Холодный голубой

Я снова пьяная. В каком-то стремном клубе на окраине города, ослеплена неоном. Холодный голубой достает до самой души, проходится морозным пощипыванием по дыхательным и на финальной точке блокирует все тело: не могу пошевелиться. Будто под кайфом. Ну, это, конечно, тоже, но до костей пробирает именно неон. Или я слишком хороша в вопросах, касающихся самообмана, что лишь на руку моему диллеру. Жадно вдыхаю, пока оцепенение растворяется в клубных ритмах. Стадия разговоров с незнакомцами уже пройдена, не без убытков для лысого козла, решившего превратить мой трагичный монолог о той пизде, в которую успела скатиться моя жизнь, в попытку проявить свою альфа-сущность и предложить, так скажем, интим в одной из туалетных кабинок. А вишенкой на торте, вероятно, стала бы чья-то блевота, стекающая по краю унитаза в той самой кабинке. Ебала я все эти развлечения. Музыка становится чуть тише (это эффекты или чувак за пультом чудит?), откидываю голову на спинку дивана, прикрываю глаза. Ты ведь знаешь, что сегодня я наберу. Буду смеяться, говорить о чем-то отвлеченном, только бы в полотне дешевой неразберихи не мелькнула фраза «я люблю тебя, Айви». И среди всей этой напускной посредственности, под кромкой веселья, буду закусывать губы, чтобы избежать всех «Господи, мне так жаль». Но жаль лишь потому, что целую тебя только по пьяни. В этом проблема. Мы, черт возьми, не друзья. И бросьте эту чушь с привилегиями, это несерьезно даже для меня. Хотя я поощряю поверхностность в разговорах, в просмотрах фильмов, в ограблениях, местами даже в работе — в общем, во многом, но чувства не терпят фальши. И мы ведь говорим о вредных привычках, да? Есть у меня одна — любить до ползучих трещин: душевных или тех, что ощутимы на физическом уровне. Тех, что ветвятся по ребрам, когда он пинает тебя за непослушание, а после плюет прямо в лицо иллюзорно-любимой. Смеется. Всегда смеется. И этот дикий хохот отпечатывается в тебе, а после звучит постоянно и мастерски огибает будни, как глупый пугающий саунтрек, застрявший где-то в твоем подсознании. О, и трещины-вестники бури, украшающие дисплей, которые появляются в результате истерики, ведь она снова не берет трубку и развлекается со Змеем. Черт, кажется накрывает бонусной волной под действием зыбкого, порошкообразного кайфа. Так вот, нас, наверное, друзьями не назвать. Мы с примесью боли, той, от которой мажет по стенам, и с примесью непринятия чувств. Зарываемся в сомнительные «не нужно» со слезным оттенком уходящих дней. Я люблю тебя, Айви. Звучит как последний вздох, дрожащее до жути признание, которое в процессе фильтрации все равно будет автоматически заменено внеочередной глупостью. Ты улыбнешься. Я признаюсь, что проебалась. Мы не друзья хотя бы потому, что мои друзья никогда не смогут любить меня так, как ты. И все эти нежные взгляды, прикосновения… Ведь ты в половине случаев трезва. Я хороша в вопросах самообмана, но, пожалуйста, не на столько. Мне не хватает смелости терзать твои прекрасные губы без присутствия текилы в моем организме, коньяка или виски, или того ягодного ликера, запах которого сводил тебя с ума на прошлой неделе. Шепчешь мое имя так, что я таю. Прозрачная влага и тушь по щекам… «Не обращай внимания, милая». Мы просто снова шагнули за грань. Достаю из кармана телефон, набираю тебя и замираю в гудящем ожидании. — Харли? — Да. Я в клубе. Можешь меня забрать? — Скоро буду. Высылаю адрес СМСкой, мне даже не нужно напоминаний, ведь это уже стало ритуалом. Ты выглядишь охуительно в холодно-голубом свете неона. Обеспокоенный взгляд, теплые руки. Мы покидаем клуб, на улице ветер и желтая листва под ногами. Садимся в твою машину и минут через 15 оказываемся на месте. Я не умолкаю. Захлопываешь входную дверь своего милого дома, наполовину покрытого виноградной лозой, и мы, черт возьми, не дойдем до чаепитий. Целую тебя медленно, нежно, пытаясь сказать все, не обронив при этом ни слова. Ты отвечаешь, чувствую мягкие подушечки твоих пальцев на своей шее. Отстраняешься, смотришь мне прямо в глаза и провоцируешь очередной припадок всепоглощающей искренности своим сбитым дыханием. Снова касаюсь твоих губ. Иногда мечтаю о том, чтобы они были смазаны ядом. Так мы смогли бы запечатлеть момент нашего абсолютного единения навечно. И мне не пришлось бы страдать. — Айви… Ты обнимаешь меня и, почти уверена, снова тонешь в легком запахе лаванды, в моем запахе. Кажется, плачешь. Хочу спросить, в чем дело, но почему-то молчу. Зарываешься в мое плечо носиком и до боли сжимаешь челюсть. — От тебя дайкири пахнет, — говоришь полушепотом. — Это последнее, что я пила. — Снова мешала все подряд, — усмехаешься мягко, но почему-то с оттенком горечи. Отстраняешься аккуратно, болезненно цепляясь за меня на последних секундах, перед тем, как отпустить совсем. Ты набираешься смелости и глотаешь комьями некую поверженность, незнакомую мне. Облизываешь губы и наконец пронзаешь меня насквозь: — Я выйду за Воздушного Змея. — Он знает, что мы трахались позавчера?