно, Молаг Бал сам взял здоровенный нож и вырезал отсюда кусок, словно скалы были пирогом необъятных размеров? Он с удивлением понял, что губы сами собой растянулись в улыбке. Надо же… образ Даэдрического Принца, вырезающего пространство под себя, может быть не только устрашающим, но и забавным. Проплыв ещё дальше, обнаружил, что ущелье немного расширяется вглубь, и вышел на узкую полоску каменистого берега. Неокатанные бритвенно-острые камни ранили босые ноги, впивались в ступни, резали, вспарывали. Оставались блестящие кровавые следы — всего на несколько мгновений, пока плазма, принявшая вид крови, не остывала и не возвращалась к первоначальному состоянию Обувь ему точно не помешала бы. Решив не пытать себя, он вновь нырнул в поток и поплыл дальше. Лазурная плазма приятной прохладой залечивала порезы и раны, насыщала, придавала выносливости, даровала спокойствие и отдых… осознав, что дальше плыть либо бессмысленно, либо опасно, он нырнул глубже. Дно оказалось таким же гладким, как стены ущелья, холодным и безопасным. Он остался там — в родной среде ему не нужно даже дышать: плазма легко и безболезненно заполнила лёгкие, приласкала неторопливым течением, забралась в черепную коробку и украла ниточки мыслей. Ему почти нравилось: никто не найдёт, нечего бояться; лежи и смешивайся с плазмой, позволяй ей обновлять тело слой за слоем, унося печали и страхи вместе с потоком. Он долго лежал там, ни о чём не думая. Очень долго. Настолько долго, что это наскучило. Возвращение на поверхность выдалось неприятным. Местность переменилась: узкий каньон расширился, превратился в долину, испещренную кластерами бритвенно-острых валунов и потоками хаотической креации. Светящаяся растительность, трава и грибы, сияющие в вечном полумраке, стали больше и выше, также появились деревья. На первый взгляд мёртвые, однако внутри стволов пульсировала, поднимаясь от скрюченных корней к ветвям, лазурная плазма. Не могло же пройти так много времени, что ландшафт изменился до неузнаваемости? Нет, скорее всего, он вновь развоплотился и оформился уже в другом месте… это наиболее вероятная версия. Он шёл вдоль берега достаточно долго, пока не наткнулся на прибежище нескольких душелишённых, очевидно, сбежавших от своих надзирателей. Странная компания собралась в небольшой пещере с низким сводом: аргонианин с блеклой тонкой чешуёй, местами полностью сошедшей с бесцветной кожи; босмерка с татуированным лицом и острым ножом; морщинистый человек без правого глаза; пятнистый мелкий каджит. Они были одеты, у них даже имелись элементы дреморских доспехов — у кого наручи, у кого наплечник или шипастые наколенники — и оружие. Сначала душелишённые едва не прикончили его, посчитав врагом, засланным шпионом, однако их удалось убедить в обратном. Первым ему поверил ящер, остальные прислушались. — Эр-Джейсин. Можно Эр. Он не сразу понял, что аргониан представился. Другие тоже назвали свои имена, но ему нечего было им ответить. — Не помню своего. — С-странно, — Эр оглядел его. Вдруг стало неприятно: никто до этого не разглядывал так пристально. И дремора, и душелишённые обычно смотрели вскользь и сквозь; одинаково, но по разным причинам.— Выглядиш-шь с-совсем новым. Не помниш-шь ничего? Обычно нужно много времени, чтобы забыть вс-сё. С-сколько ты тут? — Не знаю. Каджит громко фыркнул, оскалив клыки… вернее, то, что от них осталось. Кто-то намеренно спилил их под корень. — Назовись хоть как-то, а то сами придумаем, — высоким голосом сказала босмерка. Он равнодушно пожал плечами. Ни одно имя не приходило в голову, когда он думал о себе. Ничего не подходило. — Яс-сно. Повезло тебе, — в тихом свистящем голосе ящера не было и намека на сарказм. — Попал в Тюрьму С-стенаний. С-сейчас тут не до нас-с, важный узник прибыл, все даэдра им заняты. Ему было плевать, что это за узник, и он не стал расспрашивать. Его это не касалось. А вот то, что дремора ослабили контроль над душелишёнными — хорошо. Расслабляться самому нельзя. Больше он не даст застать себя врасплох. — Ос-ставайс-ся. Предложение, от которого нельзя отказаться — его убили бы, попытайся он уйти. Отпускать его слишком рискованно. — Мы не враги друг другу, — подал голос человек, наверное, имперец. Взгляд имперца казался достаточно дружелюбным… при наличии лишь одного глаза. Это увечье он приобрёл до смерти? Враги, не враги… в Хладной Гавани все друг другу враги. Этого он не стал говорить. Эти душелишённые сбежали вместе, объединились, наверное, помогали друг другу… Под рёбрами резануло: ему никто никогда не помогал. Эр-Джейсин позволил ему сесть рядом, у покосившейся жаровни холодного пламени, дал одежду, рассказал о Тюрьме Стенаний. Удивительно, но порядки здесь были намного мягче, чем в Бастионе: Тюрьма была тюрьмой не для душелишённых, они лишь исполняли работу, которой не желали заниматься дремора. Их даже не всегда заковывали в кандалы. В сравнении с Бастионом это… нет, всё так же тошно и мерзко. Он не хотел бы попасть к здешним дремора. Он не хотел находиться здесь, в Хладной Гавани. Он хотел… чего-то другого. Но не мог понять, чего. Душелишённые во главе с Эр-Джейсином сбежали не так уж и давно, когда в Тюрьму перевели того самого важного узника, однако они успели обзавестись оружием и частями брони, нападая на дремор-одиночек и постоянно перемещаясь. Он удивился. До сих пор считал, что сбиваться в кучу — плохая идея. Одному укрыться можно: пустое место внимания не привлекает. Но большая группа притянет взгляд. Рано или поздно найдут, убьют, снова закуют в цепи и заставят работать, пока не растворишься в бессмысленном повторении однообразных действий. Эр в ответ на его умозаключения насмешливо прошипел: — Ну и дурак. Вмес-сте с-сопротивление можем оказать и взять, что хотим, и с-сбежать легче. Одну лягуш-шку поймать нес-сложно, а поймать троих уже непрос-сто. — Не страшно? — он обвёл взглядом тех, кто сидел рядом с ним и напротив него. Они доверяют друг другу? Это опасно. Это глупо. Доверие может стоить… а что оно может стоить? У него же ничего нет. Даже жизни. Даже свободы. Терять нечего. — Страшно, — ответила босмерка. — Но мы устали бояться. А ты нет? Устал или нет — неважно, по-другому не будет. Это же Хладная Гавань: здесь либо боль, либо страх. Третьего не дано. И всё же — да. Он понял, что устал. — С-скажи, не хочеш-шь ус-строить им небольшой переполох? “Им” — это дремора? Очень, очень плохая идея. Нет, нет, нет. Нужно бежать подальше от этих ненормальных, их безрассудство приведёт его к мучениям. Если поймают, дремора накажут. Будет очень больно. Если поймают... В груди защекотало что-то, обожгло непривычным жаром другое решение. Он хотел доставить даэдра неприятности. Хотел заставить страдать. Хотел… сделать хоть что-то, чтобы отделаться от ощущения, что всё его существование — пустой, бессмысленный звук, обращённый в никуда… — Что предлагаешь? Эр-Джейсин скривил широкий рот, показывая мелкие острые зубы. Оскалился, что ли?.. Нет, улыбнулся. Тогда-то они решили напасть на окраинный пост на подступах к Пепельной шахте.