Ультиматум

- Эй, Касамацу, - тонкие пальцы плавно скользят по гладкой ткани, вычерчивая ломаные линии,- а ты когда-нибудь думал, как рискуешь, нося эти свои гетры каждый день? Касамацу сглатывает, когда теплое дыхание обдает щеку, чувствительную кожу за ухом щекочет чужой язык, и острые зубы прикусывают мочку. Отвернув голову, выдыхает, касаясь носом ключиц сидящего сзади него Имаёши. Красивый черно-красный галстук академии Тоо пестрит перед глазами, чуть отвлекая внимание от манипуляций его хозяина. - Что ты имеешь в виду? – говорит Касамацу, убеждаясь в том, что его голос уже начал терять свою обычную твердость. Он сидит спиной к Имаёши и не видит его лица, с чего бы ему так рано ослабеть? - Ну-у, - задумчиво протягивает он и указательным пальцем проводит по ширинке брюк Касамацу, - твои ноги в этих гетрах выглядят соблазнительно, а среди парней из твоего окружения наверняка могут обнаружиться извращенцы. Не боишься, что в один день они подкараулят тебя в каком-нибудь переулке и утащат в свое логово для всяких утех? - Хватит нести бред, - ворчит Касамацу, уворачиваясь от поцелуев в шею, - единственный извращенец в моем окружении это ты. - Вообще-то это был комплимент, - на шее чувствуется холод стекол очков, а потом прикосновение шершавых мужских губ. – Жаль, что ты не надеваешь их под школьную форму. Твои не станут искать тебя? - Не станут, - отвечает Касамацу и краем глаза наблюдает за тем, как расстегивается его рубашка от незаметных движений тонких пальцев. – Я предупредил Кисэ. - Что ты ему сказал? - Что плохо выспался перед игрой и хочу уйти пораньше. Имаёши смеется, и Касамацу раздраженно вскидывает голову, тут же опуская, увидев свое отражение в линзах очков. - Получше отмазки не мог придумать? – теперь он выдергивает из петли пуговицу брюк, тут же зажимает между пальцами «собачку» замка и тянет вниз. - Заткнись, - Касамацу старательно сдерживает дрожь, когда Имаёши проводит рукой по шовчику трусов, ткань которых топорщится из-за его эрекции. Он не хочет признаваться, что возбудился уже по дороге к этому чертовому отелю, куда его в очередной раз затащил Имаёши, украв с общей гулянки в караоке-клубе. Да и Кисэ не стал задавать лишних вопросов – он вообще иногда становился пугающе догадливым, и Касамацу мог точно сказать, что тот давно уже обо всем догадался. Все-таки учеников академии Тоо он чуял в километровом радиусе от себя, а их темную форму узнавал издалека. Должно быть, у бедного Реты сейчас полный хаос в голове, но Касамацу мог быть уверен, что кохай не проболтается. Все-таки мазохистом этот парень не был и свою голову на плечах имел, а значит, за сохранность секрета можно было не бояться – вряд ли Кисэ мечтал умереть молодым. Касамацу и сам точно не мог сказать, почему их отношения с Имаёши приобрели подобный характер. Их общение, прямо скажем, было не холодным даже, а совсем никаким, пока после проигрыша Кайджо все не изменилось. В тот день он отбился от команды: ему хотелось вернуться домой одному, запереться в комнате, не видеть никого и не слышать, но на улице его выловил Имаеши, и даже не спросив согласия самого Касамацу, по-панибратски потащил его в ближайший бар с намерением выпить. Касамацу не хотелось видеть кого-то из Тоо, а смотреть на их капитана было совсем невыносимо. Больше всего его раздражило то, что Имаеши говорил и смотрел на него так, будто ничего не случилось. Ну конечно, он-то наверняка никогда не знал горечи поражения и невыносимого стыда перед своей командой. Несовершеннолетним в обычном баре алкоголь не продают, но здесь работает его знакомый – хитрый же лис, везде у него есть связи – и угощает выпивкой. Зачем? Вариант, что Имаёши утешал его, Касамацу отмёл сразу – не такой он был человек. Хотел поглумиться, насладиться чувством собственного достоинства – вот наиболее подходящий вариант. Когда Касамацу понял это, он был уже вдребезги пьян и плохо соображал, что делает. В один момент он обнаружил себя прижатым к стенке туалетной кабины, с чужим коленом промеж ног и темнеющими следами торопливых засосов на шее. Он мутно видел Имаёши, опускающегося перед ним на колени, и ему было так плохо и так хотелось забыться, что он не стал ему сопротивляться. А наутро Касамацу проснулся в чужой постели с тяжелым чувством вины, отвратительно ноющей пятой точкой и жуткой похмельной жаждой. Рядом лежало плохо прикрытое одеялом костлявое тело виновника, и тогда Касамацу понял, что его по-глупому обвели вокруг пальца. Совершенно банальная, казалось бы, ситуация, и стоило бы сразу же забыть об этом происшествии и сделать вид, что ничего не произошло, но как бы ни хотел Касамацу учиться на своих ошибках, Имаёши не дал ему этого сделать. Прошло немного времени, как они снова провели ночь вместе. Это повторилось и в третий раз, в четвертый, и так вплоть до сегодняшнего дня. Им не нужно было поводов, чтобы встречаться. Повод был лишь один – снять стресс и избавиться от напряжения, занявшись сексом. Без лишних обязательств, сопливых ожиданий и напрасных надежд. Взаимовыгодная сделка, и ничего больше. - Ты такой отзывчивый сегодня, - выдыхает Имаеши, когда Касамацу стискивает его плечи от нехватки воздуха в легких. Имаёши не утруждает себя тем, чтобы снимать очки во время секса, и это раздражает: когда они целуются, оправа вдавливается в кожу, оставляя красные следы на лице, а дужки царапают. Касамацу оставляет реплику Имаёши без ответа, снимает очки с его лица и бросает на пол рядом с кроватью, хмуря брови. - Мешает же, - ворчит он, желая стереть это извечно саркастическое выражение с лица напротив. Имаёши суживает глаза, привычно искажая рот в кривой улыбке и усмехается, когда раздается глухой стук стекол о ворсистую поверхность ковра. - Тебе следовало сказать сразу, если ты хотел, чтобы я их снял, - Имаёши справляется со своей полурастегнутой рубашкой и она отправляется туда же, куда улетели очки. - Проще сделать самому, чем просить тебя об этом, - говорит Касамацу и отчаянно краснеет, когда сильные руки стягивают с его бедер штаны и белье. «Тебе ли меня учить, придурок, - думает он, стараясь не смотреть на плотоядно облизывающегося Имаёши, нависающего над ним с лицом заправского каннибала. – Меня хотят съесть», - вздыхает про себя он, и на задворках сознания мелькает мысль, что оказаться жертвой этого маньяка не так уж и плохо. Лицо Имаёши очень близко – лица касаются его отросшие черные волосы. Касамацу зажмуривает глаза и чувствует поцелуй на своих губах. Имаёши врывается в его рот языком, грубо раздвигает челюсть и легонько покусывает язык и губы, полизывая внутреннюю сторону зубов. Касамацу съеживается, внутренне радуясь тому, что уже лежит, потому что целуйся он стоя – непременно подкосились бы коленки, что послужило бы очередным поводом для колких шуточек. Ему хочется, чтобы он целовал его подольше, не переходя пока к более серьезным действиям – так бы он мог держать глаза закрытыми, избегая зрительного контакта со своим мучителем. Касамацу всегда закрывает глаза во время поцелуя, и не затем, чтобы сосредоточиться на ощущениях (хотя и поэтому тоже), а потому, что кошмарно стесняется. Он даже целоваться толком не умел, в первое время просто стоял столбом, как парализованный, пока не привык к глубоким и долгим поцелуям с Имаёши, после которых отходил потом минимум пять минут. В конце концов, до него Касамацу был девственником, и даже если спать друг с другом они начали далеко не вчера, ему все еще было стыдно. А вот Имаёши напротив, глаз не закрывал. Когда Касамацу осмеливался приподнять веки, сквозь ресницы он видел его узкие щелочки-глаза, блестящие и хитрые, как у маленького хищного зверя. Он ненавидел его за то, что он наблюдает за его реакцией, ненавидел, что тот безукоризненно делает свое дело, угадывает все его слабые места. Касамацу даже начинал подозревать, что Имаёши обладает даром телепатии – так нагло он влезал в его мысли, выцеживая из них все то, что могло сыграть ему на руку. Имаёши захватывает нижнюю губу Касамацу и принимается посасывать ее – это больно, позже он обнаружит на ней следы зубов, и он отталкивает его лицо от себя, заслоняя его губы и подбородок ладонью. Имаеши наивно хлопает глазами – в такие моменты он становится кошмарно похожим на Кисэ: этот тоже обожает притворяться дурачком, будучи той еще занозой в заднице – смотрит наивно и открыто, будто совсем не понимает, что именно Касамацу не нравится. Ага, как же. Посылая во вновь сощуренные глаза взгляд, полный ненависти, Касамацу ложится на бок, отворачиваясь от якобы удивленного Имаёши. Хотя бы чуточку времени он может не видеть этого вечно улыбающегося недоброй улыбкой лица, частенько снившегося ему в ночных кошмарах. В большинстве своем кошмары эти эротические. - Только не говори, что ты действительно устал и пришел сюда поспать, - кансайский диалект режет слух, и Касамацу подавляет в себе желание с разбега пнуть Имаёши, как он делает это с Кисэ. С кохаями во всех смыслах было намного легче – их можно свободно наказать за непослушание. Не то, что с этим демоном-манипулятором, дергающим за нужные ниточки, не прилагая к этому почти никакого труда. Они были ровесниками, и школьная иерархия, которой придерживался капитан команды Кайджо, не работала. Касамацу был лишен власти. - Я же сказал тебе заткнуться, - Касамацу порывисто охает, когда ладонь Имаеши накрывает его член. - Ну, так скажи это еще раз, - шепчет он, сжимая в руке головку, оттягивает нежную кожицу и нажимает большим пальцем на уретру, - или ты имел в виду что-то другое? - З-заткнись, - Касамацу заметно напрягается, когда Имаёши придвигается, для опоры размещая локоть на подушке, прямо над его головой. Еще плотнее – и Касамацу чувствует бедром, что и у него тоже крепко стоит. - Тебе нравится, - голос Имаёши звучит уверенно. Таким тоном не спрашивают, а констатируют факт. - Заткнись же, - упрямо повторяет Касамацу, в то время как Имаёши продолжает двигать рукой по его члену. Все его силы уходят на то, чтобы выровнять дыхание, но это плохо ему удается. В затуманенном сознании возникает мысль, что несколько месяцев назад он и думать не думал, что кто-то будет дрочить за него, и то время кажется ему таким далеким, будто это было лет десять назад, не меньше. - Признайся, тебе приятно, - Имаёши наслаждается беспомощностью Касамацу перед ним, он будто получает от этого энергию, которая растекается по его венам. - Нет, - отказывается Касамацу, и позади него раздается недовольное оханье. «Я разозлил его», проносится в голове, и он едва не вскрикивает, когда приподнявшись, Имаеши перекидывает ногу через его тело и ложится лицом к нему. Пока Касамацу не знает, куда себя деть от смущения, Шоичи оказывается к нему настолько близко, что их члены соприкасаются друг с другом, хватает руку Касамацу и направляет её в пах. Попытка вырвать ее заканчивается поражением. - Не ври, - говорит Имаёши, глядя прямо в лицо своими бесстыжими глазами. Он делает это специально, без сомнений. Чтобы Касамацу не мог спрятать лица и уйти от вопроса, проворчав что-то невнятное или оттолкнув. Чтобы он сам признался в том, что ему нравится то, чем они занимаются, чтобы услышать бесстыдные слова из его уст. Имаёши получал от этого какое-то искаженное, садисткое удовольствие. И хоть Касамацу на собственной шкуре ощутил, как безнадежны любые попытки возразить, он не мог так просто пойти на поводу, тем более у такого человека, как Имаёши. Из принципа. - Ты же хочешь кончить, верно, Касамацу? – свободная рука Имаеши скользит по ключицам, описав полукруг, останавливается на груди, и мягко касается соска. Касамацу стискивает зубы и прикрывает глаза, двигает рукой, придерживаемой за запястье, все более активно, в паху становится невыносимо тяжело. Имаёши только ехидно ухмыляется на это – он знает, что все равно выбьет из Касамацу ключевые слова. Схватив его плечо, он тянет его на себя, сажая сверху. - Что ты делае… - окончание вопроса тонет в глухом стоне, потому что Имаёши затыкает его поцелуем, и Касамацу падает на локти, буквально впечатываясь в его губы. Руки гладят его под школьной рубашкой, которую они так и не сняли, и он задыхается, елозит членом о член, ему катастрофически не хватает воздуха, он жадно втягивает тяжелый горячий воздух и шумно выдыхает его в смеющиеся губы, не в силах больше сдерживать себя. - Хочешь больше? – неизменный насмешливый тон, и Касамацу будто швыряют вниз с десятиэтажки. Пару секунд он просто смотрит в расширившиеся от возбуждения зрачки и чертыхается, пока тонкие губы вытягиваются в улыбку. Имаёши смотрит на него снизу вверх и выглядит бесконечно довольным собой, его ужасные волосы разметаны по подушке, от чего Касамацу не покидает ощущение абсурдности его положения. Он ловит себя на мысли, что ему безумно хочется вырвать этот длинный язык, но он гасит эту мысль в зачатке сразу же, как вспоминает, что кроме всего прочего Имаёши еще умело обращается со своим языком и его кривой большой рот способен на кучу довольно приятных вещей. «Да, хочу», - уже почти произносит Касамацу, когда его вдруг переворачивают на живот и очень смачно и совершенно беспардонно шлепают по заднице. Он аж подскакивает от неожиданности и поворачивается назад, на облизывающегося Имаёши, который уже держит в руках бутылку с лубрикантом. - Эй! – предостерегающе кричит он и понимает, что просто зря сотрясает воздух – на этого парня подобное не действует. Да и говорить что-либо бессмысленно – Имаёши из тех, кто внимательно выслушает с доброжелательной улыбочкой на лице, но все равно сделает все по-своему, да еще и похихикает над тобой исподтишка, так что ты сам в итоге в дураках и останешься. - Какой же ты все-таки строптивый, - опять этот чертов кансайский, и Касамацу спешно отворачивается, не в силах смотреть на то, как Имаёши будет его готовить. Первое время ничего не происходит, только слышится возня и шуршание снимаемой одежды. Затем звуки пропадают, ягодиц невесомо касаются подушечки пальцев, а у самого уха раздается низкий и чуть хрипловатый голос: - Согни колени. Так будет гораздо удобнее. Касамацу цокает, но просьбу выполняет. Имаёши нажимает на его поясницу, заставляя его выпятить задницу, и Касамацу не желает даже думать, как все это выглядит со стороны. На промежность льется прохладная жидкость, и он задерживает дыхание, когда в него проникает первый палец. - Когда ты успел стать таким узким? – говорит Имаёши, и Касамацу старательно подавляет волну гнева, которую дискомфортные ощущения только усиливают. - Не мог бы ты делать это молча? – сквозь зубы просит он, сжимая простынь в кулак. Не от того, что ему приятно – от того что он злится. - Извини, я забыл, что в последний раз мы были вместе две недели назад, - палец проталкивается дальше, и к нему прибавляется второй, - мне лестно, что ты не спишь ни с кем, кроме меня. У Касамацу краснеют уши; ощущения растягиваемого ануса ужасно неприятны, а тут еще эти пошлые замечания, но худая впалая грудь Имаёши касается его спины, и он чувствует, как об позвоночник бьется его сердце. Он старается сосредоточиться именно на этом, и мысленно считает частые удары. Когда он насчитывает около полусотни сердечных циклов, делается немного легче. - Сволочь, - медленно проговаривает Касамацу, чувствуя, как сфинктер поддается пальцам все охотнее, а дискомфорта становится все меньше. - Не отрицаю, - мурлыкает Имаёши, пальцами нащупывая простату. - Вот так вот совращать меня…- Касамацу дышит через раз, жадно ловя воздух, - как минимум нечестно… Проходит еще пара десятков секунд, и Касамацу закусывает ткань наволочки, силясь не застонать. Ему мало, мало одних только пальцев, ему зверски не хватает этого чувства заполненности, ощущения Имаёши внутри. Ему хочется скорей прекратить это, и он тянется рукой к своему члену, хочет помочь себе и избавиться от постыдного желания, но его внезапно останавливают, перехватывая руку: - Нет-нет-нет, так не пойдет, - для доказательства верности своих слов, Имаёши в очередной раз нажимает на набухшую точку, от чего Касамацу не выдерживает и стонет почти жалобно. - Ты меня так до ручки доведешь, - осуждающе говорит он, не отрывая лица от подушки. Звук глушится, но это не мешает Имаёши различить слова. - Я доведу тебя до оргазма, а не до ручки, - на свой страх и риск освобождая руку Касамацу, Имаёши дотягивается до его груди и поглаживает твердые бусинки сосков. – Но это случится нескоро. - В каком смысле? – непонимающе тянет Касамацу, прижимаясь к подушке пылающей щекой. - Тебе придется мне посодействовать, - Имаёши перемещает руку с сосков на живот, гладит по рельефным кубикам пресса, соскальзывает ниже и пробегает пальцами по чувствительной коже паха. На внутренней стороне бедра Касамацу не выдерживает и толкается назад, насаживаясь на пальцы. Ответная реакция Имаёши не заставляет себя ждать: быстро убирая пальцы, он отодвигается и садится на край кровати, наклоняясь к чему-то лежащему на полу. Касамацу выглядит разочарованным и не скрывает этого – его удовольствие оборвано, когда оно почти достигло пика. Пока Имаёши копается, Касамацу заворожено разглядывает его обнаженную спину. Его тело нескладное, худощавое. Он нелепо размахивает руками, когда бегает. Эти длинные руки будто кто-то как попало прилепил к его плечам, мол, и так сойдет. Острые лопатки проступают сквозь тонкую бледноватую кожу, длинные растрепанные волосы падают на его шею, лезут в лицо, мешая. Касамацу несколько раз велел ему подстричься, но с него как с гуся вода – Имаёши научился не замечать состояние своей прически, и она его ничуть не беспокоит. Отрываясь от созерцания парня, он переводит взгляд вниз. Имаёши что-то ищет в карманах своих темно-синих брюк и затем находит. Он резко оборачивается, от чего Касамацу шарахнулся бы, если бы его реакции не были заторможены возбуждением, и кладет в его руку какой-то квадратный плоский предмет. Касамацу раскрывает ладонь, и тут же сжимает её, как только знакомый логотип производителя презервативов бросается в глаза. Он смотрит на Имаёши – на его губах игривая улыбка – и сразу понимает, что от него требуется. - Иди сюда, - Касамацу разрывает пакетик, и некоторое время мнется, прежде чем слегка подуть на обнаженную кожу подползшего к нему Имаёши, и увидеть, как она покрывается мурашками. Горло сдавливает, становится тяжко дышать. «Почему я должен это делать?» - вопрошает про себя Касамацу, раскатывая презерватив по члену Имаёши. Он краем глаза замечает, как напрягаются его живот и мышцы рук, когда холодные потные пальцы касаются головки и после проходятся по всей длине. Он успокаивает себя тем, что его хотя бы не заставляют отсосать, потому что к такому он морально не готов. По крайней мере, пока. Распаленное тело отчаянно требует разрядки, и Касамацу инстинктивно жмется к телу Имаёши, когда тот опускает его на спину. Он не спешит, и Касамацу искренне желает ему скорейшей кончины за то, что он так медлит. Трезвость суждений улетучивается без следа, как только Имаёши закидывает одну его ногу себе на бедро и начинает тереться членом между ягодиц. Касамацу закусывает губу и нетерпеливо ёрзает, безуспешно пытаясь ввести его член в себя. - Поторопись… и сделай… это уже, - в промежутке между вдохами произносит Касамацу, вжимая пальцы в ключицы партнера с такой силой, что остаются синяки. Имаёши будто только этого и ждет: торжествующе ухмыльнувшись, он входит резко, сразу на всю длину, и замирает, прикрывая глаза, смакует ощущение. Внутри Касамацу тесно: он сжимается, едва ощутив его внутри. Зрение расфокусировано, краски блеклые, контуры расплывчаты, но это не мешает ему видеть Касамацу, распластанного под ним, сраженного дикой смесью ощущений. Его бьет мелкая дрожь. Вспышка боли чуть ослабила желание, но Имаёши это только на руку – он сможет оттянуть разрядку еще на пару-тройку минут. Он медленно выводит член почти до конца, снова входит, и Касамацу вздрагивает, ищуще водит по руке, стискивает ее до боли. Имаёши повторяет процедуру несколько раз и старается не сорваться на быстрый темп, пока Касамацу запрокидывает голову и мучительно стонет, вскрикивая каждый раз, как Шоичи толкается в него, и приказывает себе не смотреть туда, где соединяются их тела. В затуманенном болью и похотью сознании Касамацу второй раз за день возникает мысль, что Имаёши походит на маньяка, иначе стал бы он с таким извращенным увлечением брать его намеренно медленно, чтобы свести с ума, лишить всего, что осталось еще в нем разумного, измучить до предела, довести до грани, заставить его желать только одного? - Ннн… - Касамацу издает звук, и Имаёши подмечает, что этот голос был создан для таких вот стонов, просящих, умоляющих, полных болезненного наслаждения. Подхватив его под ягодицы, Имаёши увеличивает темп. «Уже пора», - кивает он самому себе, и голова его кружится от захлестывающих его ощущений. Он сам уже на пределе, и долго продержаться не сможет. Он наклоняется к Касамацу, так что тяжелое дыхание парня шевелит ему волосы. Тот приоткрывает один глаз и негодующе выстанывает что-то нечленораздельное. - Ты выбросил мои очки, забыл? – пыхтит Имаёши. – Без них я плохо вижу тебя. Воздух комнаты согрет горячим дыханием и наполнен порочным запахом секса. Спина располосована, следы ногтей Касамацу алеют на коже. - Скажи, - жарко дышит Имаёши. - Ч-чего? – вечно недовольное, строгое лицо Касамацу раскраснелось от тягучего удовольствия, на лбу выступила испарина. - Скажи, как тебе нравится, - требует Имаёши. Касамацу хочет отвернуться, уловив суть просьбы, но Шоичи больно стискивает пальцами челюсть. – Смотри, - он проводит кончиком пальца по слипшимся от слез ресницам Юкио, - ты так сильно хочешь кончить, что почти плачешь. Так говори уже. Касамацу всхлипывает, смаргивая влагу, стискивает зубы, но молчит. - И он тоже, - Имаёши осторожно ласкает истекающий смазкой член, - гляди-ка, уже заждался кульминации. - П-пошел к черту, - шипит Касамацу из последних сил. – Я же говорил… что ты извращенец… - Если не скажешь, я его выну. Предупреждение действует, и Касамацу быстро меняется в лице. Выражение злобы сменяется на настороженность. - Ну же, - подначивает Имаёши, подавшись назад. – Откажешься, а потом будешь горько жалеть, что упрямился, и ублажать себя пальцами. Влажные серые глаза распахиваются, и Имаёши смекает, что попал в точку – воспоминания об их развлечениях изводят Касамацу практически круглыми сутками. Никакие пальцы, никакие фантазии не удовлетворят так, как живая плоть с горячей, пульсирующей кровью внутри, её ничем не заменишь. Все же в восемнадцать лет слишком сложно контролировать свои желания, Имаёши знает это по себе. - Повторяю в последний раз: говори, что и как я должен делать. Он отодвигается и выходит из Касамацу почти полностью, как только громкое «стой!» не останавливает его. Касамацу смотрит на него с непередаваемыми эмоциями. Несколько мгновений он борется с противоречивыми чувствами, и вскоре сдается – Имаёши прав, ему чертовски хочется кончить, ожидание убивает, он слишком устал от него, слишком велико это желание, чтобы сопротивляться ему. Захлебываясь воздухом, Касамацу бросает что-то вроде «чтоб тебя, наглая ты рожа», и произносит: - Двигайся быстрее. Для Имаёши это звучит как сигнал об окончании тайм-аута, он будто слетает с тормозов: властно сминая упругие ягодицы, он наваливается на Касамацу всем телом и срывается на рваные торопливые толчки, слушая, как он скулит и бормочет что-то бессвязное. Среди этого потока звука он различает: - Глубже... Хочется смеяться, хохотать во весь голос, но потом, всё потом, только выдержать, дотерпеть до конца… - Сильнее… Пот крупными каплями скатывается по лицу, груди, животу, сердце заходится в груди, сейчас пробьется сквозь грудную клетку, упадет на грудь Касамацу, пачкая в крови… - Ещё… Еще немного… - Шоичи! Имаёши рывком поднимает Касамацу, обвивает его спину обеими руками и толкает на себя – очень сильно, в последний раз. Долго откладываемый оргазм настолько мощный, настолько яркий, что его можно сравнить разве что с молнией, вошедшей точно в темя. Он выжигает все внутри, полностью растворяя в себе. Это как атомный взрыв, сметающий всё подчистую. Именно поэтому Имаёши не был сторонником быстрого секса, сиюминутному удовольствию предпочитая длительное и сумасшедшее наслаждение. Касамацу мечется в тесном кольце рук, воет в голос, не контролируя разрываемое внутренним импульсом тело. Секунда – и сперма выплескивается на живот, пачкая торс Имаёши. Выдохнув сладкое «да» Имаёши расслабляет руки, на которые бессильно падает Касамацу. Он всё еще бьется в оргазменных судорогах и не может остановиться. Секс с Имаёши ни на что не похож, он больше смахивает на маленькую смерть. Мучительную, долгую, с предсмертной агонией и бессмысленными мольбами о скорейшем избавлении. Со слезами и проклятиями до последнего вздоха. Секс с Имаёши похож на маленькую смерть с последующим возрождением. С умиротворяющей негой после, когда приходят силы снова вздохнуть. Буквально выпотрошенные оргазмом, они растворяются в ощущениях, а под веками калейдоскопом сменяются причудливые узоры из цветных огней. Нет сил ни на что – ни говорить, ни пошевелить пальцем, ни даже думать. Когда приходит время опомниться, Имаёши переводит дух и медленно вспоминает, кто он такой. Всё остальное, как правило, возвращается сразу после этого. - Знаешь, Касамацу, - лепечет он, едва ворочая языком. – Я тоже кроме тебя ни с кем не сплю. - С чего бы, - едва обретя способность говорить, ворчит Касамацу. – Мы ведь даже не встречаемся. - Это можно исправить, - Имаёши щурится, свешивает руку с кровати, пытаясь нащупать свои очки на полу. - Еще чего, - буркает он, отворачиваясь. Тело обмякло, отяжелело, им трудно управлять. – С тобой могут встречаться только идиоты или конченые мазохисты. Имаёши откладывает поиски очков до лучших времен и перекатывается на другой бок. - И к числу которых относишься ты? - Наверное, к числу мазохистов, - не думая, отвечает Касамацу, найдя в себе силы открыть глаза. Имаёши кажется достаточно измотанным, чтобы исключить возможность того, что ему вдруг взбредет в голову затеять второй раунд. Касамацу полностью расслабляется, и ему кажется, что он вот-вот растает и пропадет в постели. - Ну так что, подумаешь над моим предложением? – Уже в очках, Шоичи глядит на него с интересом, подперев голову ладонью. Немного поразмышляв, Касамацу снисходительно кивает. - Так уж и быть, подумаю. – Через минуту молчания он лениво потягивается и бормочет: - А вообще я согласен.