Blame it on the alcohol

      Уныние и творческая апатия пришли как-то внезапно, едва не обрушившись серьёзной депрессией. По-другому невозможно было объяснить слова Уэствика о его уходе из «Сплетницы». Нет больше единения с персонажем… Отчасти правда, но на самом деле Басс уже был чем-то большим, словно стал существовать вне съемочной площадки. Ведь это Чак, и ему можно все — тому лучшее оправдание.       Уэствик усмехнулся и отхлебнул ещё виски. Сидеть в полутёмной комнате, освещаемой только слабым светом ночника, и выпивать — было чем-то вроде терапии, ага. От усталости клонило в сон, но ноющая боль в мышцах не давала уснуть. Он откинулся на подушки и потянулся, чувствуя, как алкоголь делает своё дело, постепенно успокаивая и разнося по телу приятное тепло. — Не слишком ли ты расслабился? Эд вздрогнул, услышав уверенный, но тихий голос. Он медленно повернул голову на звук и замер: на него смотрел... он сам, безумно похожий, только совсем другой. Кажется, глаза были чуть светлее, а волосы, возможно, темнее и длиннее. Догадка была пугающе логичной. — Чак? — Уэствик прокашлялся, дрогнувший голос его подвёл. — А ты знаешь кого-то ещё, кто столь же хорош? — губы растянулись в самодовольной усмешке, довершая образ. — Я слышал, что ты больше не чувствуешь единения со своим персонажем… — брезгливо поморщившись, Чак поправил идеально завязанный черный галстук. — Какая жалость, — протянул он, расслабляя узел, а потом зачем-то и вовсе вытягивая ткань из-под белоснежного воротничка рубашки от Calvin Klein. — З-зачем ты здесь? — спросил Уэствик, не отрывая взгляда от изящных, тонких пальцев, расстегивающих сначала пиджак, а потом принявшихся за пуговицы рубашки. — Вправить тебе мозги? — игриво предположил Басс.       Эд нервно облизнул вмиг пересохшие губы, следя за манипуляциями Чака над своей одеждой. Все еще не понимая их смысла, Уэствик отметил, что у того не было волос на груди. Она была загорелой и, кажется, очень гладкой, насколько он мог судить, с россыпью едва заметных крошечных родинок.       Басс усмехнулся, проследив за его внимательным взглядом. — Вношу кое-какие коррективы в сценарий, — улыбаясь еще шире, произнес Чак. — Ты не против?       Уэствик не ответил, наблюдая, как незваный гость залазит на постель. Он растерянно моргнул, ощутив прикосновение тёплой, слегка влажной ладони к своей щеке. Сонливость испарилась, как роса на летнем солнце. Чак медленно, даже ласково, провел большим пальцем по его скуле. Ресницы предательски затрепетали, когда палец переместился на губы. Эд рефлекторно приоткрыл их, и палец тут же сменился горячим умелым языком, тут же завладевающим его ртом. — Ты не будешь сопротивляться, — не подразумевающая ответа констатация факта.       В голове не было ни одной связной мысли, только плотный туман, когда ловкие руки стянули с него светло-бирюзовую футболку, а затем и серые боксеры. О, как бы ему хотелось чувствовать себя менее уязвимым под взглядом потемневших глаз. Не считая расстегнутой рубашки, сам Чак все еще был полностью одет. Это нервировало.       Словно прочитав его мысли, Басс, встав на колени, сдернул с себя пиджак и стянул рубашку, бросив запонки на прикроватный столик.       Когда Чак снова приблизился к Уэствику и медленно поцеловал в шею, воздух словно прострелило возбуждением и желанием, с губ Эдварда сорвался короткий стон. Машинально он зажал свой рот ладонью, но Чак тут же отвёл её в сторону: — Не нужно. Я хочу слышать все те милые звуки, которые ты издашь.       С этими словами он повёл своей рукой по груди, по напрягшемуся прессу, к его члену, сжал ствол и провёл по головке большим пальцем, размазывая выступившую каплю смазки. Уэствик выгнулся, подаваясь бёдрами вперёд и вверх, стараясь продлить прикосновение.       Басс удовлетворённо хмыкнул и сместился вниз, обхватывая губами напряжённый член, лаская нежную кожу, впуская глубже в рот. Жаркий и влажный. Эд сжал простынь так, что пальцы побелели от давления. Стоны срывались всё чаще, пока Чак водил языком по члену, иногда одаривая вниманием головку.       Уэствик метался на постели, выгибался навстречу губам и рукам. Он уже был на грани разрядки. Ещё чуть-чуть, немного, чтобы ступить за черту, но... — Не так быстро, милый, мы только начали. — Насмешливый голос заставляет вынырнуть из-за пелены удовольствия.       Оторвавшись от блестящего от слюны члена, Чак извлёк из своих уже изрядно помятых брюк миниатюрный пакетик со смазкой, ловко разорвал упаковку и нанёс немного на пальцы.       Эдвард вздрогнул от первого прикосновения — гель был холодным — схватил Чака за предплечье, умоляюще глядя тому в глаза. — Тише-тише, потерпи немного. Ты ведь потерпишь?       В ответ Уэствик лишь отвёл взгляд. Басс легко убрал его ладонь и провёл пальцами по раскрасневшейся скуле. Эд вспомнил — его амплуа умел быть нежным, когда считал это необходимым. Вот и сейчас, например, Чак виртуозно подготавливал его, стараясь причинить как можно меньше неудобств, изредка говоря расслабится и дышать ровнее, что было довольно тяжело. Немного утихшее возбуждение снова раскаленной пружиной скручивалось внутри.       Басс целовал его плечи и шею, иногда прикусывая гладкую кожу, отчего по телу пробегала горячечная дрожь. Но вдруг Чак остановился, извлёк скользкие пальцы, заставив Уэствика втянуть воздух сквозь сжатые зубы. На грани слышимости вжикнула «молния», потом послышался шорох снимаемых Чаком брюк. Он распределил оставшуюся смазку по члену, проскользив всей ладонью от головки к основанию и обратно. Одну ногу Эдварда он закинул себе на плечо, находя лучший угол, другую отвел в сторону, просто поддерживал под коленкой, начиная входить, направив себя рукой. — Чак! Нет! — Поздно. — Басс склоняется как можно ближе и лишает Уэствика возможности говорить страстным, почти грубым поцелуем, входя одним резким движением.       Меж их губ теряется болезненный вскрик, языки сплетаются почти в ритм толчкам. Спустя мгновенья, когда Эдвард уходит от поцелуя, протяжный стон пружинит от стен и окон, когда Чак задевает простату. У Басса на лице расплывается полубезумная улыбка, взор подернут дымкой, зрачки расширены. Глаза в глаза из-под полуприкрытых ресниц. Он ловит рваные выдохи, перемежающиеся со стонами, сцеловывая их с приоткрытых губ Уэствика, ноги которого теперь скрещены у Чака за спиной, почти не оставляя свободы действий, и тот перехватывает Эдварда под поясницей, слегка приподнимая над постелью, вбиваясь сильнее.       С губ Эда слетает что-то вроде: «пожалуйста, нет» и «ещё». Надрывное и умоляющее. Сам же Чак прерывисто дышит, периодически проходясь языком по пересохшим губам, то двигаясь размеренно, то срываясь на беспорядочные толчки, вызывая совсем уж неприличные стоны у Уэствика. Выходит почти полностью, склоняясь над любовником и прикусывает нежную кожу чуть ниже мочки уха, резко входя. Тела обоих простреливает яркой вспышкой удовольствия. Эдвард кончает себе на живот, чувствуя пульсацию внутри, ощущая, как Басс заполняет его собой. Под ресницами расцветают фейерверки. «Будь мной или я стану тобой», — шепчет Чак, склонившись к уху актёра. Но ответ ему — лишь мерное дыхание спящего. Несколько минут Басс всматривается в расслабленное лицо, а потом исчезает, будто его и не было. The End