Самая ценная награда

Каждую победу они выгрызают зубами, копьём и секирой. Ни один бой не даётся легко. При жизни было так же — иногда на Тесея находило лирическое настроение и он рассказывал, как именно сражался и управлял армиями, вставал после поражений и ликовал от удачного исхода боя. Он не был трусом ни тогда, ни сейчас, и за это Астерий его безмерно уважает. Потому что любой бы на его месте отступил бы, получай он раз за разом унизительные тычки от мелкого проходимца и сынка Аида, но Тесея это не касается. Он ругается сквозь зубы как раз теми словами, которые повторяет Астерий в мыслях, сплёвывает кровь на песок арены и уходит прочь, не ковыляя и не подволакивая ног. Хотя, очевидно, ранен. И ему больно. У теней высокий болевой порог и быстрая регенерация, к следующей схватке они уже как новые и готовы ко всему, но всё же, всё же. Астерий не любит бессмысленных страданий ради страданий. И не любит, когда Тесей делает вид, будто всё в порядке. Обычно после поражения Тесей громко смеётся, не смешно шутит и болезненно воспринимает практически любую фразу. И так молчаливый Астерий его не дёргает, а слушает и сокрушённо качает головой. В такие моменты лучшая тактика — это находиться рядом, прикрывать спину, создавать то, что в его время называли «надёжным тылом». Пускай Астерию некому было помогать и некого поддерживать, кроме, пожалуй, сестры, он изо всех сил старается хотя бы сейчас постигнуть эту сложную человеческую науку. Просто быть рядом и ободряюще хмыкать на очередную плаксивую тираду. Постепенно Тесей успокаивается, затихает. Его голос уходит внутрь грудной клетки, оставляя снаружи покрытое царапинами и пылью тело. Им обоим необходимы ванна и сон, однако перед этим следует сбросить всё лишнее, всё наносное. Астерий опускается на одно колено перед Тесеем, который горбится на мраморной скамье в комнате для переодевания. Термы их дождутся. Тяжёлый взгляд исподлобья не пугает, Астерий привык к агрессии, потому пропускает её мимо ушей и глаз. Он занят делом: аккуратно ослабляет ремни кальцеи, под которыми кожа по-старому чистая и немного натёртая после большой нагрузки. От прикосновений к напряжённым икрам Тесей едва слышно выдыхает. Царю не пристало показывать слабость, но он уже это делает, так что от ещё одного… или пары… недостойных звуков хуже не будет. Руки Астерия грубые и сильные, однако он научился не причинять боли, действовать аккуратно и бережно в меру своих возможностей. Тесей не простит, если обращаться с ним, как с хрупкой амфорой. Мышцы буквально каменные. Неудивительно, что ему трудно ходить. Астерий снимает обувь и разминает каждый участок, надавливая, растирая и иногда сжимая так, что Тесей начинает снова ругаться, но без огонька — по привычке, и не злобно, ведь на самом деле ему нравится и на Астерия он не в обиде. Ноги у Тесея крепкие и литые, иных и не может быть у человека, играючи управляющегося с тяжёлым копьём и норовистой колесницей. Изредка Астерий вспоминает, как следил за этими ногами в лабиринте: это был единственный способ понять, в какую сторону в следующий миг прыгнет верткий и быстрый противник. Способ выжить и эстетическое наслаждение… Хах, да разве у него вообще есть выбор? Когда Астерий опускает ногу Тесея и поднимается сам, с хрустом распрямляя затекшую спину, Тесей выглядит уже на порядок адекватнее. Взмокший и взъерошенный, как попавшая под дождь птица, он пружинисто вскакивает и, как есть, босиком, идёт по скользкому полу, ведя за собой Астерия, словно и после смерти припрятана у него под тогой сияющая нить. И это, думает Астерий, самая ценная награда.