Осколки непрожитых жизней

***

      Ванцзи просыпается первым, еще в предрассветных сумерках — привычка, оставшаяся с ним во всех перерождениях. Он приподнимается на локте, любуясь теми, кто спит рядом с ним. Такими похожими и такими разными одновременно.       Вэй Ин крепко спит, зарывшись лицом в волосы Цзян Чэна, обнимая того со спины. Спину они пока что доверяют только друг другу: в этом перерождении Лань Чжань нашел их слишком поздно, нашел уже потерявшими семью, ожесточившимися, недоверчивыми ко всему миру. Два волка Юньмэна, одни против целого мира, ведущие борьбу с другими уличными бандами за место под солнцем. Ванцзи думал, что его возлюбленных как никогда сложно будет увести за собой, вытащить из той дыры и дать им то, что они заслуживают. Кто же знал, что при встрече Вэй Ин сам бросится ему на шею с радостным воплем? Он тоже видел во снах прошлые жизни. Тоже помнил.       А Цзян Чэн — нет.       Такое случалось и раньше. Лань Чжань знал это, но каждый раз сердце опаляла иррациональная обида. Не на возлюбленного, нет — на судьбу, которая решала, что в новом перерождении слишком мало трудностей.       Ваньинь не помнил и потому не доверял. Смотрел настороженно, словно бродячий кот на лакомство, ожидающий, что его заманивают в ловушку. Он пошел за Вэй Ином, потому что слепо верил брату, но видно было, что все эти сны и рассказы о прошлых жизнях считает метафизической чушью и ощущает себя не в своей тарелке. И уж тем более не доверяет словам о любви.       И этому была причина. Вэй Усянь всегда, в каждом из перерождений сиял ярким солнцем, с блеском которого луна просто не могла сравниться. А сравнивали их в каждом из перерождений, даже в том, в котором они не росли вместе. И на первый взгляд это должно было порождать ревность, зависть и ненависть. Ванцзи когда-то в это верил. Ему потребовалось полжизни и ещё одно перерождение, чтобы понять: в сердце Цзян Чэна не было зависти к Вэй Ину — брата он искренне любил. Зато боли было хоть отбавляй, как и того, что в этой реальности называли комплексами. Иногда Лань Чжаню хотелось половину самоуверенности одного своего возлюбленного передать другому. Ему потребовалось потерять свое солнце однажды, чтобы суметь разглядеть луну. А увидев один раз, развидеть человека, которого раньше не замечал, которого не считал достойным внимания, уже не получилось. И не хотелось.       Именно тогда, во времена Аннигиляции Солнца, сражаясь плечом к плечу с Ваньинем, разыскивая вместе с ним пропавшего Вэй Ина, Лань Чжань смог изменить свое мнение. Он наблюдал, как Ваньинь бьется — необходимость, вызванная работой в паре. Он присматривал за Ваньинем во время привалов — тревога могла прозвучать в любой момент и надо было знать, где напарник. Он смотрел, как Ваньинь отдает команды и распоряжения — вдруг они касаются и его? Он наблюдал, смотрел, слушал и все больше и больше узнавал. И всё больше и больше неосознанно раскрывался. Ваньинь как-то однажды признался, что поначалу считал его «высокомерным зашоренным лицемером», а потом осознал, что Ванцзи таким не был.       Ваньинь тоже не был таким, как казался на первый взгляд. Под сложным характером, напускной холодностью, язвительностью и беспощадной жестокостью к врагам скрывался ранимый, но вместе с тем невероятно ответственный, по-собачьи преданный человек, готовый защищать то, что ему дорого, ценой собственной жизни. Цзян Чэн не любил себя и не считал достойным чьей-то любви, но отдавался весь без остатка тем людям, которых пустил в свое сердце и за которых нес ответственность: семье и ордену. Ваньинь не умел выражать свои чувства, но со временем к Ванцзи пришло понимание: за грубыми словами тот прятал заботу и искреннее беспокойство, а холодность и отчужденность были лишь маской, скрывающей истинные эмоции. Так в душе Лань Чжаня зародилось уважение к главе ордена Цзян, которое со временем переросло в любовь.       Вэй Ин же оставался всё таким же самоуверенным, порывистым и непосредственным, убежденным, что его все должны любить просто так. С последним на самом деле трудно спорить. Ванцзи смотрит, как Вэй Ин во сне чешет макушку, и не может сдержать улыбки. Усяня невозможно не любить.       Ваньинь это тоже знает. Тоже в это верит. А вот в то, что любить могут и его, он изначально не верил ни в одном из перерождений. Каждый раз Лань Чжаню приходилось и до сих пор приходится убеждать Ваньиня, что тот не менее важный и нужный, что его тоже могут любить. А с некоторых пор ещё и заставлять Вэй Ина говорить брату об этом. Тот никогда не задумывается над такими «пустяками». Для него — всё просто, его порывы максимально честны и той же честности он подсознательно ожидает от окружающих. И даже мысли не допускает, что кто-то рядом может сгрызать себя заживо, считая лишним, недостойным, запасным, бонусом. Или потерять сон и покой, свет и радость в своей жизни, променять их на мысли о двух таких разных похожих людях.       Вэй Ин этого не видит, не представляет. Для него все просто, для него у медали зачастую лишь одна сторона. Лань Чжаню тоже иногда больно от этого. Их с Ваньинем общее солнце сияет всегда ровно и ярко, не задумываясь о том, что иногда столь ослепительный свет может причинять боль.       Ванцзи на миг с сожалением прикрывает глаза. Не далее как два дня назад Цзян Чэн подходил к нему и пытался сказать, что его не обязательно терпеть, что он готов отступить, исчезнуть из их жизни ради счастья брата. Лань Чжань боялся, что не смог переубедить его. И счастье от вида двух самых дорогих для него людей, спящих рядом, омрачается горечью страха. Если Ваньинь уйдет, вся эта кажущаяся идиллия рассыплется карточным домиком.       Ресницы Цзян Чэна вздрагивают и он открывает глаза. Но вместо настороженного взгляда бродячего кота Ванцзи обдает ласковым теплом узнавания. Этот жесткий, недоверчивый, закаленный улицей парень смотрит непривычно мягким и таким родным взглядом, от которого все внутри сжимается, и сам тянется к чужим губам с нежным, целомудренным поцелуем, опалив горячим шепотом: — Я вспомнил…