день первый страх
— Я боюсь, что это скоро закончится. Чайлд поймал грустный взгляд от Чжунли, и усмехнулся. Чем меньше он привяжется, тем будет проще, да? Он так думал всё это время, он заставлял себя так думать. А вот сейчас — купленные билеты у них обоих, где-то в календаре у Чжунли уже стоит напоминалка собрать вещи и сдать ключи. Всё заканчивается. Всё в этом мире имеет свойство заканчиваться. Вечно только время и чужие воспоминания. Вспомнит ли о нём Чжунли, когда уедет? Через год, через два? Сохранят ли они отношения? Чайлд в это не особо верил. Надеялся, хотел бы верить — но не верил. Прекрасный год, десять из десяти, Чайлд бы поставил ему лайк, если бы мог. Кто вообще меняет университет перед получением степени? Только такой зануда, как Чжунли. Чайлду хотелось верить, что это чья-то воля свыше. Вся жизнь, все действия — для их знакомства. Как глупо! Если бы это было так, Чайлд бы не боялся сейчас отчаянно их разлуки. Не думал, как уже совсем скоро будет скучать, заглушая боль чем угодно. Не вздыхал бы после их прощальных объятий каждый раз, когда Чжунли скрывался за порогом своей квартиры. Чайлд мог сейчас держать пальцы Чжунли в своих ладонях и лишь пытаться сохранить каждое мгновение этого тепла в памяти. Он мог прикасаться и слышать чужую речь вживую, а не записанную в войсы. Скоро это закончится. Вначале — учёба, чуть позже — их встречи, а там останется только растягивать агонию отношений на расстоянии. Чайлд никогда этого не понимал, не верил в искренность и долговечность таких лав-сторис — помнил истории друзей и подруг ещё со школы, и то, как все их рассказы в какой-то момент прекращались. Чайлд каждый раз делал вид, что ничего не заметил и старался не бросать сочувствующих взглядов. Сейчас он не хотел никому из друзей ничего говорить о своих отношениях — всё равно это не надолго, как бы сильно Чайлд не хотел иного. Они ведь не выдержат, расстояние ещё никому не помогло — или Чайлд не знал таких историй. Сказки для самых наивных. Наверное, поэтому он сейчас старался не давать себе надежды. А может и не поэтому, может, он просто не верил, что для Чжунли он что-то большее, чем случайная история на пару месяцев. Тишина сегодняшнего вечера давила, была плотной и удушающей. Чай давно остыл, горечь неприятно оставалась на языке и бесила, до ужаса бесила. Чайлд никогда не скажет Чжунли, что абсолютно не разбирается в чаях и в принципе их не любит. Цветочные вкусы, горькие, сладкие… Чайлд пожимал мысленно плечами и выбирал наугад — каждый раз. Чжунли всегда с нескрываемым восторгом рассказывал что-то про свои покупки в маленьких чайных, а Чайлд… Ну, Чайлд молча пил предложенное, удивляясь вкусам. Скоро и нелюбимые чаи тоже исчезнут из рутины. Чайлду было даже немного жаль. Обратный отсчёт где-то в мыслях не прекращался ни на секунду, а Чайлд лишь улыбался, пряча за маской свой страх, и пытался забыть о времени. Это закончится совсем скоро, но пока у него было время, Чайлд хотел тратить его только на Чжунли. У Чайлда не было всего времени мира, но оставшихся дней хватит на встречи и поцелуи сполна. Страх можно задвинуть подальше до момента прощаний — и до одиночества, неизбежного одиночества. У Чайлда оставался ещё почти целый месяц, а дальше… А дальше — пусть хоть весь мир осыпется осколками.день второй отношения на расстоянии
Чайлд знал, что так будет. Хотелось сорваться, взять билет и уехать на другой конец Тейвата — лишь бы увидеть Чжунли. Чайлд чертовски хотел снова услышать вживую любимый голос, снова увидеть улыбку Чжунли, как он мило хмурится, когда опять забывает, что только что писал, хотел снова наблюдать исподтишка за Чжунли, смущённо отводя взгляд… Чайлд стискивал зубы и молча листал чужой твиттер, в соседней вкладке обновляя мессенджер. Сообщения сыпались неравномерно — то Чайлд не спал всю ночь, проклиная часовые пояса и с улыбкой слушал болтовню Чжунли, а то, как сегодня, в отчаянии ожидал хоть строчку в твиттере. Чайлд готов был страдать сколько надо, лишь бы потом снова иметь возможность быть рядом не буквами на экране. Отношения на расстоянии всегда казались чем-то неправильным, суррогатным, и это ощущение не пропадало даже сейчас. Звонки, войсы, фотки… Через них не прикоснёшься, не обнимешь. Чайлд так скучал по теплу от их объятий — он всегда мёрз, а Чжунли был горячим, как печка, и Чайлду этого так не хватало. Чайлд всё так же думал, что не выдержат они на расстоянии. Надеялся, молил вселенную, небеса, каких-то абстрактных богов дать ему шанс, но абсолютно в это не верил. Сколько им быть по разные стороны континента? Полгода, год? Больше? Когда всё наладится? Чайлд всеми силами пытался ускорить тот иллюзорный момент, когда сможет уехать к Чжунли — лишь бы он в тот момент ещё был нужен. Была ли у них вероятность быть счастливыми вместе, спустя года и расстояния? Чайлд влюбился тогда — с одного «Привет», с одной улыбки… А сейчас с грустью взвешивал все «за» и «против». Чжунли нужен кто-то другой — лучше, правильнее. Не раздолбай-Чайлд, не опаздывающий-вечно-Чайлд, не нелюбящий-замудрённые-чаи-Чайлд. Чжунли бы кого-то другого, получше. Быть может, того, кто не курит перед сном, на что Чжунли вечно ворчит. Того, кто не бежит с другого конца города на встречу, потому что опять потратил последнюю десятку на сигареты и вкусный чай для Чжунли, а теперь не успевает к условленному времени, ведь проездной остался в коридоре. Чжунли бы кого-то правильнее, кого-то под его собственную неидеальную идеальность. А Чайлд… А Чайлд просто Чайлд. Вот такой вот шебутной, с веснушками на светлой коже и растрепанными вечно волосами. Шумный, яркий, и так раздражающе-неловкий. Лучше бы Чжунли не давал ему и вовсе надежд на будущее и расплывчатое, туманное счастье. Чайлд не верил. Писал свои «скучаю» и «люблю», нежно набирал пожелания хороших снов, а потом перечеркивал клетку в календаре. Дни ещё даже не перевалили за сотню, четверть года едва пройдена… Никаких достижений. Когда Чжунли надоест? Хэй, много дел было. Ты спишь? Чайлд с улыбкой разглядывал оповещение. Они выдержали ещё один день. Можно перечеркнуть дату.день третий алкоголь
Они тогда ещё не встречались — после экзаменов первого триместра учёбы кто-то в кампусе проводил вечеринку. Чайлд, естественно, пошёл. У него не так часто бывали выходные, а учебный отпуск заканчивался через пару дней после последнего экзамена. Чайлд пошёл — и потащил с собой Чжунли, с которым успел подружиться на общих лекциях потока по праву, пререкаясь с ним и преподавателем. Чайлд и Чжунли были разными, совсем не подходили друг другу — но Чайлду безумно хотелось общаться с этим до ужаса умным новеньким. Болтать, звать на кофе в обеденный перерыв, скидывать что-то милое в личку… Он встретил Чжунли у его дома, продрогше прячась под козырьком от редких снежинок. Пока ждал — клятвенно заверял Ньору злобными сообщениями, что не планирует напиваться, чтобы ничего не запороть. Чайлду нравилось пить в те редкие моменты, когда у него были время и деньги на такое развлечение — лёгкость, которую даровал алкоголь, была слишком уж заманчива, чтобы не возвращаться к ней снова. Улыбнуться поярче, сделать очередной глоток… На той вечеринке Чайлд незаметно выкидывал полуполные бутылки с сидром — будто он пил, будто он не выходил из своего образа, который знали все вокруг. Чжунли едва пригубил какой-то коктейль — он даже не опьянел, лишь блеск глаз мог выдать что-то о его состоянии. Чайлд отчаянно пытался контролировать ситуацию — лишь бы случайно не перегнуть, лишь бы не дать своей тактильности напугать Чжунли, лишь бы… Чайлд проиграл тогда себе с оглушительным счётом — через час или чуть больше они уже сидели в его комнате, смотря какую-то фэнтезийную короткометражку. Чайлд положил голову на чужое плечо, смущённо не зная, куда девать руки, прижимаясь сильнее, чем стоило бы. А Чжунли… Позволил. Не возмущался, не просил отодвинуться. Чайлд удивился тогда — удивился и мысленно восторженно верещал, как глупенькая фанатка на концерте кумира. Ха. До этого момента он был готов поставить любую ставку на то, что шансов у него нет. Чжунли — и он. О боги, нереально ведь! Теперь всё не казалось таким однозначным. Чжунли, конечно же, не остался, хоть Чайлд не мог не предложить этого с какой-то глупой надеждой. Они досмотрели тот фильм, Чайлд что-то восторженно рассказывал про лор авторской вселенной… А потом Чжунли ушёл. Чайлд до отвратительного глупо улыбался, глядя на закрывшуюся дверь — Чжунли просил не провожать, и Чайлд послушно остался в комнате. На столе стояла очередная недопитая бутылка — возможно, это заметил Чжунли. Возможно, поэтому он так хмыкал, поглядывая на Чайлда — пьяного от своих чувств больше, чем от алкоголя. Чайлд растерянно потирал пальцы о ладонь, пытаясь запомнить чужие прикосновения. Счастливый и влюблённый — Чайлд обожал этот мир, этот город, этот универ. Чайлд любил весь мир и Чжунли — Чжунли больше всего. У Чайлда ведь был шанс, правда? В это так хотелось верить — отчаянно, сильно. И Чайлд позволил себе поверить. Он попробует — и если получится, он будет счастливейшим человеком во всем Тейвате! Уже перед сном Чайлд получил сообщение от Чжунли с предложением попить завтра кофе. Засыпал Чайлд, пряча улыбку в подушку. У него точно был шанс! Всё должно было — обязано — получиться.день четвёртый болезнь
Чайлд снова опаздывал — проездной, конечно же, остался дома, а денег на такси как обычно не было. Да и к тому же Чайлд купил лекарства — порошки от простуды, какие-то капли от насморка… Он тревожно стоял в аптеке, вспоминая названия всего, чем его пичкали в детстве и что он видел на кухне, когда младшие болели. Фармацевтка с улыбкой помогла ему собрать набор первой помощи, за что Чайлд был ей безумно благодарен — сам бы он застрял с этим на ещё большее количество времени. Чуть меньше пятнадцати минут до знакомого подъезда, а Чайлд мчался как мог, хоть и понимал, что десять минут опоздания погоды не сделают. Чайлд волновался. Чжунли сегодня не явился на занятия, и Чайлд сразу, как узнал об этом от старосты другой группы, начал писать встревоженные сообщения Чжунли. Тот впервые на памяти Чайлда заболел. Температура, насморк… Ничего серьёзного, не волнуйся. Чайлд всё равно волновался. Попросил его подменить на работе, и сейчас бежал от кампуса до дома Чжунли. Хотелось хоть как-то помочь. Ничего лучше, чем купить лекарства и примчаться к Чжунли, когда от его помощи настойчиво отказывались, Чайлд придумать не смог. Звонок в дверь, Чжунли, замотанный в плед… Чайлд неловко впихнул ему в руки пакет с лекарствами, а сам, больше на автомате, начал стягивать куртку и ботинки. А когда поднял взгляд, увидел смущённого, покрасневшего Чжунли, который явно не ожидал увидеть на своём пороге Чайлда. Оу. Чайлд не думал, что это будет так. Вот же блядство. — Я… Я пришёл помочь. Выбил себе выходной. Я почти уверен, что у тебя не было лекарств… А ещё лекции за сегодня, я взял копии у твоих одногруппников… И со спец-курса тоже. Чем больше Чайлд пытался объяснить, что он вообще делал, тем тише становилась его речь. Голос отчаянно не слушался Чайлда, как бы он не пытался говорить уверенно. Вдох. Выдох. Чжунли уже взял себя в руки, и лишь лёгкий румянец выдавал его чувства. Чайлд… просто хотел заботиться. Можно ведь? Его не выставили за порог — уже достижение. Чайлд болтал, перерывая холодильник Чжунли, чтобы приготовить еды — вряд ли он больной стал бы готовить... Чжунли всё так же молча наблюдал за Чайлдом, иногда лишь вставляя краткие ремарки, или чуть насмешливо хмыкая на какую-то шутку. Чайлд старался не оборачиваться каждые пять минут, хотя картина была занятная — Чжунли сидел, нахохлившись как птица, укутанный в свой плед, и грел руки о кружку горячего чая. Это было так уютно… Чайлд где-то в тот момент понял, что пропал. Любовь — это хотеть заботиться, да? Любовь — слишком громкое слово. Чайлд спотыкался мысленно каждый раз о него, пока курил на лестничной клетке в одиночестве, обдумывая каждый миг с осознания. Уменьшить бы градус этого дерьма. А поздним вечером, на его вопрос, нужно ли Чжунли ещё что-то, чтобы Чайлд забежал после пар и принёс нужное, Чжунли попросил Чайлда остаться. Может, любовь и громкое слово, но звучит оно красиво и ярко — Чайлд хотел бы чаще его говорить. Он надеялся, что сможет ещё сказать своё «люблю», и желательно, не один раз.день пятый тату-мастер
— Смотри, вон там! Татушки хной! В детстве всегда мечтал о таком, но почему-то никогда не делал… Пойдём? Чайлд, восторженно комментируя всё, что попадалось ему на глаза, тащил Чжунли к маленькой палатке, где работала художница хной. Чайлд даже не знал, чего бы он хотел на своей коже, но весна слишком быстро стала по-летнему душной и солнечной, несколько выходных подряд располагали к прогулкам, а настроение было хорошим и самую малость шкодливым, так что рисунок хной был прекрасной идеей. Чайлд ярко улыбался и искренне смеялся, оглядываясь на Чжунли и видя его ответную улыбку. Всё было хорошо — пока что. Да пусть даже это не на навсегда — будто Чайлд мог представить их вечное «долго и счастливо» хоть в одной вселенной — сейчас Чайлд был счастлив. — И что ты хочешь нарисовать себе? — Насмешка — без злобы, чистое подтрунивание, ласковые нотки и интерес. О да, Чайлд обожал Чжунли. — Не знаю. Хочешь, твоё имя будет? Чжунли смущенно закашлялся. Чайлд опять перегибал? Но… Это же даже не навсегда. Пару дней, неделя, в лучшем случае две. — Эм… Если только иероглифами. Я напишу схематично, не беспокойтесь! — А это уже к художнице. Чайлд сглотнул комок в горле. Почему-то эта идея внезапно превратилось в что-то сокровенное, интимное — до дрожи и неловкого румянца. Ёбаные боги. Художница справилась быстро — меньше чем через пятнадцать минут незнакомые, чуть ломаные линии красовались на запястье Чайлда. Он ждал какой-то реакции от Чжунли, одобрения, снова подтрунивания, может, улыбки… Чжунли предельно серьёзно рассматривал два иероглифа на чужой коже и будто даже не дышал. Ему понравилось? — Хэй… Всё нормально? — А, да. Выглядит замечательно. Тебе идёт. Чайлд на это зарделся. Это было приятно, будто слова были мягким пуховым одеялом, в котором Чайлд спрятался от холодов. Или мягким облаком, как это любят изображать в мультиках. Или… Или объятиями Чжунли. — А ты, будешь что-то? — Хочу твоё имя — на твоём языке. Что ж, теперь Чайлд понимал реакцию Чжунли. Это… Это было слишком. Слишком личным, слишком важным. Эти татуировки — пусть хной, пусть на пару дней или неделю — выглядели как обещание. Чайлд мысленно поклялся, что на их свадьбу он повторит эту татуировку уже настоящими чернилами в тату-салоне. Какая свадьба, какое обещание… Очередная вспышка страха прожгла сознание, но Чайлд всеми силами отогнал её куда-то вглубь мыслей. Он подумает об этом после. Чайлд быстро написал схематичные буквы, стилизовав их чуть коряво под шрифты старинных книг. Пусть это будет так — не идеальным исполнением на идеально-правильном Чжунли, на его чертовски чистой коже, бледной, как снег. Чайлд искренне наслаждался, наблюдая, как на коже его партнёра появляются буквы. Это… Это было красиво. Правильно. Чайлд хотел бы, чтобы это сейчас происходило не в палатке уличной художницы, а в тату-салоне. Но… Но Чайлд просто урывал себе немного счастья. Всё это было временным — его пребывание здесь, его татуировка, его отношения с Чжунли. Всё было временным, кроме, видимо, его чувств. Но пока что всё шло хорошо. Вложить свою ладонь в чужую, сфоткать их имена на запястьях на память — маленькая глупость, о которой Чайлд не жалел ни на секунду. Чжунли улыбался, глядя на это, а значит, Чайлд не накосячил. Ещё один хороший день вместе, вау. Виват, ура или что-то в этом духе.день шестой семья
— А помнишь? Хэй! Знаешь, я тогда… Чайлд счастливо улыбался, обнимая Чжунли, чуть зажмурившись, как кот, пригретый на солнышке, и, конечно же, снова болтал. Они… У них получилось. Чайлд не мог подумать тогда, долгие шесть лет назад, что у них получится, иногда он до сих пор в это не верил. Сюрреалистично. Невероятно. Он сорвал ёбаный джекпот. Чайлд правда тогда, ещё в первый год готов был сдаться — каждый раз, под утро, просыпаясь в одиночестве, в своей выстывшей за ночь квартире, он хотел просто сдаться. Прекратить все усилия. Сказать, что больше не готов быть так далеко, что не хочет таких отношений, где вся близость — полчаса на созвоне. На какой-то упрямой надежде Чайлд держался, отсчитывая дни и каждый вечер ожидая неизбежного конца. А потом Чжунли начал приезжать к нему. Не часто — но случалось. Чайлд помнил, как впервые встречал Чжунли в аэропорту — кажется, Чайлда трясло до мандража, а никотин с кофеином на голодный желудок давали убойную дозу нервозности. Чжунли — идеальный до ужаса, всё такой же отвратительно-прекрасный, обнял Чайлда — и все страхи ушли, словно и не было их. Словно Чайлд не боялся потерять Чжунли. Словно они не расставались ни на миг. Внезапно всё стало реальным, обрело краски. Чайлд даже вспомнил тогда в вихре эмоций все свои обещания и молитвы во вселенную и к абстрактным богам. Потом был ещё один долгий год порознь, и лишь после они, наконец, начали жить вместе. Подобрали город, где им обоим будет уютно, Чжунли начал свою преподавательскую карьеру — с его знаниями иное было бы просто глупо. Чайлд перебивался статьями и заметками в журналы, но был вполне доволен этим. Чжунли в быту оказался… милым. Порой неловким, забывающим свой кошелёк и пропуск, идеально готовящим и постоянно сжигающим кофе, который сам он не любил — но готовил по утрам для Чайлда. Коллекция чая занимала почти две полки, а Чайлд каждый раз притаскивал Чжунли что-то новое — теперь уже не просаживая каждый раз последнюю десятку на то, чтобы порадовать своего парня. Всё наладилось, стало правильным и уютным. Чайлд был счастлив. Всё ещё подспудно боялся, что это в любой момент закончится, боялся ужасно, и даже родное тепло под боком не всегда спасало от нервных пробуждений посреди ночи, но Чайлд перестал сомневаться в них, в их отношениях… Перестал сомневаться в Чжунли. Однажды — через года полтора, как они съехались — Чайлд пришёл с точной копией той татуировки хной на запястье из их первой совместной весны. Чжунли застыл неловко, смущённо обводя пальцем своё имя на чужой коже… А через пару дней появился с той надписью, что когда-то далёкой весной украшала его руку. Чайлд не мог найти слов, чтобы описать своё счастье. Он делал всё, чтобы получить это грёбанное счастье — не мог иначе, не мог отступить тогда, не мог прекратить попытки и в тот тяжёлый год через тысячи миль — чтобы сейчас быть на расстоянии пары дюймов. Всё было хорошо — так хорошо, что в это трудно было поверить. Чайлд любил Чжунли — всем сердцем, в моменте и перспективе, в прошлом и будущем — и хотел, чтобы это было вечным. Через время, расстояние, во всех мирах и вселенных. По-другому у Чайлда бы не получилось — как бы он смог жить, не любя Чжунли? Не смог бы. Не захотел бы. Прикосновение кожа к коже, тепло и лёгкая шероховатость чужой ладони напоминало, что всё не зря. Ради этого счастья — не мимолётного, не случайного, — можно было бороться. Нужно было бороться. В радости и печали… Аминь. Чужое дыхание щекотало висок, всё было таким идеально-идеальным, таким настоящим… Чайлд любил свою жизнь, любил Чжунли. А Чжунли любил его в ответ.день седьмой день рождения
— С Днём Рождения! Чайлд, улыбаясь, смотрел на Чжунли — на щеке у него было немного муки, а на торте не хватало буквы, и это было прекрасно. Это было идеально. Чайлд помнил свои дни рождения раньше — когда они уже были в отношениях, но ещё не жили вместе. Таких праздников было три. Два из них он довольствовался лишь огромными войсами и подарками, присланными через курьеров, в последний год этого дерьма под названием «отношения на расстоянии» Чжунли прилетел сюрпризом. Чайлд тогда экстренно брал выходной, искал ресторанчик с подходящей кухней и атмосферой и вызывал такси для Чжунли в аэропорт. Было весело, но всё не то — Чжунли улетел через сутки, Чайлд остался снова один, доедать по-смешному синий торт с китёнком. Чайлд тогда мечтал, чтобы не было этой агонии, чтобы уже всё стало лучше, правильнее, реальнее… Они съехались той осенью. Все следующие дни рождения Чайлд встречал уже с Чжунли — тот каждый раз готовил тортики, искал невероятные подарки, подбирал какие-то сюрпризы… Это было так правильно, так хорошо, что Чайлд каждый раз не мог поверить, что не спит. Что это правда происходит, и происходит с ним. День рождения когда-то перестал быть важным — у Чайлда есть младшие, а он повзрослел, ему не нужны праздники и вечеринки, да и он давно уже съехал от родителей, чтобы ждать чего-то большего, чем пара звонков и сколько-то моры на карту. Мелкие не делали свои подарки-поделки, родители не заморачивались с сюрпризами… От друзей Чайлд тоже не особо чего-то ждал. Вспомнит и поздравит Ньора, Скар, может, Альби и Кэй, с которыми он делил комнату в кампусе — на втором курсе они все даже устроили небольшую вечеринку для него стараниями Ньоры — это было круто, но если бы этого не было, он бы не обиделся. От Чжунли поздравление с любым праздником было важным — а день рождения стоял где-то на вершине всех праздников. Чайлд впервые отпраздновал свой день вместе с любимым только на третий год их отношений, и, по скромному мнению Чайлда, это было отвратительно несправедливо. День рождения Чжунли они ещё в первый год отметили вместе — пусть и не в качестве пары. Чайлд же оказался в одиночестве, отчаянно крутя по кругу поздравление в голосовом. Сейчас — торт на столе, где-то в углу связка шариков, и Чжунли — такой родной-прекрасный-любимый, что у Чайлда щемило сердце. Если он был рождён для чего-то другого, кроме как смотреть на этого прекрасного мужчину каждый день, иметь с ним общий дом, семью и планировать кота, то Чайлд был оскорблён и обижен на вселенную. Лёгкий поцелуй в уголок губ, смешок над растрёпанным Чжунли, измазанным в муке… Этот день рождения был лучше других — хотя бы потому, что с каждым годом Чайлд любил Чжунли всё сильнее, и новый виток в его календаре лишь подтверждал это. По-другому и быть не могло.