Не торгуй моей душой

      Дилюк не мнил себя влюблённым идиотом, но с Кэйей было всё как-то иначе. По-другому.       Завсегдатай его бара, капитан элитной группы спецназа и просто знойный красавчик творил с сердцем Дилюка неведомые метаморфозы. И если бы только с сердцем... Член стоял колом каждый раз, когда по неосторожности случалось пересечься взглядом с такими термоядерными, аквамариново-чарующими глазами. Ну точно ведьмовскими, околдовывающими, затягивающими в свои сети без возможности на побег.       Дилюк принимает для себя неутешительную новость: он его хочет. Так сильно хочет, что с позором сбегает в сортир, где долго расправляется дрожащими пальцами с непослушной пряжкой ремня. Вдалбливается в кулак почти до остервенения, закусывает собственное плечо, пережимая зубами затхлую ткань – на след слюней было уже как-то плевать.       Обида встаёт комом в горле, когда в глаза бросается этот хитрый, не скрывающий плутовской искры взгляд, как бы говорящий «я знаю, что вы сделали прошлым летом», шутки ради. Но одно Кэйа в действительности знает: он выжал Дилюка досуха. И ведь наслаждается этим, сука такая.       — Тебе бы передохнуть, — дружелюбно предлагает Венти, замечая, как друг нервно протирает уже в третий раз один и тот же бокал. — Заработался совсем. Иди приляг, там…       — Нет, — слишком резко.       Не сдалась ему чужая забота. Особенно сейчас, когда Кэйа до невозможности обжигающе рассматривает вытянутую стрункой фигуру Дилюка, пьёт этот мерзкий бабский коктейль через трубочку, а по ощущениям – будто пьют его. И это уже паршиво.       — Нервный ты сегодня какой-то, — повисает в воздухе.       Ещё бы ему не быть нервным. Он буквально только что передёрнул, а в штанах снова стоит.       — Нормальный, — припечатывает взглядом, и это, кажется, действует: Венти тут же поводит плечами, продолжая обслуживать посетителей.       Обслужите кто-нибудь его, готов уже кричать Дилюк во всеуслышание, потому что терпеть эту ноющую боль в паху выше его сил. Можно прямо здесь, за стойкой, на полу, на виду у сотни любопытных глаз и тому больше – только бы насмешливый взгляд не переставал мазать по его лицу.       — Плеснёшь виски?       Кэйа подкрадывается так незаметно, что за маревом собственных мыслей Дилюк пропускает этот момент.       — Виски? — переспрашивает, а у самого руки, как у эпилептика, трясутся.       — Виски, — кивает его личная заноза в заднице и, переваливаясь чуть ли не за барную стойку, читает с бейджика: — Ди-люк.       Это так странно. Он же…       — Ты же не пьёшь виски, — вырывается тут же, и Дилюк готов зажать себе рот рукой: так глупо спалился.       Кэйю кроет весельем. Это видно по вспыхнувшему восторгу в глазах, подрагивающим в улыбке губам и нервному стуку пальцев по столешнице.       — Следишь за мной? — спрашивает довольно, и в голосе слышно только одному ему понятное ликование.       — Работа обязывает, — выдаёт Дилюк свою любимую присказку.       Кэйа, кажется, совсем ему не верит. Подпирает рукой подбородок и произносит чётко, с расстановкой:       — Твой взгляд скоро прожжёт во мне дыру, Дилюк.       Имя Дилюка он катает на языке так топко и сладко, что член в штанах с новой силой даёт о себе знать.       — Следишь за мной?       Глаза Кэйи – такие красивущие, черт возьми – хитро сужаются. Вся его поза вмиг расслабляется, и с этим ощущением он будто даёт и ему, Дилюку, чувство уверенности.       — Работа обязывает.       Они стоят друг друга.       Больше не отвлекаясь на скудные потуги поддеть его, Дилюк плескает огненное пойло прямо в граненый стакан, а затем – пододвигает с чувством выполненного долга, стараясь не залипать, как красиво тонкие загорелые пальцы обхватывают стекло и одним махом вливают в дерзкий рот до последней капли.       — Составишь мне компанию?       Со мной флиртуют, понимает Дилюк и вмиг теряется. Неужели на его лбу крупными, жирными буквами написано слово «недотрах», иначе почему Кэйа подошёл к нему только сейчас? Не месяц назад, когда из интересного Дилюк в нём находил лишь волосы необычного цвета яркой лазури, а именно сейчас.       — Я на рабочем месте. Как ты думаешь, могу ли?       — Я подожду.       Ему уже особо и не важно, зачем Кэйа так нагло хочет залезть к нему в штаны. Потому что сам он так же не прочь оприходовать такой лакомый кусочек, который ему перепал явно откуда-то свыше, не иначе.       Подёрнутые дымкой возбуждения глаза выдают Дилюка с головой, и Кэйа продолжает:       — Когда у тебя заканчивается смена?       — Через пару часов, но если ты спешишь, то…       — Супер, — прерывает тут же на полуслове, — какая вообще может быть спешка? Впереди целая ночь.

***

      Больше всего Кэйе нравится, когда Дилюк нетерпеливо сжимает копну ярко-синих волос в своей мозолистой ладони и толкает спиной прямо туда – на барную стойку. В самых фанатичных снах он не мог себе представить, что обычная скука приведет его к грязному сексу на грязном полу, но сначала, конечно, на стойке. Потому что обхватывать длинными смуглыми ногами привлекательную жилистую спину было гораздо удобнее.       — Рот открыл, — голос рябит от возбуждения и звучит довольно жалко. Но это приказ.       Кэйа обхватывает пухлыми губами два предложенных пальца, пуская настолько приятные вибрации, что Дилюка бьет крупная дрожь по всему телу. А потом – целует этот похотливый рот так пылко и горячо, что до подкашивающихся коленей остаются считанные секунды. Они оба оседают на пол.       У Кэйи пересушенные вискарем и поцелуями губы – Дилюк находит это привлекательным. Вгрызается в горячий рот с прытью дикого зверя и клеймит щедро подставленную шею до кровавых засосов. Дорвался наконец-то – поэтому и хочется заненавидеть его до оргазменных судорог, когда в глотке затухнет с последним стоном все вокруг.       — Мордой вниз.       — Вот так сразу? — пытается ёрничать Кэйа, но сам охотно подставляется властным рукам, отклячивая задницу и дразня чужой голодный взгляд.       Дилюк, особо не церемонясь, сдёргивает жёсткую ткань джинсов вместе с трусами и подставляет смоченные слюной пальцы ко входу, проталкивая со всей нежностью и осторожностью, на которые он только способен: рвать и калечить было делом десятым и совсем не его.       Дырка под пальцами – податливая, хорошо принимает сразу на две фаланги, и Дилюк, наклонившись над ухом заходящегося в хрипах Кэйи, шепчет:       — Не целка совсем, я погляжу.       От горячего шепота, похабных слов и липкого возбуждения пылают щёки. Кэйа закусывает нижнюю губу – Дилюк тут же слизывает выступившие капельки крови, вовлекая в новый страстный поцелуй.       А затем – начинает работать пальцами со скоростью отбойного молотка; так, что уши разве что в трубочку не сворачиваются. Настолько громко воет Кэйа, пытаясь заглушить собственные стоны в закушенной ладони.       Почему-то разбазариваться на романтику и предварительные ласки особо не хотелось. Зато хотелось дикой случки на грани аморальщины – чтобы до кровавых соплей и сорванного голоса. Чтобы в глазах разноцветными фейерверками расцветал потолок, а на языке болюче горело только одно – дилюкдилюкдилюк.       Дилюк втрахивает Кэйю в грязный пол не потому, что его собственная ненависть так сильна, а потому, что в этом чувстве есть что-то большее, чем простое осязание. Это потребность, необходимость – дикая жажда и свобода. Когда у Дилюка есть Кэйа – у него есть всё.       Это открытие настолько ошеломляет, что Дилюк кончает, дыша тяжело и загнанно в чужой потный загривок.       От долгожданной разрядки Кэйю разделяют лишь быстрая дрочка шероховатой ладонью и ненасытный горячий рот – Дилюк проглатывает всё до конца, ещё раз влажно проходясь языком по опадающему члену.       — Твои ролевые игры меня в могилу сведут, — на грани слышимости шепчет Кэйа.       — Ещё слово – и я тебя придушу.       Угроза который раз уходит в молоко. Кэйа пытается рассмеяться как можно более непринужденно, но из груди вырываются лишь полузадушенные хрипы.       — Ты этим только подкормишь моих внутренних демонов.       Губы Дилюка так редко, но красиво, трогает мягкая улыбка, и он произносит почти влюбчиво и с теплотой:       — Фетишист хренов.