Украли!!!

Это был худший час, худший день! Они искали везде и не могли найти. Вот только что она была тут, заботливо отксеренная на свежие листочки, вот только что... Только что, казалось бы, раздался Танин крик, только что и Амура обнаружила пропажу. Она исчезла, испарилась, растворилась. Её украли! Подло, гнусно и злонамеренно лишили весь женсовет радости жизни... Света не могла уже больше находить подтверждения тому, что не только ее Захар первобытное животное, но и все мужики одним миром мазаны. Машка не могла украдкой всхлипывать над своими разбитыми надеждами с оттенком аморалки. Таня не могла продолжать заучивать наиболее удачные обороты, которые пришлись бы кстати в затяжной войне с Викторией. Амура не могла медитировать над фразой "ко мне больше не вози", представляя тихое романтичное гнездышко. Шурочка не могла с умилением перебирать такие узнаваемые специфические шуточки. Если бы они знали, что у Киры Юрьевны есть копия и у Викуси есть от руки списанная полукопия, то они, пожалуй, решились бы попросить на пять минуток, которых хватило бы на то, чтобы добежать до ксерокса. Но они этого не знали. Впрочем, и у Киры, и у Вики она тоже пропала. И одна женщина не могла утешать себя тем, что не вышла замуж за литературно одаренную свинью, а другая не могла с плохо скрываемым удовольствием воображать все эти "перекосило" и "с отвращением". Пропала она и у Милко, который находил особый смысл в проверке на этом тесте сочетания в себе мужской и женской сущности, попеременно принимая то сторону двух негодяев, то серой мыши. И Жданов напрасно шарил в ящиках стола в поисках трех мятых листков, напоминавших ему о том, каким идиотом он был, и придававших мало на чем основанную уверенность в том, что теперь он стал лучше или хотя бы поумнел. А Малиновский с мрачным выражением лица стоял у шредера и жал на кнопку. Машина тихо гудела. Он как никогда понимал Николая Васильевича, сжегшего свое сочинение.