***
Наги, которая сидела на неком подиуме, расположенном посреди гостиной, внезапно вскинула голову, оторвавшись от телевизора. Она взволнованно оглядывалась, пытаясь понять, откуда исходит то неизвестное для неё ощущение, и что оно вообще означает. — Наше небо разозлился, — объяснил Реборн девушке. — Скоро уже успокоится, — произнёс он, поднимаясь с дивана. — Хочешь пойти к нему? По янтарно-золотой связи неслась ярость, раскалённая и бушующая. Словно выплеснувшая из жерла вулкана лава, гнев тёк по канату уз, не сжигая их, но распаляя киллера. Тсунаёши, по-видимому, узнал, почему Фонг вёл себя так странно и неестественно. И теперь он был не просто зол — сейчас он хотел убивать. «В скором времени, похоже, — подумал Эрнесто, придерживая для юного тумана дверь. — Кто-то умрёт мучительной смертью». Весь дом Савад был тих — ведь Нана с детьми ушли на какую-то экскурсию — и до краёв заполнен пламенем. Рыжие, невидимые для гражданских всполохи мелькали то тут, то там, привлекая к себе внимание заинтересованной Саито. Огонь лился из комнаты на втором этаже, которая давно уже принадлежала не только юноше, но и Его солнцу, однако Реборн, не желая пока прерывать уединение неба и урагана, не поднимался туда. Прошло всего три часа, после того, как он видел Тсуну, и этого времени наверняка было недостаточно для хранителя, который увидел, как его босс кинулся под машину, и на которого ещё и повлиял иллюзионист, к тому же. Младший Савада, как и предсказывал киллер, постепенно остывал. В его пламени было всё меньше и меньше жажды убийства и всё больше привычной мягкости. По связи доносилось отголоски направленной на Око Бури утешения — даже Наги, незнакомая с мафией и непривыкшая к её особенностям, почувствовала это. Это значило, что юноша и Фонг скоро спустятся, чтобы поесть, и Эрнесто сможет нормально поговорить со своим другом без чужого мешающего влияния. — Привет — протянул небо, появившись на вершине лестницы и словно прочитав его мысли. — Будете есть? Тсунаёши, пусть и говорил с солнцем и туманом, не отрывал руки от спины Своего урагана, поддерживая того — хотя боевику Триады и вряд ли это было нужно — и не позволяя ему почувствовать даже намёк на ненужность. — Я бы не отказался, — хмыкнул бывший аркобалено, вставая с другой стороны от своего ученика. — От кофе, — он улыбнулся, когда парень рассмеялся, и, клюнув его в щёку, спросил полушутя. — Устроишь?***
Он чувствовал кипящий внутри и распаляющий всё сильнее и сильнее гнев. Ярость неслась по артериям вместе с кровью, добираясь до всех клеток, она проявлялась в его пламени, заставляя оранжевые искры всё чаще и чаще слетать с обтянутых белыми перчатками пальцев. Даже мороз Вендикаре не помогал юноше успокоиться, распаляя только сильнее и заставляя огонь подбираться ближе к коже, чтобы согреть и защитить хозяина. Глава виндиче противился и затягивал подобие переговоров, пытаясь тянуть время. Он тарабанил по столу короткими пухлыми — детскими — пальцами и изо всех сил старался утихомирить своего собеседника. Герр не хотел разрешать никакие издевательства над заключёнными, ссылаясь на придуманные им же законы и его собственные моральные принципы. Он предлагал перевести Рокудо на нижний уровень, с которого «точно невозможно ни сбежать, ни каким-либо образом взаимодействовать с внешним миром». — Ты не понял, Бермуда, — чуть ли не прорычал Тсуна, наклонившись и легко проведя мизинцем по столу. — Я не спрашиваю разрешения, — он ухмыльнулся, наверное походя немного на сумасшедшего. — Я предупреждаю. Рыжее пламя всколыхнулось, вмиг поглотив предмет мебели и за доли секунды превратив его в крохотную горстку золы, которая больше не могла разделить двух обладателей мрака. Пепел, кружа, опускался на пол. Он марал туфли Реборна, совершенно не обращающего на него внимание, кроссовки самого неба и чёрное облачение главы виндиче. — Или ты сейчас же ведёшь меня к камере Мукуро, — продолжил Савада, вновь откидываясь на спинку стула. — Или я просто буду методично уничтожать всю тюрьму, пока не найду его, — он оскалился, зная, что киллер, сидящий рядом мило улыбнулся, проведя языком по клыкам. — Выбор за тобой. — Ты хочешь бросить свою новую семью? — нервно усмехнувшись, спросил герр, переводя взгляд с одного своего посетителя на другого. — Хранителей не жалко? — А кто меня убъёт? — удивился юноша, комично расширив глаза. — Ты? Слетевшие с пальцев Тсунаёши почти прозрачные кристаллы мгновенно превратились в немаленькую ледяную глыбу, остановившись в миллиметре от кожи фон Вихтенштайна. Лёд подчинился короткому властному движению парня и разросся в разные стороны, поглотив холодный камень, остатки стола и другую мебель. Эрнесто, продолжая улыбаться, поднял ноги, будто ребёнок, играющий в «Пол — это лава», чтобы не мешать отрицательному пламени двигаться. Он не пытался помочь и не угрожал главе виндиче, позволяя Своему небу действовать самостоятельно. Солнце понимал, что ему не нужна никакая помощь и попросту наслаждался зрелищем. — Ты даже во взрослом облике продул, — тем не менее протянул он, тоже желая поиздеваться. — Что уж говорить о твоём нынешнем состоянии. — Единственный, кто может меня убить, — заговорщицки прошептал Савада, словно раскрывая страшную тайну. — Кавахира, — он на секунду замолчал и продолжил уже более задумчиво. — И ещё горстка людей, которых я не хочу ранить. Слабый свет от ламп освещал небольшой осколок айсберга, создавая блики на чёрных покрытых изморозью каменных стенах и трёх собеседниках. Светлые пятна, будто насмехаясь над серьёзностью разговора, прыгали по одежде молчащих сейчас людей, на секунду давая им возможность забыть причину их здесь нахождения. Холод двух похожих, как капли воды, аур убийцы соперничал с морозом погоды, посылая по телу юноши табуны мурашек, вызванных не страхом, а предвкушением битвы. Два огня — жёлтый и рыжий — витали в воздухе, смешиваясь друг с другом и добавляя к зимнему холоду ауры невыносимый жар яростного пожара. — Я даю тебе выбор, — кинул бывший Дечимо, едва заметным движением пальцев заставив лёд подобраться ещё ближе к герру. — Один человек или дело всей твоей долгой жизни. Глаза Тсуны горели ярчайшим янтарём и сверкали точно костёр, показывая гнев неба Госпожи тринисетте. Радужки же бывшего аркобалено уже несколько минут не были чёрными, сияя расплавленным золотом и звёздной плазмой. Натс рычал в серебристом кольце; Реборн скалился, словно цепной пёс, любимого хозяина которого кто-то посмел задеть; а Савада лениво следил за бликами на голых стенах. Бермуде оставалось лишь тихо покорно вздохнуть. — Александр! — крикнул он, смирившись, и продолжил, не позволяя заглянувшему в кабинет вставить даже слово. — Проводи их к Рокудо. Осколок айсберга быстро исчез, больше не угрожая фон Вихтенштайну и не касаясь его кожи. Он не просто растаял — что произошло бы с нормальным льдом — он растворился в воздухе, рассыпавшись на мириады оранжевых искр. Пламя стянулось к своему владельцу, как капли воды по тонкой плёнке постепенно скатываются в одну точку, и, посияв немного на обтянутых белой тканью пальцах, скрылось из виду. — Ты погрузишь мир в хаос, — пробормотал глава виндиче, вытирая выступившую каплю крови. — Вообще-то я этого не планировал, — усмехнулся парень, выходя в вежливо придержанную киллером дверь. — Но это звучит довольно интересно. — Спасибо за идею, — ухмыльнулся Эрнесто, остановившись в проходе. — Ага, — кивнул юноша. — Составлю план по захвату мира на досуге, — он рассмеялся, опершись на Своего хранителя. — Назову его «План Б-2».***
Морозные потоки не то постоянно зимнего ветра, не то мрака, не то остатков прорыва точки нуля, били в спину, подталкивая к нужному месту. Воздушные ручьи свободно гуляли по всей тюрьме, доводят всех редких посетителей и всех многочисленных заключённых до разных вещей — иногда до нужного места, но чаще всего до нервного тика. Настолько тёмные, что казалось, будто они поглощали свет, искры вспыхивали и исчезали, растворяясь в чёрных и холодных — как и всё в этой тюрьме — тенях. Пламя ночи, то ли по своему собственному желанию, то ли по приказу своего создателя, патрулировало пустые коридоры, следило за обитателями огромного замка и ужасало всех, кто ему не нравился. Однако тьма заснеженного замка, не вгрызалась в Тсунаёши, как бы он не раздражал и не пугал герра. Она лишь опутывала его знакомым, но всё равно неприятным холодом. Солнце, с другой стороны, пусть и выглядел абсолютно спокойным, явно не нравился здешнему огню. Он изредка практически незаметно запинался о воздух, словно сгустившийся прямо перед его ногой, а по связи с ним текло подавленное, но заметное раздражение. Невероятно слабое — и ничтожное по количеству, если сравнивать с небом — холодное пламя заискрилось и, слетев с пальцев младшего Савады, осторожно окутало бывшего аркобалено. Реборн сразу же расслабился, невидимое для всех, но ощущаемое юношей напряжение наконец спало с его плеч, и он смог уверенно выпрямиться. Почти полная тишина, несмотря на далеко не слабую нервную систему парня, давила на уши, заставляя звенеть что-то внутри черепной коробки. Голова болела, пальцы деревенели от мороза, и Тсуна ничего не мог с этим поделать. Только тепло полностью свободного янтаря внутри него; узы, согревающие его изнутри; и мрак, не пропускающий часть холода, не давали небу полностью раскиснуть в этом царстве мороза и тишины. Изредка слышались невероятно тихие вздохи заключённых, мимо которых проходила молчаливая процессия, да чуть слышный гул пламени откуда-то снизу — оттуда, где стояли контейнеры. — Мы пришли, синьор Савада, — произнёс Александр, кивнув на решётку камеры. — Я думаю, — нахмурившись, пробормотал он. — Вы можете отвести его в свою комнату. — Спасибо, — высокопарно протянул киллер. — Эй, Рокудо, — крикнул юноша в темноту клетки, вновь чувствуя, как к горлу подкатывает гнев. — Пора на выход.