Любви секс не помеха

Саске никогда не считал себя особенным. Он упрямо это старался не признавать, даже когда все вокруг его таковым называли. Выделяли. Ставили в пример. Нет, Саске был такой же, как все. Обычный ребенок. Только немного разумнее остальных. Саске стал задумываться, что чем-то он все-таки отличался от сверстников только уже будучи подростком. Ему совершенно было неинтересно в их обществе. Ему совершенно было неинтересно слушать их пустые, лишенные всякого смысла разговоры. Потому что чаще всего у его друзей-одноклассников они сводились к одним вещам: девчонкам, новому найденному у старших порно, пошлым шуткам — почти всегда все сводилось к обсуждению непознанного и запретного. К сексу. Саске было не просто неинтересно это все слушать. Саске было противно. Противно, потому что ему все было не понять: что в этом чисто физиологическом процессе может быть притягательного? Почему у того же Наруто так сияли глаза, когда он рассказывал, как случайно нашел у дяди целую коллекцию эротической литературы? Кушина-сан, к слову, тоже тогда непривычно сияла: ее любимый сын наконец-то пристрастился к чтению! Ох, знала бы она, к какому именно… К сожалению, о литературных ночных похождениях Наруто приходилось знать только Саске. На правах лучшего друга. Благодаря Узумаки Саске очень скоро был осведомлен о сексе не хуже любого взрослого. Вот только Учиха до сих пор искренне не понимал, почему все вокруг были буквально помешаны на этой теме. Что было такого в этом вашем сексе? Саске был умен и проницателен не по годам, а потому что-то подсказывало ему — секс был ужасно переоценен. Поэтому его совершенно не цепляли все эти бесчисленные разговоры о членах, размерах груди, Камасутре и прочих подобных вещах. Саске был выше этого. Саске было откровенно плевать. До тех самых пор, пока Наруто в шутку не назвал его импотентом. Тогда Саске, наверное, впервые его ударил. От души, забыв про свой холодный рассудок и хваленое самообладание. Не рассчитав силы, он разбил тогда языкастому Узумаки губу. Еще неделю об этом шушукалась вся школа. Еще месяц Узумаки и Учиха между собой не разговаривали и сверлили друг друга взглядами. После этой драки Саске впервые посмотрел порно. Впервые задумался о том, что у него действительно могли быть проблемы. Саске пересмотрел очень много: разные виды секса, разные темы. Не остановился он даже на гей-порно. Мало ли — Саске уже ни в чем не был уверен. Но на все видео у Учиха была только одна реакция: безразличие. В какой-то момент в Саске забилась тревожная мысль: с ним что-то не так. Он не такой. Может, он болен? Может, и правда он импотент? А может… он просто отстает в развитии — не во всем же ему быть впереди всех?.. Подросток терялся в догадках-диагнозах. В какой-то момент Саске стало страшно — он совсем не понимал: кто он, что с ним. Лечится ли это? Нужно ли ему лечиться? Саске сам не заметил, как стал отдаляться от друзей. Больше он даже не пытался вслушаться в их разговоры, игнорировал их приглашения посидеть, погулять. Саске закрылся, окончательно осознав: он не такой. Другой. Особенный. Вместо порно Саске принялся искать и смотреть видео по психологии, психиатрии. Может, там он что-нибудь сможет найти насчет его отклонения? И Саске нашел. Свежую статью одного популярного сексолога: «Кто такие асексуалы, мифы об асексуальности». Саске тогда перечитал эту статью раз десять.

***

Время шло, Саске даже успел смириться с тем, что он другой. Нет, он не был болен — на всякий случай он даже прошел полное мед.обследование. Здоров. Конечно, Саске был здоров — сам он в этом нисколько не сомневался. Саске был асексуален — все просто. Ему был не важен, не интересен секс. Разве это может вообще быть проблемой? Читая статью за статьей, Саске все больше убеждал себя, что нет. Он нормальный. Это все вокруг помешаны на сексе, похоти, порно. Он и без этих утех-влечений вполне полноценно себя чувствует. Вот только эта полноценность в полной мере ощущалась только тогда, когда он оставался один на один с самим собой. В обществе он все еще был чужим, чувствовал себя чужим. Как бы Саске ни старался закрыться, окончательно уйти в себя — он ощущал давление. Каждый день. От общества не убежишь. От себя — тоже. Саске не заметил, как собственноручно разорвал все связи. Даже с Наруто, некогда близким другом, они теперь перекидывались только редкими приветствиями. Саске остался один. Наконец. Учиха обманулся. Одиночество — совсем не то, чего он хотел. Для людей он будто стал невидим. Саске быстро осознал: это была лишь одна из форм его непринятия. Саске чувствовал себя лишним, чужим, неправильным. Поломанным. С каждым днем это чувство лишь усиливалось. Разъедало мысли, душу. Саске не знал, что с этим делать. Не знал, с кем поговорить, к кому обратиться. Кто ему поможет? Да и чем ему помочь? Саске сам загнал себя в тупик. Сам превратил свою жизнь в анабиоз. Единственное, что оставалось неизменным и что вытягивало его хотя бы ненадолго из апатичного состояния — закидоны его странной шумной однокурсницы. Сакуру он знал еще с детства. Действовать ему на нервы она начала примерно с того же времени. Саске долгое время не понимал, почему именно она к нему прилипла. Почему каждый новый год именно она выбивала место, чтобы сидеть рядом с ним, брала доклады в паре с ним, выбирала курсы вместе с ним. Учиха и правда не понимал, что эта девчонка с розовыми волосами забыла в его жизни. Но как бы то ни было, уходить она не собиралась — ни под каким предлогом. Как бы Саске ее не отталкивал, сколько бы раздражения ни выплескивал — Сакура только улыбалась. Улыбалась и, казалось, привязывалась к нему только сильнее. Нет, вот она точно больная. Неправильная. Неправильней его, Саске. Учиха и не заметил, как эта неправильность начала ему нравиться. Сакура всегда была рядом, всегда крутилась где-то поблизости. Саске, потеряв всех своих друзей, внезапно для себя начал обращать на нее ленивое внимание. Харуно была раздражающей, упертой, непрошибаемой — ей было плевать, что Учиха часто ее намеренно игнорировал, грубил, вкидывал свои надменные издевки. Сакура этого будто не замечала, пропускала мимо ушей. Что, Саске и правда так плохо играл плохого мальчика? Саске уже ни в чем не был уверен. Уверен он был лишь в том, что Харуно только казалась пришибленной. Учиха не раз замечал на себе ее задумчивый взгляд: почти каждый урок она прожигала его глазами. Изучала, наблюдала. В Саске невольно со временем начала просыпаться тревожность. А что, если она поняла, что он не такой? Что если она вешается на него только потому, что он отличался от других? Ее личный подопытный — объект для наблюдений и социальных экспериментов. Нет, Саске давно знал Сакуру: она никогда не страдала проницательностью. И все же Саске не мог не признать, что у Харуно с детства было повышенное чувство эмпатии. Еще в начальной школе, когда к нему на глазах у Сакуры пристали старшеклассники — одноклассники брата — и хорошо ему надавали, Харуно тогда убивалась сильнее, чем он. Будто ей было даже больнее, чем ему. Она ведь ничего не смогла сделать, даже оттащить хотя бы одного не смогла. Но для Саске тогда не это было важно. Она не убежала. Она пыталась поддержать. Осталась рядом. Даже для девятилетнего Саске это очень много значило. Он не забыл тот случай даже спустя десять лет. Не забыл, когда хамил Харуно, а она все равно от него не отставала — все равно пыталась его понять. Пыталась простить все его выходки. Почему? Сакура только на первом курсе колледжа призналась, почему. Саске ей нравился. Давно. Очень. Для Учиха слышать такое от пришибленной подруги детства было чем-то странным. Необъяснимо приятным. Саске долго тогда смотрел замершей в ожидании девушке в глаза, пытаясь понять: не шутка ли это. Может, Сакура решила как-то отомстить за годы издевательств и игнорирования? Нет, Харуно была не такой, только не она. Она оставалась рядом с ним, несмотря ни на что. Сейчас, видимо, решила стать еще ближе. Хотя куда уж больше. Саске уже давно подпустил ее к себе, в свои мысли. Саске давно разделял ее чувства. Вот только, в отличие от нее, у Учиха бы никогда не хватило духа в этом признаться. Даже самому себе. Саске ведь помнил: он не такой, как все. Такие как он никому не нужны — слишком проблемные. Саске знал — Сакура была обычной. Ей хотелось обычной любви, обычных отношений. Отношений, в которых будет секс. Саске не мог ей этого дать. Саске знал: платонической любви Сакуре будет мало. Всем ведь мало. Все ведь помешаны на сексе. Вся культура всегда стояла на сексе. И Саске не смел требовать от Сакуры меняться — менять свою жизнь, взгляды ради него. Саске тогда в ответ на ее признание бросил свое — пустое, сухое. Он асексуален. У него нет шансов. Нет шансов на нормальные отношения. Особенно с такой, как Харуно. Нормальной, правильной, неполоманной. Саске очень надеялся, что она поймет. Отстанет наконец. Оставит его в покое, как и все. Саске ошибался. Ошибался в собственных чувствах и желаниях. Он первый сорвался. Первым поцеловал ее при первой же следующей встрече. Это было приятно. Необычно, тепло. Хорошо. Саске было нереально хорошо. Пусть он все равно не чувствовал никакого напряжения там, где оно должно было быть в момент, когда ты наконец целуешь любимого человека. Асексуальному Саске все еще это было незнакомо. Но он и без этого смог достичь своей эйфории. Одним поцелуем, одним прикосновением к Харуно. Саске был счастлив. Счастлив, потому что наконец разобрался в своих чувствах. Асексуалы не обреченные. Они тоже умеют любить, тоже умеют дарить любовь. Только им необязательно доказывать свою любовь сексом — в этом разница. Их любовь, как и любая другая — многогранна. Она разная, такая же чувственная, такая же всепоглощающая. Настоящая. В этом Саске убедился уже на себе. Сакура тоже. — Знаешь, Саске, ни черта ты не особенный. Просто думаешь о себе много, как и все. Особенный ты только для меня, и ориентация тут ни при чем! Харуно подкарауливает Учиха возле колледжа, чтобы бросить ему свое второе запальчивое признание. Поделиться своим вторым открытием в ее собственных чувствах. Саске тогда второй раз целует ее. Действительно, им вдвоем разобраться с ориентацией Саске будет всяко проще. А может, и разбираться им уже было не с чем. Незачем.