Когда разбиваются маски...

      Грелль дописал последний листок отчета и с блаженным стоном отбросил в сторону ручку.       - Боже! Я закончил.       Листок занял свое законное место в общей стопке, а красноволосый жнец откинулся на спинку стула и с хрустом потянулся. Смена выдалась, мягко скажем, не простая…       - Не так быстро.       Любимый, а сейчас ненавистный голос заставил Сатклиффа вздрогнуть. Грелль приоткрыл один глаз и с раздражением уставился на Уильяма Ти Спирса, неизменно идеального и бесстрастного мистера Айсберг-во-плоти, о котором он уже успел позабыть. Все то время, пока диспетчеры корпели над отчетами и рапортами за не вовремя собранные души, их начальник сидел на диване в дальнем конце их с Роном кабинета и читал какой-то роман, судя по обложке - детективный. Однако стоило Греллю высказаться об окончании работы - и вот он уже стоит рядом со столом, возникнув неслышно, будто призрак. Пачка листов тут же оказалась в его руке, и взгляд впился в кривые строчки.       Сил играть уже не осталось, и подобравшийся Грелль просто ждал ответа начальства, мысленно молясь всем богам шинигами, чтобы хоть сейчас этот чертов сноб…       - Прекрасно. Можете, когда хотите, диспетчер Сатклифф, - Спирс аккуратно сложил листы в заготовленную папку и холодно глянул на Грелля поверх очков. - Теперь еще общий отчет по всей операции – и на сегодня можете быть свободны.       - Что?! – Грелль резко выпрямился, но тут же согнулся пополам, зашипев от боли в груди. – Кх-акой еще общий отчет?!       - По всей операции в целом, начиная с момента появления оживших мертвецов и заканчивая нашей встречей на лодке посреди океана.       - Уилли, ты смерти моей хочешь?! Да я за всю ночь этого не напишу! Там же столько всего произошло! Неужели тебе мало той груды бумаги, которую мы уже заполнили?!       Где-то на заднем плане что-то пробурчал Нокс, но вяло и неохотно - его запас наглости исчерпался Себастьяном, и спорить с начальником, который пребывал не в самом лучшем расположении духа, он не рисковал.       Уильям Ти Спирс смерил Алого жнеца надменным взглядом и поправил сползшие очки неизменным секатором – своей косой смерти, с которой он никогда не расставался. Некоторые безбашенные жнецы…точнее, один единственный жнец, даже шутил, что он и спит с ней. Правда, шепотом и исключительно в отсутствии начальства, прекрасно осознавая, что за такие шутки простой шишкой не отделается.       - Не драматизируйте, Сатклифф. От вас требуется лишь изложить сухие факты без лишней воды, с кратким описанием основных событий. Если не будете попусту тратить время, это займет у вас не более одного-двух часов.       Ответный жалобный стон Грелля мог бы выжать слезы из камня, однако Ти Спирс остался глух к мольбам страждущего, с безразличным видом вернулся к дивану и снова взялся за книгу. Грелль уронил голову на стол и ненадолго кабинет погрузился в тишину, нарушаемую лишь тихим скрипом по бумаге ручки Рональда. Убедившись, что ничего таким образом не добьется, Сатклифф поменял тактику: выскользнул из-за стола, прислонился к стене рядом с диваном, приняв соблазнительную позу и состроив самую жалобную мордочку, на которую только хватило его сил.       - Уилли! Ну, будь ты чело…эмм…жнецом! Мы уже третьи сутки на ногах! Напишу я тебе завтра этот отчет, обещаю!       Спирс не пошевелился, хладнокровно глядя в книгу. Грелль незаметно вздохнул, опустился на колени перед диваном, старательно не обращая внимания на стажера, аккуратненько зацепил ноготками край книги, потянул на себя. На него строго глянули холодные, раздраженные глаза Ти Спирса. Сатклифф состроил щенячьи глазки и сделал губки бантиком.       - Ну пожалуйста, Уилли!       - Вы опять забыли, как меня зовут, диспетчер?       - Уильям, я тебя умоляю...       - Отчет мне нужен завтра утром, к восьми часам, - сухо отрезал начальник, закрыв книгу и заложив место чтения пальцем. – Меня вызывают к высшему руководству. Они крайне обеспокоены доставленными вами сведениями об опытах этого дезертира и хотят получить максимально полное представление о его личности и действиях…       - К восьми часам я все сделаю! Обещаю!       Сатклифф положил локти на колени Спирса, легонько поглаживая его бедро. Тепло чужого, но такого желанного тела он чувствовал даже сквозь плотную ткань делового костюма, и это его странным образом успокаивало. Несмотря на то, что каждое сближение с Ти Спирсом было чревато моральными, а зачастую и физическими повреждениями. Вот как сейчас, например...       Уильям иронично приподнял бровь и закинул ногу на ногу, чуть не ударив Грелля носком ботинка в грудь. Диспетчер вынужденно отшатнулся назад, упав на руки, но мгновенно сориентировался и быстро подогнул ноги под себя, тряхнув головой, уставившись на Уильяма прежним влюбленно-жалобным взглядом.       - Вы еще ни один отчет вовремя не сдали, Сатклифф.       - Этот сдам! На этот раз точно сдам! Уилли, пожалуйста... я совсем без сил...       “...ну, пожалей леди”, - чуть не добавил он, пустив скупую слезу, но вовремя сдержался, помня, как Уильям не любит его кокетство. Сейчас излишним драматизмом он только все испортит.       Спирс прищурился сквозь очки-половины, прошивая Грелля изучающим, брезгливым взглядом, словно препарируя некое особо его заинтересовавшее насекомое, и преувеличенно тяжело вздохнул.       - Хорошо. Ради исключения, поверю вам. Свободны. Но если отчета не будет на моем столе ровно в 08:00, вы, Сатклифф, будете дежурить в ночную смену целую неделю.       - Договорились! - радостная новость окрылила диспетчера. Он буквально взвился в воздух, и, соскребя в кучку остатки своей романтической личности, выдохнул, плавно продвигаясь к двери: - Ах, Уилли! Ты прямо как кусочек того извечного льда, в который вчера врезался корабль нашей судьбы. Такой же холодный, безжалостный и неотвратимый... Ох, мое сердце пылает рядом с тобой...       - Если у вас остались силы на такие вирши, значит, и на отчет настрой будет? - Уильям неторопливо поднялся. Сатклифф ойкнул и тут же юркнул за дверь.       - Меня тут нет!       Уже подперев дверь спиной с той стороны, он услышал из кабинета жалобный голос Ронни и бесстрастный - Спирса. Греллю было безумно жаль своего подопечного, которому тоже немало досталось из-за отступника-жнеца, но рисковать выбитым с таким трудом отдыхом он не собирался. Скулы до сих пор жгло жаром от пережитого унижения - и от презрительного взгляда начальника. Еще бы, гордая Алая леди ползает перед ним на коленях, выпрашивая милости, как побитая собака. Любого другого Сатклифф убил бы за один намек на подобное оскорбление, но Спирс... есть Спирс. Ему Грелль прощал многое. Даже слишком многое.       Покачнувшись, диспетчер активировал телепорт на запястье и перенесся в Лондон, на крышу одного из домов, так близко к своему дому, как только возможно. Время уже перевалило за полночь, дневная жизнь затихла, но на опустевших улицах вовсю кипела жизнь ночная – преступники, бродяги, и, конечно, жнецы. Ночная смена. Грелль почувствовал рядом с собой одного, с сильной аурой – явно кто-то из старших диспетчеров, но, когда оглянулся, никого не увидел. Неизвестный жнец уже исчез, наверное, сильно торопился за очередной душой.       Ну, хотя бы мне некуда торопиться. Я сегодня свое отработал       Грелль улыбнулся, глубоко вдохнул. Запашок еще тот, но будь у него время и силы, он бы с радостью прогулялся по ночному Лондону, насладился этой свободой, тишиной, покоем замершей жизни. Однако сейчас измученное тело молило только об отдыхе, и Сатклифф спрыгнул на улицу, вышел на набережную Темзы.       Даже в плане выбора жилища он оставался собой. В то время как большинство жнецов жили в Полисе, на территории принадлежащего им измерения, Грелль предпочел человеческий мир. Небольшой зарплаты диспетчера вполне хватало на оплату маленькой однокомнатной квартиры. Это, конечно, не запрещалось, но и не поощрялось, ведь жизнь на Земле была сопряжена с определенными опасностями. Сотрудники отдела контроля не сразу смогут узнать, если со жнецом в мире смертных что-то случится. В дом к жнецу может проникнуть кто-то из людей или демонов. Да и оснастить жилище так, как это позволяют технологии мира жнецов, намного опередившие человеческие, никто не позволит, так что приходится довольствоваться возможностями текущей временной эпохи. Однако Грелль готов был мириться с любыми неудобствами, лишь бы сохранять такое нужное ему ощущение независимости и свободы. Здесь, на Земле, его никто не беспокоил, друзей у него практически не было, а соответственно, и приглашать в гости некого. Да и кто в здравом уме согласился бы навестить Алую Бестию, как его называли за глаза?       Ключ тихо скрипнул в замке. Коридор за ним поглощала тьма, непроницаемая для человеческих глаз, но вполне различимая для жнеца. Мадам Брикман уже, наверное, десятый сон видела в своей небольшой квартирке на первом этаже. Она являлась владелицей недорогого кафе, занимавшего большую часть этажа, где готовили очень вкусную выпечку. От одной мысли о ней рот Грелля наполнился слюной, а в желудке голодно заурчало. Жнец тяжело вздохнул и продолжил подъем по рассохшейся деревянной лестнице. Сегодня он еще как-нибудь протянет, а завтра, если Уильям будет доволен отчетом, можно будет попытаться выгадать пару минут и спуститься вниз за круассанами или блинчиками. Грелль не часто себя ими баловал, потому что при его образе жизни приходилось тщательно следить за фигурой, но после такой напряженной смены можно немного себя побаловать.       Вот и его дверь. Обшарпанная, неприглядная, в уголках белеют крохотные символы мелом, чтобы отогнать смертных, которые могут соблазниться и забраться в чужое жилище – спасибо Джону из архива, что подсказал охранные чары. Грелль быстро открыл дверь, проскользнул внутрь, тут же запер ее за собой и, как ранее в коридоре Департамента, привалившись спиной с другой стороны, выдохнул. Ну все, теперь можно расслабиться. Он дома.       Красный плащ полетел на вешалку, следом отправились в комод туфли на высоком каблуке, а Грелль, осев на стоящий у входа мягкий пуфик, принялся с блаженным стоном массировать затекшие ступни. Каблуки это красиво, модно, стильно, но - смерть! - как же от них устают ноги! Кто б знал...       Взгляд меланхолично скользнул по погруженному в полумрак коридору. Он ни о чем не жалел, но иногда ему очень не хватало некоторых бытовых мелочей – например, автоматически загорающихся светильников Полиса. Хорошо еще, в карманных технических средствах их никто не ограничивал. Грелль щелкнул колесиком зажигалки, ало-оранжевый огонек заплясал на кремовых стенах с цветочным узором и райскими птицами, темной, красивой мебели из настоящего дерева. Диспетчер осторожно зажег светильники в виде белых лилий и, зарываясь босыми ногами в пушистый ковер на полу, прошлепал в ванную.       Обустройством дома он занимался самостоятельно, прикладывая невероятные усилия, чтобы обставить все так, как ему хотелось, и раздобыть те вещи, которые казались ему необходимыми для создания уюта. Ванная комната не была исключением, а даже, скорее, напротив, правилом, из-за которого Грелль и выбрал конкретно этот адрес. Оклеенная обоями перламутрово-розового цвета с причудливым рисунком, с ротанговым плетеным шкафчиком для полотенец и большим зеркалом в витой раме из виноградных лоз, клозетом и, собственно, ванной. Стальной, органично вписанной в интерьер благодаря прикрывшим основную часть деревянным панелям. Горячая вода подавалась постоянно, имелся даже душ, так что после особо тяжелых миссий диспетчер никогда не отказывал себе в удовольствие воспользоваться этим чудом техники, только получавшим распространение в Европе, с содроганием вспоминая недавнее прошлое с его корытами и беготней во двор зимой к отхожему месту.       Ванна так и манила прилечь и забыться ненадолго после купания в ледяной воде, но Грелль, одарив ее полным сожаления взглядом и мазнув пальцами по хромированному бортику, прошел к зеркалу, снял накладные ресницы и принялся смывать макияж.       Обычно он всегда старался готовить отчеты в день сбора, чтобы иметь побольше свободного времени и, после непродолжительной задержки, преподнести их Уилли с соответствующими “украшениями” в виде сердечек и любовных записок. А потом, после внушительной трепки, с обиженным видом под конец дня доставить уже отчеты нормальные, тоже написанные заранее и надежно укрытые в одном из нижних ящиков стола, запертом на ключ. Зачем Грелль делал двойную работу? Ну, во-первых, это помогало ему поддерживать имидж бестолкового и легкомысленного жнеца, выработавшийся еще со времени поступления в Департамент. А во-вторых, это был прекрасный способ открыто признаться в любви жнецу, который его ненавидел и не воспринимал эти «писульки» всерьез, даже не подозревая, что большая часть любовных признаний Грелля – искренние, и идут от сердца.       Да, он любил Уильяма Ти Спирса. Несмотря на все свои обещания и клятвы, данные в Академии, несмотря на образ гордого и неприступного Алого жнеца, несмотря на…многое, он умудрился влюбиться, и, осознав это, отдался своей страсти так же отчаянно и безгранично, как и всему, что он делал в своей жизни. Раз уж любить, то ярко, шумно, напоказ. Скрывать за масками боль и смеяться, теша себя шутливыми надеждами, в глубине души понимая, что любовь бессмысленна и безответна. Но он не унывал и не опускал руки, веря и надеясь, что его любви хватит на двоих. Хотя иногда его уверенность давала сбой. Как во время первой драки с Себастьяном. Или сегодня, после этой проклятой «Кампании».       Эти несколько дней сломали ему все планы. То, что должно было стать обычным массовым сбором, превратилось в кромешный ад, как в прямом смысле, так и в бюрократическом. Появление Фантомхайва со своим ручным демоном, потом зомби, потом отступник-жнец, затем тонущий корабль и больше тысячи душ, которые надо срочно собрать... День и бессонная ночь на ногах, сплошь в сражениях сперва с зомби, потом с дезертиром, ранение, еще один день сплошь на сборе, потом в офисе, за написанием отчетов, рапортов, объяснительных. Даже выносливость жнеца уже начала давать сбои, но подводить Уильяма именно сейчас не хотелось. Как-никак, он единственный, кто терпел Грелля с его скандальным и эпатажным имиджем, а если его и правда завтра зовут к начальству, лучше, чтобы у него было на одну головную боль меньше.       Грелль выпрямился и пытливо взглянул на себя в зеркало. Из глубины отполированной поверхности на него смотрела промежуточная версия между “Алой Леди” и тем, кем он был на самом деле. Рука потянулась к гребню, и, не отрывая глаз от зеркала, юноша прижал расческу к корням волос и медленно повел вниз. Алый цвет начал темнеть, выцветать, приобретая густой, темно-коричневый оттенок. Грелль плавно водил рукой вверх-вниз, словно зачарованный, и смотрел, как Алая Леди исчезает, а ее место занимает настоящий Грелль Сатклифф. Тот, о ком все давно позабыли, если вообще когда-либо знали. Тот, кого он видел лишь дома, когда после работы снимал маску, чтобы немного передохнуть от игр – и то, если, конечно, решался взглянуть на себя в зеркало. Потому что в такие минуты Сатклифф предпочитал смотреть куда угодно, только не на себя, чтобы не задаваться пугающим до дрожи вопросом: кто же он на самом деле? Какой он настоящий, а какой – лишь вросшая в плоть маска?       Рука дрогнула и гребень выпал из пальцев, со звоном заскользил по раковине ко дну. Грелль сглотнул и отвел глаза, отвернулся, торопливо прошел в спальню. Пройдясь по комнате он зажег светильники, аккуратно снял и сложил на кресло жилет и рубашку. Бинты, наложенные в лазарете, туго охватывали грудь. Крови почти не было, но рана, нанесенная косой смерти, пульсировала и ныла страшно, отдаваясь болью в ребрах при каждом вздохе. Потребуется несколько дней и много целебной мази, чтобы она затянулась. Пока же Грелль осторожно набросил на плечи мягкий бежевый халат, завязал длинные волосы в хвост и вышел на балкон – его любимое место и маленькую, личную сокровищницу.       В длинных горшках, закрепленных по краю балюстрады, пестрели малиновым, розовым и белым цветом яркие звездочки маргариток, надменно алели и желтели кустики мини-роз, вились по балясинам цветной горошек и сиреневый клематис. Грелль любил свои цветы и ревностно следил за ними, при первом же удобном случае вырываясь в Голландию и Австрию – лучшие страны для любого цветовода. Об этом тоже никто не подозревал – Сатклифф ловко отговаривался то опозданиями, то прогулами по разным идиотским причинам. Все для того, чтобы увидеть хоть одним глазом цветение этих маленьких кусочков рая.       Набрав из стоящей в углу балкона бочки воды, Грелль полил цветы и задумчиво улыбнулся. Видели бы его сейчас ребята из Департамента… Наверняка не признали бы в скромном, тусклом пареньке нахальную и прилипчивую Алую Бестию. Но он ведь сам знал, на что шел, когда впервые примерил эту маску. Он хотел измениться – и изменился. Красота требует жертв. Так кого же теперь винить? И стоит ли жалеть о том, что уже поздно менять?       Глубоко вдохнув в последний раз сладковатые ароматы, юноша вернулся в комнату, оставив открытым балкон, чтобы проветрить помещение, и с удовлетворенным стоном рухнул на постель. Еще один предмет его горячей любви и гордости. Сколько времени он копил деньги на эту кровать – огромную, двуспальную, с алым бархатным балдахином и резными деревянными столбиками. Королевское ложе, достойное Алой леди… Когда-то, еще в Академии, он грезил, что встретит человека - или жнеца - с которым разделит подобное великолепие, будет просыпаться по утрам и дарить свою любовь и нежность. С тех пор прошло много лет, кровать появилась, но просыпался в ней Грелль всегда один.       Сатклифф закрыл глаза, ощущая болезненное жжение в груди. Правда, совсем не от раны.       Хотелось лежать и жалеть себя, чисто по-женски поплакать немного, обнимая подушку, однако все, что Грелль себе позволил, это несколько раз глубоко вдохнуть, прогоняя отвратительно горчащую бритву, вдруг вставшую поперек горла. Когда он сел на постели, его лицо было спокойным, а глаза – сухими и полными решимости. Он обещал Уильяму, что принесет ему отчет ровно в 08:00. Что ж, он так и сделает. Он, Грелль Сатклифф, а не Алая леди.       Отрываться от мягких постельных объятий почти физически больно, но Грелль, стиснув зубы, переполз с кровати к столу, взял ручку и бумагу, и занялся отчетом.       Тихо тикали часы в коридоре, отсчитывая минуты. Ручка скрипела, оставляя на белых листах синий след. Голова диспетчера все ниже склонялась к бумаге. Сатклифф встряхивался, пытался разминаться, но вскоре снова начинал клевать носом. Наконец, его щека уткнулась в недописанный листок, рука с авторучкой обмякла, и комната погрузилась в тишину.       Щербатая луна с любопытством заглянула в окно, обрисовав ровный светлый прямоугольник на полу. Казалось, ничто не потревожит безмятежный покой этой ночи, однако темная тень неожиданно промелькнула за окном, на миг перекрыв лунный свет. Незнакомец мягко спрыгнул на балкон, замер, прислушиваясь. Мешковатое одеяние его казалось продолжением ночного мрака, а длинные, ниспадающие до колен локоны – лунными лучами, увенчавшими серебряной короной голову неизвестного. Убедившись, что никто не заметил его вторжения, мужчина огляделся, наклонился к цветам, с удовольствием вдохнул разнообразие ароматов, мурлыкнул что-то себе под нос, и неторопливо вошел в комнату. Пытливый взгляд быстро оббежал помещение.       - Ох, божечки мои! Да вы, Алая леди, полны сюрпризов.       Взгляд остановился на спящем за столом жнеце, и отступник, носивший в людском мире имя Гробовщика, подошел ближе, оперся бедрами о край, с веселым удивлением разглядывая такого неприметного и обычного юношу.       - Жесткий снаружи и нежный внутри. Настоящий орешек в скорлупке. Как интересно…       Тонкие пальцы взлетели к темным волосам, легонько коснулись макушки жнеца, погладили, наслаждаясь мягкостью этого шелка. Грелль слегка вздрогнул, но не проснулся, сонно пробормотал что-то. Гробовщик беззвучно рассмеялся, продолжая ласково, осторожно гладить ручейки волнистых темных прядок.       - Пожалуй, нам стоит познакомиться поближе, мистер Сатклифф.