no name

В парке ни души, только лягушки и мы. Марселин покачивается на качелях, вытянув ноги, а я сижу на качелях рядом и пытаюсь ее сфотографировать. Мой купленный на блошином рынке старенький Полароид прикладывает все усилия, но она не перестает качаться и каждое фото смазано. Пленки мне не жаль. Она волнуется, уже перевалило за полночь, а мне вставать в шесть утра. Я сладко зеваю, смаргивая слезы, и делаю вид что никогда не чувствовала себя бодрее. Она видит, что я притворяюсь.       - Мне хочется подольше побыть с тобой, - я объясняю, хотя она прекрасно знает об этом. - Когда мы сможем увидеться снова? Вопрос риторический, с ее безумным графиком работы этого не знает никто. Она забавно пожимает плечами, и я повторяю ее движение, поддразнивая. Она отворачивается.       - Ты не обижаешься? - Я едва слышу ее голос из-за скрипения старых качелей. - Мы видимся так редко.       - Нет, - я делаю очередное фото. Кажется, это выйдет неплохим. - Я не обижаюсь. Она умолкает, я делаю вид что мне очень интересно смотреть на тусклый фонарь.       - Кстати, ты прочла книгу, которую купила в прошлый раз? - Она пинает маленький камешек в мою сторону. Я вскидываюсь:       - Да, я совсем забыла тебе рассказать! В общем слушай, там такой сюжет - тебе тоже понравится... Она как-то отметила, что когда мы только познакомились, она не ожидала от меня что я могу часами болтать про свои интересы. Я не стала уточнять хорошо это или плохо, но то как нежно она смотрит на меня в такие моменты я не забуду никогда. Мой голос разносится, наверное, на пять кварталов по округе, бедные жильцы. В парке темно, я плохо вижу ее лицо, но тот самый взгляд чувствую всем телом. Мы пере-друзья но недо-вместе, как это еще назвать, чтобы звучало приятно? В голове у меня тысячи вопросов, как обычно, но я стараюсь выловить и составить самые важные. Самые значимые. Например, сколько еще это будет продолжаться? На сколько хватит меня? А ее? Если бы она знала, как сильно я себя накручиваю, она бы, наверное, подшучивала бы надо мной до конца моих дней, но вселенная дай мне сил, как же я хочу ее обнять. Хочу погладить ее по лицу. Хочу прикоснуться беззаботно, не мимолетно как обычно. Хочу быть с ней. Я, наконец, затыкаюсь и начинаю разглядывать маленькие прямоугольники распечатанных фото. Она перестает качаться и протягивает руку:       - Дай взглянуть. Я нарочно кладу фотографии в ее руку так, чтобы мои пальцы коснулись ее. Она, в свою очередь, задерживает прикосновение на моей руке дольше, чем нужно. Две идиотки. Она поворачивается к свету фонаря, стараясь разглядеть темные мутные очертания самой себя на пленке и одобрительно кивает, убирая два фото в карман. Мне нужно возвращаться домой. Что-то меня дергает за язык. Слабоумие и отвага.       - Марси, - начинаю я, но мой голос дрожит. Она смотрит на меня вопросительно и я вижу, как паника медленно подкрадывается к ней.       - Марси, знаешь... У меня рука такая тяжелая...       - Что?..       - Рука у меня говорю... - мой голос едва слышен, но я упрямо протягиваю руку к ней, - тяжелая. Помоги подержать, а? Она машинально берет мою руку в свою и продолжает смотреть на меня, не понимая. А потом до нее, кажется, доходит. Она с досадой закатывает глаза и усмехается:       - Бонни, из всех... Из всех отвратительных пикап фраз это, без сомнений, худшая. Где ты такое находишь? Тебе не стыдно? Я нервно улыбаюсь, переплетая ее пальцы с моими:       - Нет. Но мне страшно. Я не уточняю, но она понимает. Я вижу, что она знает, о чем я говорю. Она тоже боится, может быть даже больше чем я. С моей стороны так нечестно думать, что она обязательно сделает мне больно, но как избавиться от этих мыслей? И как в свою очередь доказать, что я не хочу сделать больно ей? Самое страшное, пожалуй, это то что я вижу свое будущее с ней. Никогда раньше такого со мной не случалось. Я вижу ее в своей жизни, я вижу нас вместе. Вижу нашу совместную жизнь, мелочи, бытовуху, ссоры, примирения, скуку и покой - все это с ней в картине чувствуется правильным. Такие мысли приходят обычно поздно ночью, когда ты почти засыпаешь. Бац! - как по голове стукнули. А потом ты лежишь и думаешь: ну что же, пиздец. От вороха мыслей и страха у меня на глаза набегают слезы.       - Марси, я, кажется... совсем...       - Что совсем? - она пугается, и начинает лихорадочно, одной рукой, шарить по карманам в поисках платка. Не любит она моих слез.       - Совсем люблю...       - Что?..       - Тебя. Люблю, - Я смотрю на наши сцепленные руки, и не решаюсь поднять взгляд. Она замирает, с платком по-дурацки торчащим из кармана и я фокусирую свое внимание на этой детали. У Марселин дрожат руки. Мы не привыкли к разговорам по душам. Она молчит вечность и я начинаю медленно, но верно паниковать.       - Я, кажется тоже, - наконец по слогам говорит она, поднимая глаза.       - Что? - я продолжаю смотреть на такой интересный платок.       - Я тоже... совсем. Люблю. Я перевариваю сказанные ей слова пожалуй слишком долго. В голове крутится одна мысль и я озвучиваю ее:       - А... что нам теперь делать? Она хлопает ресницами пару секунд и вдруг начинает звонко и безудержно смеяться. Я, осознав как глупо это прозвучало, начинаю смеяться вместе с ней. Тревожность и неловкость отступают на задний план, оставляя место чему-то новому. Сейчас есть только я, она, моя рука в ее руке и наш смех в тихом ночном парке. И хочется верить, что все у нас будет хорошо.