Гермиона Грейнджер
Гермиона вместе с Гарри и Роном приехала на каникулы в Нору. Это уже давно стало традицией. Её, как обычно, поселили в комнате Джинни. И вот сейчас, раскладывая вещи, она постепенно погружалась в уютную обстановку дома Уизли, но всё равно что-то было не так, как до. Миссис Уизли старалась вести себя как раньше, чтобы сохранить подобие прошлой жизни. Но Гермиона всё же видела в её глазах отголосок страшной боли, которая никогда её не оставит. Смерть одного из близнецов слишком сильно ударила по рыжему семейству: мистер и миссис Уизли постарели буквально на глазах, Джордж превратился в жалкую тень себя прежнего, да и другие члены семьи, пережив ту трагедию, изменились. Несмотря на все потрясения прошедшего года, жизнь продолжалась и всем им нужно было сделать хотя бы попытку принять всё, что случилось. И поэтому Молли Уизли устраивала грандиозный рождественский вечер в первый год после окончания той страшной и бессмысленной войны. На первый вечер приезда гостей в Нору было запланировано украшение дома к празднику, а на следующий день — само торжество. Закончив с распаковкой чемодана, Гермиона переоделась в домашние джинсы, простую белую майку и накинула сверху лёгкий джемпер. Джинни уже несколько раз звала её — пора было присоединится к остальным. Когда Гермиона спустилась, мальчишки вместе с мистером Уизли устанавливали рождественскую ель. Дерево было просто огромным — Хагрид завтра обязательно оценит размеры и мохнатость. — А вот и Гермиона, — миссис Уизли вымучено улыбнулась и поспешила обнять будущую невестку: её не было дома, когда шумная компания вывалилась из камина. Гермиона с удовольствием приняла объятия женщины, но постаралась спрятать за весёлой улыбкой тянущее чувство тоски по своим родным. Тёплая домашняя атмосфера снова напомнила ей, что её родители до сих пор в Австралии и так же, как и год назад, не помнили о ней. Бруствер обещал помочь с восстановлением памяти Грейнджеров, но то и дело откладывал запланированные мероприятия. — Так, Гермиона, не стой столбом! — Джинни, обмотанная сверкающей мишурой, указала ей на большую коробку, набитую новогодними игрушками. — Присоединяйся! — Куда? Ёлку ещё не поставили, — Гермиона с готовностью включилась в предрождественскую суету, отодвинув подальше мысли о родителях. Дерево не желало устанавливаться и норовило то завалиться на бок, то зацепить верхушкой висящие картины. Мистер Уизли с палочкой наперевес пытался каким-то образом уравновесить своенравную ель, а Гарри и Рон только мешались ему, путаясь под ногами, отчего отец семейства бубнил себе под нос что-то об их криворукости с довольной улыбкой. Когда операция «Установка рождественской ели» всё-таки увенчалась успехом, Гермиона и Джинни приступили к украшению, а Гарри и Рон устало повалились на диван и раздавали команды. Чувство неловкости, которое накрыло всех поначалу, постепенно улетучилось. Праздничное дерево украшалось без использования магии — так было веселее и дольше. Закончив с игрушками и мишурой, девушки удобно устроились возле своих парней и с наслаждением смотрели на труды рук своих: разноцветные огоньки мерцали среди зелёных иголок, отбрасывая блики на стеклянные шары, фигурки животных и различную магическую атрибутику, начиная от котлов и заканчивая символами квиддича. Преобладали, естественно, красные и золотые цвета родного Гриффиндора. — Прекрасно, — нарушил тишину отстранённый голос, — Фред оценит. Дух праздника моментально испарился, когда мимо дивана прошел на кухню понурый Джордж. Гермиона тут же почувствовала себя виноватой. Она часто стала испытывать вину, когда рядом оказывался кто-то кому повезло меньше, чем ей. Стыд за то, что она не просто выжила, а не потеряла никого из близких или друзей, накрывал её с головой, а где-то под кожей чесалось — хотелось действовать, хотелось что-то делать, чтобы кому-то помочь, заглушить в собственной душе мысли о несправедливости. Гермиона стала Героиней (с большой буквы «Г») Войны, символом борьбы маглорожденных волшебников за свои права, общепринятым доказательством того, что такие как она ничем не хуже тех же чистокровных снобов. Она своим примером буквально разрушила все расистские стереотипы. А ещё она знала, что теперь ей открыты все двери, куда бы она не пожелала войти. Но сжирающая её вина перед такими, как Джордж, а ещё перед всеми ущемлёнными существами теперь уже её мира, не позволяла опускать руки. Внезапная и яркая, словно сверхновая, мысль посетила кудрявую голову — Гермиона Грейнджер не могла бросить борьбу, пока вокруг существует несправедливость.***
Ужин прошёл тихо и по-домашнему. Ближе к десяти вечера почти все, кроме двух молодых пар, приехавших на каникулы, разошлись по спальням. Ребята решили ещё посидеть, греясь возле камина. Они лениво разговаривали обо всём и ни о чём одновременно. Гермионе очень нравились такие вечера. Ради этих минут она даже изменяла вечным своим спутникам по жизни — книгам. Гарри и Джини ушли на кухню, чтобы приготовить глинтвейн пока миссис Уизли не видит. Рон и Гермиона остались в гостиной. Парень притянул её ещё ближе и, зарываясь носом в тугие кудри, шепнул на ушко: — Пойдём ко мне в комнату, пока Гарри в плену у Джинни. Ты поставишь заглушку, а я сделаю так, чтобы ты расслабилась… Гермиона вымученно вздохнула. Не то чтобы она не ожидала от Рона предложения в этом духе, но она искренне надеялась, что он немного сбавит обороты после её безоговорочной капитуляции в плане перевода их отношений в горизонтальную плоскость. Девушка всегда считала духовную составляющую союза двух любящих друг друга людей выше плотской. — Не в доме же твоих родителей! — возмущённо прошептала она, нервно оглядываясь по сторонам в надежде, что их никто не услышал. — Да брось! Джинни с Гарри уже запирались у меня в комнате. И ничего страшного не произошло. Тем более, сейчас все спят. — Эй, — Гермиона чувствовала, что начинает закипать, — я не хочу знать того, чего мне знать не положено! — Миона, — Рон начинал раздражаться, — я думал, у нас с тобой всё серьезно. Удивлённо захлопав глазами, Гермиона отодвинулась от своего парня и развернулась к нему, чтобы видеть его недовольное лицо. Она прекрасно знала темперамент своего парня и его гриффиндорскую вспыльчивость, но никак не могла понять, почему Рон не хотел считаться и с её мнением. — Серьёзные отношения, — начала она менторским тоном, — это когда оба в паре прислушиваются к желаниям друг друга. Компромисс — ты же знаешь что это такое? Теперь уже Рон начинал злиться. Гермиона видела это по его насупленным бровям и некрасивым красным пятнам на щеках, но ничего не могла поделать — либо она отстоит свою точку зрения, либо всегда будет прогибаться под натиском его характера. — Компромисс — это когда ни одна из сторон не получает того, чего хочет. Вместо одного довольного человека — недовольны оба. Гермиону такая постановка вопроса изрядно подбешивала. Рон принципиально не хотел идти на взаимные уступки, и соглашаться, что интересы обеих сторон не могут быть выполнены в полном объёме. — Рональд! — Гермиона задохнулась от негодования. — По твоей логике я должна быть недовольной стороной. Может быть, ради приличия, в этот раз таковым побудешь ты? Он убрал руку, которая съехала ей на талию, когда она развернулась к нему лицом. Ей стало обидно: ведь это она, Гермиона, всегда делала то, что было правильно и хорошо для её мальчишек. Никто из них никогда не интересовался тем, что было бы нужно именно ей. Тем временем Рон молчал, надувшись словно жаба Невила. Девушку всегда бесило, когда он так поступал, но вместо того, чтобы самой отвернуться и промолчать, она зло прошипела: — Я не легкодоступная. Тебе бы стоило уважать и мои желания, Рональд. Если до меня у тебя были девушки, которые прыгали из трусов по одному твоему щелчку, то я — не такая! Гермиона отвернулась от своего парня, сложив руки на груди, скопировав его позу. Она до сих пор не могла смириться с тем, что её избранник не сохранил себя для своей одной-единственной половинки. Разумом она понимала, что злиться на него за прошлые отношения глупо, но романтичная натура, взращённая книжными идеалами, не могла принять предательство, даже при отсутствии такового. Гермиона Грейнджер никогда не считала себя особенно романтичной, но вера в сказку всё-таки жила в ней благодаря историческим романам и влиянию матери, рассказывавшей ей раньше о большой и светлой любви. — Ты опять начинаешь! Я уже сто раз извинялся за то, что спал с Лавандой. Мне извиниться в сто первый? Хорошо! Я извиняюсь. — Рон, прекрати. Я не это имела ввиду. — Хватит, Гермиона. Я устал. Я иду спать. Передай ребятам, что я у себя. — Ладно, — процедила сквозь зубы Гермиона, отворачиваясь от уходящего Рона. Не так она представляла себе рождественские праздники, но против своих принципов пойти не могла. Иначе она бы не была Гермионой Грейнджер — идеалисткой и борцом за права угнетаемых и презираемых.***
С самого утра Гермиона и Джинни помогали миссис Уизли готовить праздничный ужин. Конечно же, основную работу делала мать семейства, а девушки путались у неё под ногами. Мужская часть проспала до обеда и в основных приготовлениях не участвовала, разве что подготовила и расставила посуду на увеличенном обеденном столе. Ожидалось много гостей — в основном члены Ордена. Даже министр Бруствер с женой должен был посетить знаменательный званный вечер семейства Уизли после приёма в Министерстве. Гермиона надеялась, что сможет урвать минутку драгоценного времени политического лидера всей Магической Британии, чтобы в очередной раз услышать о скорейшем возвращении памяти её родителям. С Роном они так и не помирились, но девушка была уверенна, что он обязательно к ней подойдет перед ужином. Он был очень вспыльчивым, но и в той же мере отходчивым. И их ссоры продолжались недолго, если не брать во внимание тот его психоз из-за крысы-предателя и того времени, когда он трахал Лаванду Браун. Вспомнив о последней, Гермиона неосознанно заскрипела зубами. К ненатуральной блондинке, а теперь уже изрядно поседевшей девушке, Грейнджер продолжала тихо ревновать, хотя поводов не находилось, да и Рон всячески показывал, что не испытывал никаких чувств к бывшей. Его методы и оскорбления, по мнению Гермионы, были за гранью, но в эти моменты она сама испытывала постыдное удовольствие и каждый раз находила ему оправдание. Головой Гермиона понимала, что её неприязнь к бывшей девушке своего парня, длящаяся с их шестого курса и подогретая публичным заявлением Браун на последнем заседании по делу Малфоев, продиктована ревностью и ничем более. Несмотря на все доводы разума, Гермиона продолжала тихо ненавидеть Лаванду, ища всё больше поводов насолить ей. А учитывая, что Браун стала важным свидетелем, подтвердившим условную невиновность человека, оскорблявшего её на протяжении шести лет, у Грейнджер был весьма веский повод перевести свои личные претензии на более глобальный уровень, чем она и занималась при любой возможности. Гермиона не оправдывала своё отвратительное отношение к Лаванде Браун, но считала общий бойкот справедливым наказанием. Грейнджер не хотела копаться в причинах, почему бывшая её парня вступилась за слизеринского хорька, она уже однозначно вынесла ей приговор — виновна, и несла его в массы, показывая своим примером, как нужно относиться к предателям. За невесёлыми мыслями пролетел день. И вот уже первые гости стали подтягиваться в Нору. Первым из камина вышел сгорбленный в три погибели Хагрид. У него за спиной моталось подобие рюкзака, из которого он сразу же стал доставать самодельные подарки для всех присутствующих. Гермионе досталось грубо обтесанное перо гиппогрифа. Несмотря на кустарную работу, письменный инструмент удобно ложился в ладонь, а буквы выводились на удивление ровные и аккуратные. — Спасибо, Хагрид, — Гермиона с удовольствием обняла полувеликана, — у меня для тебя тоже есть подарок. Девушка достала из-под рождественской ели плоский сверток. Естественно, книга. Она с заметным волнением передала её старому другу. Хагрид быстро сорвал упаковочную бумагу и, щурясь, прочитал вслух: — «Удивительные существа и рекомендации по уходу за ними». Спасибо, Гермиона! — полувеликан растрогался и утёр выступившую слезу краем рукава. — Не за что. Надеюсь, она тебе пригодится! Пока девушка расшаркивалась с Хагридом, камин снова вспыхнул — Нору посетила директор Макгонагалл. Женщина сухо поприветствовала всех и направилась сразу же к миссис Уизли, упомянув, что подарками можно заняться и позже. Вслед за директриссой начали подтягиваться и другие члены Ордена Феникса. Губы Гермионы онемели от приветливых улыбок, а язык уже заплетался. Не успела она передохнуть, как из камина вывалился профессор Люпин, а за ним — и Нимфадора, на данный момент носящая фамилию мужа. — Профессор Люпин, Тонкс, — все по привычке продолжали называть жену Люпина по девичьей фамилии. — Гермиона, я же говорил, что можно называть меня по имени везде, кроме Хогвартса, — Люпин, как всегда, излучал поразительное дружелюбие, чего нельзя было сказать о насупленной и чем-то недовольной Тонкс. Нимфадора кивнула Гермионе и поспешила поприветствовать остальных членов семьи Уизли и приглашенных гостей. — Что это с ней? — удивлённо спросила Гермиона явно расстроенного Люпина. — Не обращай внимание. Это связано с работой Доры. Гермиона задумчиво проследила взглядом за снующей среди гостей Тонкс. Девушка выделялась копной ярко-ядовитых зелёных волос с красными прядками — своеобразное рождественское настроение в духе Нимфадоры. — Надеюсь, ничего серьёзного? — отстранённо и больше из вежливости спросила Гермиона, сталкиваясь взглядом с Роном. Парень показал ей жестом, что хочет поговорить. — Я тоже, — ответил Люпин, переключаясь на подошедшего к нему мистера Уизли. — Вот и славно. Увидимся позже, проф… — Гермиона запнулась, а потом исправилась, — Римус.