***
Чувство в груди было настолько странным и противоречивым, что даже он, который в отличие от тех же Хибари и Мукуро прекрасно понимал людей, терялся. Сердце заходилось в бешеном ритме, возможно, надеясь таким образом помочь с тем неясным комом нервов посреди грудной клетки. Неизвестный факт пугал, а то, что его учитель никогда об этом не рассказывал, невероятно настораживал. Небо только-только начал вспоминать, что они были неразлей вода с его четырнадцати. Пусть не всегда он того хотел, но всё же, практически каждый день сначала почти гражданский ребёнок, потом Наследник, а потом и Босс Королевской Семьи, проводил в компании Лучшего киллера своего поколения. «И я всегда доверял ему, — вздохнул он, поднимаясь с кровати. — По крайней мере, в вопросах моего образования». Выспаться юноше так сегодня и не удалось, что в принципе не удивительно. Он лёг уже под утро, не сомневаясь в своих действиях благодаря своим наставникам, но всё равно невероятно переживая. И, как назло, организм, привыкший в периоды съедающего его беспокойства вставать максимально рано, проснулся ни свет ни заря. Тсунаёши не знал ни как отреагирует пламенная община на его появление, ни что ему дальше с этим делать. В конце концов, не мог же он собирать налоги, как когда был боссом Вонголы. «Хотя, — подумал он. — В документах с территорий Семьи определённо была строка «Небесная дань», — посмотрев в окно, младший Савада заметил привычно ожидающего его боксёра. — Надо будет спросить у кого-нибудь». Сасагава Реохей тоже был странным и немного смущающим фактом. Словно собачка, тот преданно таскался за небом, стараясь при этом всё же не надоедать ему. Его, в каком-то смысле извращённое, но всё же уважение личных границ было приятным отличием от Гокудеры, Царствия ему небесного. Боксёр приходил на своих законных переменах, просто чтобы посидеть рядом с Богом и, если вдруг что, помочь ему. Мальчик, а его не хотелось называть иначе, носил его сумку, когда успевал; отгонял недалёких детей, решивших, что будет забавно поиздеваться над Никчёмностью; и сидел на коленях перед своим Божеством. Нападок стало меньше, конечно, не только благодаря Сасагаве. Тсуна и сам неплохо приводил в чувства чуток зазнавшихся одноклассников и семпаев. Нет, он не грыз их, как одно знакомое ему облако, просто весьма доходчиво объяснял, что ему плевать на недолюбленных родителями и другими родственниками детей, и что он не желает тратить своё время на разборки. После таких слов его несомненно хотели немного проучить, но вот тут, как удобно, всегда рядом оказывался Реохей. Боксёр даже не пытался притворяться, что пришёл к своей сестре, сразу же показав, кто был целью его прихода. Киоко, возможно, с самого начала так ничего и не поняла, но начала ревновать своего братика к незнакомому ей ребёнку. Это раздражало куда больше детских обзывательств и несильных толчков. Пока ещё не злой и не несущий опасность, но уже слегка колышащий его чувства и заставляющий каждую минуту прислушиваться к интуиции взгляд прожигал в подростке дыру практически каждый урок, не мешая учиться, но невероятно надоедая.***
Погода, словно отвечая на настроение его Бога, была не самой приятной. Ветер, качающий деревья, бил то в лицо, то в спину, норовя толкнуть на твёрдую и холодную, непрогретую осенним солнцем, землю. Он бы и согласился упасть ниц перед своим Божеством, но тот доверил ему свою сумку, и боксёр, как его верный последователь, не имел права нарушить пусть неоглашённый, но приказ. Сасагава не хотел подводить своего Бога, надеясь, что тот позволит ему остаться подле себя. Подросток не желал большего, он не мог быть уверен, что не вёл себя так же, как тот бейсболист и остальные смертные дети. Не раз и не два он порывался извиниться за свою сестру, ведущую себя так неуважительно, но каждый раз получал мягкую улыбку и просьбу быть таким, какими он хочет видеть остальных. — Мальчик, — позвал его Ками-сама, видимо, желая узнать о вчерашнем. — Как отреагировал получатель? — Мужчина, — начал он как обычно, но сразу же понизил голос, зная как его Бог не любит крики. — Кажется, был в шоке. Он сказал, что ему надо будет «поговорить с остальными», — Реохей свободной рукой показал кавычки вокруг цитаты и продолжил. — Он сказал, что будет ждать следующих вестей от Вас. — Вот как, — Божество казался задумчивым. Его эмоции не всегда были понятны, чаще скрываясь в незначительных, почти незаметных движениях мышц. — В субботу, ближе к вечеру, зайди к нему. Боксёр любил своего Бога. Тот всегда больше просил, чем приказывал, но огонь в его поистине божественных глазах и звезда в собственной груди не позволяли отказаться. Ками-сама безусловно знал об этом, но, улыбаясь, только просил, давая такую приятную иллюзию свободы. Сасагава не любил быть один, и сильное, уверенное присутствие Божества давало нужный ему якорь. Ему абсолютно не нужна была воля в одиночестве с самим собой, но сам факт, что Бог готов был дать её подобие, успокаивал и заставлял молиться больше. Подросток любил свою семью, он был готов помогать им, но это было не то. Родители, редко появляющиеся в Намимори, не знали ничего о нём. А сестра? Сестра летала в далёких облаках, по-видимому не желая возвращаться на грязную грешную землю. Она прилежно училась, дружила с одноклассницами и слыла первой красавицей школы, но дома Киоко не делала ничего, кроме уроков. На нём были почти все домашние обязанности, кроме готовки: он убирался, ставил стирку, развешивал вещи, чинил технику. Реохей попытался попросить о помощи, но сестрёнка лишь мило посмеялась и приготовила небольшой ужин. И вот, когда боксёр готов был уже сброситься с крыши ближайшей многоэтажки, он увидел Бога. Его карамельные глаза горели потусторонним ярко-оранжевым огнём, его лёгкая улыбка обещала дом и избавление от проблем. Сейчас Сасагава был уверен, что если он заслужит помощь, ему её окажут. Он не знал, как Божество может ему помочь, но был уверен, что Ками-сама это сделает.***
Прятать пламя было неприятно. Оно недовольно скрежетало возле сердца, не желая прятаться, желая защитить своего хозяина. Небо хотело янтарным огнём гореть повсюду. Оно хотело укрыть его под тёплым персиковым одеялом. Оно хотело завернуть своего хозяина в плед, укутать в оранжевом огненном жаре. Пламя невозможно спрятать без посторонней помощи. Это то, что говорят всем пробуждённым атрибутам. Чтобы скрыть пламя нужен или какое-нибудь приспособление, например, цепь Мармона, или помощь сильного тумана, покрывшего бы вас реальной иллюзией гражданского. Оба эти варианта были, впрочем, не совсем удобными. Все устройства стоили невероятно дорого, как и услуги туманников, иллюзии которых зачастую держались не больше пары часов. Реборн же говорил: «Возможно, в принципе, всё, если постараться».Он учил своего ученика и тогда ещё Наследника, как спрятаться и прятать. Киллер предупреждал, что это не самые приятные ощущения, и теперь Тсунаёши мог на своём опыте это доказать. Подросток начал скрывать пламя почти сразу после начала тренировок с Кавахирой-саном, и очень редко у него получалось полностью. В конце концов, раньше он никогда не скрывал своё пламя так долго и банально подустал. Скорее всего, именно из-за просачивающихся крох его неба Тсуёши-сан и остальные пробуждённые Намимори и заинтересовались им. Савада делал это не раз, но почему-то именно сегодня пламя ещё сильнее, чем обычно хотело вырваться наружу. То ли отвечая на волнение своего хозяина, то ли напоминая об усталости, оно не желало быть незаметным и оставаться внутри него. «Надо бы что-нибудь с этим сделать, — Тсуна подавил очередной всплеск своего неба и слегка поморщился. — И как можно скорее». — Эй! — Ямамото расслабленно улыбался, глядя на него, но было видно, что с ним вчера всё-таки поговорили. — Как ты? — не вопрос, дань вежливости прозвучал напряжённо, словно ребёнок хотел быть где угодно, но только не здесь. — Не стоит волноваться, Ямамото-кун, — Савада спрятал злорадство за милой и застенчивой улыбкой гражданского. Вот чему он точно научился, так это игнорированию вопросов или увиливанию от них. Помнится, это была весьма забавная тренировка с взрывчаткой возле его стула и пистолетом у его виска. Вышел он изрядно побитым, конечно, но довольным. С того дня никто больше не мог узнать что-либо в разговоре с тогда ещё Дечимо, если только он сам не хотел рассказать. Его учитель, его репетитор, если точнее, научил его так многому. Он продолжал наставлять своего неуклюжего босса до самой их смерти. И, скорее всего, продолжит и после неё. Реборн, Эрнесто, был одним из самых важных членов его семьи. Человек, который был на всех важных для Тсунаёши датах: подтрунивал над ним на выпускном, кидал в него торт на его днях рождения. Человек, который стоял рядом с ним на могиле Хроме. Человек, с которым подросток мог как обсуждать важнейшие договоры Семьи, так и издеваться над Скаллом и Дино. «Человек, — подумал небо, посылая тепло по связи прямо к солнцу. — В которого я понемногу влюблялся, — он улыбнулся видя на доске в кабинете математики знакомое с «взрывных уроков» уравнение. — А теперь я не хочу не чувствовать его за спиной».