Я тебя искал

      Вечерний Санкт-Петербург обдаёт сыростью и моросящим дождём, и Серёжа поднимает воротник на ветровке повыше. На остановке точатся разговоры обо всём на свете, но у Серёжи никак не выходит заглушить гудящие в голове мысли. Они всё лезут из углов, как дождевые червы, и оставляют грязные борозды. Разумовский смотрит на липкие ладони, и в глазах рябит, словно цветные кольца цепочкой в воздухе вьются. Громкий сигнал машины заставляет Серёжу вздрогнуть, и вспышка фар придавливает его к стеклу. Он потеряно смотрит в одну точку, боясь пошевелиться. Капли дождя оставляют мокрые следы на его дорожной сумке, но Разумовский не видит ничего вокруг.       Маршрутка набивается за считанные минуты, и Серёжа провожает её усталым вздохом. Лучше будет, если он останется здесь, у железнодорожного вокзала, и замёрзнет насмерть. Тогда и у родителей меньше хлопот станет, и у него камень с души упадёт. Разумовский и сам о себе позаботится, а если нет, бояться нечего. Жизнь в страхе куда страшнее смерти.       — Не вздумай реветь, — на другой конец скамьи опускается темноволосый парень с черным зонтом в руках. Его мокрые волосы смешно курчавятся, прилипая ко лбу, а голубые глаза обжигают невозможным светом. И Серёжа, как очарованный, не может отвести взгляда. Это первый живой человек в Санкт-Петербурге, который обратил на него внимание. Но Разумовский всё ещё не понимает, радоваться ему или наоборот.       На глаза наворачиваются слёзы. От обиды, от злости, от одиночества. Он купил билет на первый попавшийся поезд, чтобы наряд полиции не увязался хвостом за ним. У Разумовского старшего везде были связи, и найти сына ему не составило бы труда. Но телефон Серёжи угрюмо молчал, а значит, отец даже не пытался его искать.       Серёжа отворачивается к стеклу, проглатывая едкий ком в горле. Мимо проезжают десятки машин, и ему так хочется, чтобы его всхлип растворился в визге шин. Но боль нарастает пронзительным писком в ушах, раскалывая голову пополам. Серёже уже не спастись, потому что он один в этом городе.       Санкт-Петербург чужой для него, как и этот парень, который появился, словно из неоткуда.       — Это тебя не касается, — бурчит Разумовский, рассматривая на стекле обрывки старых объявлений. Ему остаётся только надеяться, что один из затертых телефонных номеров обеспечит ему ночлег сегодня. Серёжа похож на нахохлившегося воробья, выкупавшегося в луже. Мокрый, потерянный, злой. Если бы не люди на перроне, он бы сразу расплакался, как только вышел из вагона. Но дерзость, которая, видимо, передалась Серёже по отцовской линии, поджигает кровь.       Он может уделать любого, кто полезет на рожон, даже когда возникает угроза получить по морде. Стычки с хамоватыми однокурсниками помогали выпустить пар после ссор с родителями. А скандалили они слишком часто, как для образцовой семьи бывшего военного и медсестры.       Серёжа запросто справится с этим худощавым парнем, хоть тот и выше его на голову.       — Вытирай сопли, — незнакомец без усилий поднимает Разумовского за капюшон и, закинув его сумку на плечо, выходит на дорогу. Под подошвами его кроссовок чавкает грязь, и черные брызги летят Серёже на джинсы. Но он смотрит только незнакомцу в спину. — Ты пойдёшь со мной.       — Куда мы идём? — Серёжа послушно волочится следом за ним, морщась от дождя, и никак не может понять причину. Почему он так легко доверяет свою судьбу чужому человеку? Чем он будет платить за ночлег? — Я тебя не знаю.       Ответ прост: Разумовскому больше нечего терять. Он и так потерял себя, пока вытесывал в глазах родителей образ примерного сына, которым никогда не являлся. Притворяться смирным парнем, который интересуется только учёбой. Соответствовать чужим ожиданиям, наступая себе на горло. И наконец, самое тяжелое — любезничать с девушками, которых подсылает отец. Допекло в край.       Темноволосый парень останавливается всего в нескольких шагах от остановки. В замешательстве он едва не роняет сумку Серёжи в лужу, но потом резко поворачивается. Черные брови, сведённые на переносице, напоминают два вороньих крыла, и у Разумовского холодок пробегает по спине. Вороны — предвестники смерти, а у Серёжи дорога только одна. Туда, откуда не возвращаются. Туда, где мысли замолчат навечно.       Незнакомец с теплой улыбкой кладёт ладонь Серёже на плечо, и тот словно просыпается после тяжелого сна.       — Расслабься, я не собираюсь тебя грабить или что-то вроде этого, — он сжимает плечо Разумовского ощутимо сильно, но тот лишь смотрит на него сверху вниз, хлопая ресницами. Однажды Серёжа решил, что не будет больше слушать советы, как ему жить, но этот парень… Они ведь ещё не знакомы толком, а внутри какое-то странное чувство шевелится. Внутренний голос лихорадочно нашёптывает, что незнакомцу можно доверять. Как с этим справиться? — Можешь считать, что у меня плохая карма, и я решил её подчистить, — парень крутит в ладонях черный зонт, переступая с ноги на ногу. — Ты выглядишь, как человек, которому негде переночевать, а у меня как раз есть свободная комната.       Серёжа обнимает себя за плечи, и одинокие капли падают на его ветровку. Дождя почти нет, а небо черное-черное, как углем выстеленное. Неужели Разумовскому придётся ночевать в чужой квартире? Он мечтал о свободе, о жизни с чистого листа, а что вместе этого? Новая клетка и груз прошлого на плечах, которое будет преследовать его вечно.       Нет, он должен найти выход.       — Зачем тебе это? — спрашивает он через силу, и незнакомец опускается на скамью рядом с ним.       Они друг на друга не смотрят, но их голоса словно становятся одним целым. Как два устья одной реки. Они уже стали частью жизни друг друга, какой бы серой и пустой та не была. Шелест ветра, горошины воды на стекле и широкая лужа, в которой отражается мертвенно-серое небо. И когда ты остаёшься совсем один, лужа под ногами превращается в бесконечный океан. Или выплыть на берег, или утонуть навсегда. Третьего не дано.       Серёжа смешно дёргает ногами, словно ребёнок на качели, и дорожная сумка падает на асфальт.       — Одноразовая благотворительная акция, — хмыкает незнакомец, поставив ладонь на манер козырька. Ему как будто и дела нет до Серёжи, но всё равно не отходит ни на шаг. Только маршрутку на другом конце улицы высматривает, прислушиваясь к плеску воды под колёсами.       — Ты меня пугаешь, — Серёжа прячется у него за спиной, мазнув ладонью по мокрому плечу. Пальцы окоченели совсем, и голос дрожит до рези в горле. Что он забыл в чужом городе? Может, он допускает ошибку?       Но его попутчик задумчиво молчит. Он в принципе мало разговаривает, но сила, которая от него исходит, волнует и сбивает с толку. Разумовский будто попал под влияние неведомых чар, и уже завтра он наверняка ничего не вспомнит. Вместо воспоминаний в голове останется душный туман, и Серёжа пожалеет о том, что позволил себе слабость.       Он точно безумный, если потянулся к первому встречному, который с ним заговорил.       — Заходи в маршрутку, уже вечереет, — незнакомец поднимается по ступенькам и в последний момент оборачивается, протянув Разумовскому ладонь.       Его глаза заметно темнеют, как будто ночь окутала каждый уголок его души. Но Серёже не страшно. Родители с детства приучили его слушать старших, не говоря ни слова поперёк. Парень с черным зонтом выглядел не намного старше, чем Разумовский. Наверное, два или три года разницы. Но строгий взгляд приковывал, не позволяя сомневаться в его правоте. Серёжа снова и снова наступает на одни и те же грабли.       Разумовский цепляется за перила, и двери маршрутки шумно закрываются. Он проваливается в густую темноту, и только голоса пассажиров эхом звучат в голове. Впереди дорога в новую жизнь, и ему не хочется возвращаться назад. Маршрутка подпрыгивает на очередной яме, и Серёжа плечом врезается в спину незнакомца.       Серёжа почти уверен, что это он.       — Как тебя зовут? — Разумовский словно к самому себе обращается, но незнакомец всё-таки поворачивается к нему, сверкнув глазами.       — Я помогаю первым встречным, но не знакомлюсь с ними, — заключает он холодным тоном, натянув на голову капюшон.       Всё заканчивается, так и не начавшись.       Когда Серёжа проснётся утром в чужой квартире, он найдёт на тумбочке записку и два бутерброда с колбасой: «Захлопни дверь. Прощай, Серёж. P. S. Имя увидел в паспорте. Я просто чересчур любопытный, а не маньяк».       Незнакомец исчезнет, оставляя на сердце гнет одиночества. Когда ты выбираешь дорогу, главное не сбиться с маршрута. Иначе очередной крутой поворот заведёт тебя в яму, черную и холодную. Разумовский бежал от родителей, которые всю жизнь решали всё за него, но вкус свободы оказался ядовито-горьким.       Может, однажды он вернёт того, кто вернул его к жизни.