***
Ему казалось, что солнце должно было попросту перестать светить. Если не на всё время этого ужаса, то на пару часов — или на несколько минут, или секунд, или хотя бы мгновений — оно должно было спрятаться. Дело было не в тучах, что так резко заполонили небосвод, скрывая под своей массой — под широкими мазками тёмной серо-синей краски, нанесёнными каким-то совершенно безумным художником — красивое голубое сияние чистого неба Дело было также и не в той тьме, что возникнув абсолютно внезапно, опутала собой весь остров его Семьи, скрыв в практически чёрном воздухе всё: лес и дом на скале, заброшенный город и водопад, крохотный храм и замок. Просто не могло происходить такое в ясный погожий день, не могло происходить такое в такую тихую и совершенно безмрачную погоду. Рассвет практически середины календарной весны — пробуждение после длительной спячки, возрождение и возвращение приятного тепла — явно не был подходящим для такого временем. «Но почему тогда, — парень сжал кулак, процарапав короткими ногтями землю и чуть не оторвав их из-за многочисленных камней. — Он делает это сейчас? — он, снова причинив себе боль, ударил другой рукой ближайший к нему булыжник. — Он что куда-то торопится?!» Должны были неярко мерцать звёзды, даже не образовывающие созвездия, а просто появляющиеся и почти сразу же исчезающие в абсолютно случайных местах на небосклоне. Они бы не позволяли Энме видеть всё так чётко, забирая у него немного остроты зрения и даря ему пусть небольшую, но всё же поблажку. Должен был лить холодный дождь, смывающий со старых каменных дорог и вытоптанных сотнями — женских и мужских, взрослых и совсем маленьких — ног тропинок грязь. Он бы уносил с собой тёмные — почти чёрные в ночном свете — капли, падающие с кожи Ооямы, он бы разбавлял пахнущую металлом жидкость, ручейками стекавшую с обнажённой груди Каору. Должен был выть угрюмый, сносящий тяжёлые деревья и понимающий в воздух пыль ветер, заглушая своим рёвом яростные крики Адельхейд и громкие ругательства Койо. Должен был грохотать гром, полностью оглушая Козато раз в несколько секунд должны были сверкает молнии ослепляя его на пару мгновений — погода должна была быть хотя бы северной. «Ну не может, — подумал подросток ощущая на своих щеках горячие дорожки слёз. — Это происходить так!» Его ровесники и те, кто был едва-едва старше босса Шимон, корчились в грязи прямо перед своим другом. Они делали всё, что было в их силах, но в конечном итоге не могли, просто не могли ничего сделать. У них никак не получалось вырваться из грязных рук, и они, как бы сильно не старались, не могли помочь ни сами себе, ни друг другу. Он же просто был беспомощен. Все его немногочисленные из-за какой-то способности его уже много лет как врага движения были направлены не на попытку выбраться или разобраться с ситуацией, а на потворству его собственных эмоций. Он не мог ничего сделать — только лежал на земле, ощущая как связи мучительно медленно, но пугающего быстро становились всё тоньше и тоньше. Козато мог только наблюдать за происходящим — наблюдать за тем постепенно, но стремительно рушится вся его жизнь. Он мог лишь смотреть на то, как убивают Его хранителей.*
Тёплый дневной свет свободно падал на землю сквозь атмосферу, согревая своим сиянием сухую землю и кожу юноши, связанного способностью Савады Емицу, а потому почти не способного двигаться. Яркие лучи подсвечивали витающую в воздухе из-за лёгкого весеннего ветерка светлую пыльцу и тихо шелестящие из-за него же молодые зелёные листья. Солнце уже успело достичь своего зенита, но мужчина всё не успокаивался, снова и снова заставляя почти детей содрогаться от криков. Он не то преследовал какую-то конкретную цель, всё сильнее распаляя в Боссе Шимон ярость и гнев; не то был сумасшедшим то ли садистом, то ли мазохистом, которому нравилось ощущать, что его ненавидят до глубины души. — Энма, — всхлипнула Шитоппи-чан, раненная и уставшая уже от боли. — Помоги. — Я не могу пошевелиться! — воскликнул Козато, защищаясь, но Его хранители просто продолжили говорить. — Почему ты, — тяжело дыша, спросила разочарованно Сузуки. — Просто смотришь? — Помоги, чёрт возьми! — крикнул Аоба, и сразу же закашлялся. Подростка или не слышали, или не слушали. Он не знал точно, что именно было не так в такой, казалось бы, простой цепи, как мозг-рот-ухо-мозг. Но одно он знал наверняка. Что бы ни случилось, какой бы ни была причина, по которой все его фразы игнорировали — это была вина Савады Емицу. Если юношу не слышали, то это было явно из-за того, что чёртов Вонгола что-то сделал своим пламенем: может быть, он возвёл какой-то звуконепроницаемый барьер; может быть, он сделал что-то с самими Шимон, не позволяя им слышать. А если Энму не слушали, то это именно Внешний советник внушил его семье, что их Босс не хочет им помогать — не важно словесно ли или с помощью своего пламени, абсолютно не похожего на их родной огонь. — Неужели, — заговорил Савада, словно почувствовав, что о нём думали. — Ты и в правду собираешься оставить всё так? Голос Емицу был приторно-ласковым до отвращения, но его тон при этом был до ужаса расчётливым и до дрожи пугающим. В нём соседствовали громкое раскатистое, будто гром во время оглушительной майской грозы, рычание и тихое шипение, явные насмешки и практически не заметные уговоры, непонятно к чему ведущие. Мужчина вообще был странным. Его манеры были двойственными, а его пламя то ярко светилось цветом индиго, нагревая воздух вокруг своего обладателя; то внезапно начинало переливаться серебристо-чёрным, поглощая всё тепло вокруг себя. Внешний советник точно состоял из разноцветного стекла, которое кто-то разбил на крупные осколки. И теперь каждый из этих кусочков изначальной личности, изредка перекрывали остальные, показывал себя во всей своей красе. — Разве ты не хочешь, — продолжал тем временем Савада, ухмыляясь. — Чтобы с твоей Семьёй, — он снова неуловимо изменился, словно новый осколок занял место предыдущего. — Всё было хорошо? Большая часть крохотной, после резни семь лет назад, фамилии корчилась в грязи, а более старшие и наверняка куда более опытные мафиози находились где-то не рядом. Мужчины — единственные взрослые, выжившие в том давнем инциденте — ушли куда-то ещё прошлым утром да так и не соизволили вернуться. Они делали так и раньше — не раз и не два старшие товарищи просто исчезли с острова на дни, а то и на недели, оставляя сначала детей, а потом подростков и едва-едва совершеннолетних, почти не способных сражаться, одних. Взрослые, вместо того, чтобы защищать своих младших, просто бросали их на произвол судьбы, оставляя их, считай, без защиты — а следовательно и без шансов на выживание при нападении. Во все предыдущие разы всё обходилось и никому и в голову не приходило атаковать неприметный осколок суши, но в этот… В этот раз произошло то, что должно было случиться уже несколько лет назад. Способностей четверых молодых парней и двух девушек было просто-напросто недостаточно, чтобы защитить территорию Семьи и защищаться самим. Их шестерых не хватило, чтобы дать отпор всего одному члену Королевской Фамилии. И даже если бы с ними был потерявшийся где-то Като, они бы вряд ли смогли выстоять. «Но всё же, — подумал Энма, чувствуя единственную ярко горящую связь где-то за грудной. — Где Джули?»***
Пламя Верде искрилось в воздухе, готовое защищать и сражаться, и трещало, едва не создавая электрическую дугу, разозлённое. Спаннер раздражённо морщился и, судя по всему, сдерживал рычание только потому, что рядом были те, кто не входил в их Семью. Даже обычно бесконфликтный — и немного трусливый — Шоичи злился, испуская огонь, который тут же начинал кружиться вокруг своего хозяина и неба, будто пытаясь оградить его. Ирие, однако, молчал, несмотря на всю ту бурю, что разразилась внутри него, понимая, что сам ничем помочь не может. Даже Шамал, познакомившийся с Тсунаёши всего дай Бог три часа назад, недовольно хмурился, явно не поддерживая «взбалмошного подростка» и «его глупые порывы самостоятельности». Стоит ли говорить, что все члены Мерджер волновались за своего Босса, если они даже не отреагировали на практически прямое его оскорбление. «Вот только, — глубоко вздохнув, подумал Савада. — Это вполне взвешенное решение». Добраться до острова в кратчайшие сроки из всех находящихся в доме, могли только он сам и Бьякуран. А в битве, которая вполне могла развернуться сразу после прибытия на место, были бы бесполезны все. Вот и выходило: один-ноль в пользу Джессо, который, конечно не был способен сражаться на должном уровне, но хотя бы мог оттащить раненых с поля боя. — Мне это совершенно не нравится, — разочарованно процедил гроза. — Но я вижу в этом смысл. — Это логично, — согласился облако, расстроенный. — Но от этого не легче. — Пожалуйста, Тсуна-сан, — пробормотал солнце, видимо пришедший к такому же выводу. — Будьте осторожны. Интуиция всё не утихала, одновременно и успокаивая тем, что ещё не было слишком поздно, и пугая тем, что всё ещё, возможно, оставалась неучтённая небом опасность. Сигналы «опасность» и «враг», заглушали собой любой другой звон наследия Джотто, не позволяя сосредоточиться хотя бы попытаться понять, ко всему ли юноша подготовился. — Идём, Бьяку, — качнув головой, решительно бросил он, переходя в гипер-режим. — У нас не так много времени. — Да, Львёнок, — кивнул Маре. «Пожалуйста, — про себя проговорил Примо Мерджер, впервые за многие годы прося не то Бога, не то Госпожу. — Пусть Спейд будет придерживаться своего плана из прошлого-будущего, — он вышел за порог и привычно поднялся в воздух. — А не будет придумывать новый на ходу».