Meus es tu ultimo, finem et peccatum

— Убей меня. Каждый раз одно и то же. Одна фраза (константа). Симба по привычке молчит. Кладёт перед израненным телом кусок мяса и садится спиной к нему. В конце концов Шрам не сможет встать (даже лапой без боли пошевелить), чтобы ударить его или убить.  — Убей меня.  — Заткнись. Нередко бывает так, что Симба пропитывается жалостью к нему. Нет, честно. Слепой, с обожжённой большей частью тела и сломанной лапой. Да он даже поесть без его помощи бы не смог. Быть может, имея чуть больше мужества, Симба бы оставил его в огне на раздирание гиенам без всяких раздумий и сожалений. Просто из ненависти (и жалости). — Сим’а… — шепчет Шрам, захлёбываясь кровью Симба уверен, что если бы не это, дядя рассмеялся бы, — вот и пришёл мой конец… Дав’й же, чёрт возьми, сверши своё воз’ездие… Иногда он думает, что тогда пошло не так. Почему он не сдержался и бросился в огонь, спасая его, в последний момент? Нет, он вроде всё сделал правильно, победил Шрама в равном бою и скинул со Скалы, но… Почему-то, чёрт возьми, он не сдержался. Остальные даже ничего не заметили — он смылся с телом дяди так же быстро, как и вернулся, пока все веселились и плакали от счастья, окрыленные свободой. Они думали, что огонь уничтожил гнилое тело тирана (не думал же Симба портить им торжество). Шрам проклинал и, казалось, недоумевал всю дорогу, а на время прибытия (спустя двадцать метров от Скалы) потерял сознание. А он, Симба, по второму возвращению к нему, дождался, когда он очнется, «зализал» ему некоторые раны, взвалил его на спину и понёс дальше.  — Убей меня.  — Нет. Нора на границе Прайда, в которой гнилжил Шрам, прекрасно защищает и от непогоды, и от глаз мимо проходящих. Никому в голову не придёт искать жильё или чужаков там. Обычно он незаметно забирает кусок мяса зебры или антилопы, которых приносят с охоты львицы, но иногда он охотится сам, хотя еды для израненного мученика требуется не так уж много. Если честно, он просто надеется, что однажды он придёт посмотреть на него, и обнаружит бездыханное тело. Временами ему это снится во снах, где после он чувствует успокоение. Иногда он думает, что стоит прекратить зализывать ему раны (возможно даже вскрыть некоторые или нанести новые), тогда он медленно умрёт от загноения. Почему-то он ничего не делает.  — Почему ты не убьёшь меня, глупец? Это ведь такой шанс под самым носом: отомстить за смерть отца. Иногда, ради разнообразия, он отвечает:  — Я не такой, как ты. Я не поддамся ненависти и не испачкаюсь в твоей смрадной крови. Симба знает, что ведет себя как идиот, верящий в глупые нотации. Симба хочет убить его. Сам не знает, откуда в нём взялась эта сентиментальность, и почему он тогда не отступил на шаг назад от огня. Иногда Симба думает об этом (вообще-то очень часто). По большей части он представляет, что, будучи грешником, будет захлебываться в своей вине и вообще после смерти его кинут в ад. Редко, в такие моменты, когда Шрам засыпает, Симба закрывает глаза и представляет окрыляющую свободу. Он хочет знать, что следует за убийством убийцы, но так и не решается, потому что отец бы этого не одобрил.  — Убей меня, убей меня, убейменя, убейменяубейменяубей… Он молчит. Он не убийца.