***
Юта подпирает щёки ладонями и смотрит в кухонное окно с минуту. Кажется, что новенький официант приклеился к бару. Оккоцу уже сам хочет узнать, что же такое интересное они там обсуждают в миллионный раз. Он вздыхает и качает головой, отворачиваясь и опираясь на тумбу. — Что за бред?! — недовольно произносит Юта будто в пустоту. Инумаки смотрит на него, ожидая продолжения такой «необычной» мысли. — Сколько можно болтать? Тоге откладывает венчик в сторону, ещё раз сверяясь с листом заказов. «Кто бы говорил», — усмехаясь собственным словам, быстро показывает светловолосый. Оккоцу закатывает глаза, снова возвращаясь к нарезке овощей. — Они реально только стоят там и болтают, — остриё ножа впивается в помидор, разрезая его пополам. Сок течёт по пальцам. «А заказы куда деваются тогда?» — в защиту других интересуется Инумаки. Но даже так его интересует этот вопрос. Если кажется, что никто не работает, то кто выполняет работу? И если они такие профессионалы, то где такому обучают? Тоге бы тоже хотел болтать с Ютой часов шесть и работать только три. Но без них тут как без рук, в этом он был уверен. — Аргумент, — мелодично протягивает Оккоцу, хитрость блестит на радужке глаз. — Но ты же понимаешь, что я не подразумеваю их работу на самом деле? Взгляд Инумаки означает привычное «Ты серьёзно?». Юта издаёт такой звук, будто ребёнок выпрашивает у мамы игрушку. Уж очень ему хочется, чтобы с ним согласились. Оккоцу откладывает нож, в потоке эмоций шатая собственный стол. — Когда это наш хмурый ёжик был так кем-то заинтересован? — Юта произносит это так, что сразу понятно: приемлем лишь один ответ. Но когда это Инумаки не любил подразнить своего парня? — Он не заинтересован, — светловолосый прибегает к последнему способу воздействия — голосу. Юта замирает на долю секунды. — Просто кто-то свалился ему на голову, а он вынужден таскаться с ним. — Типа нельзя быть грубым с детьми? — пытаясь уловить смысл, спрашивает высокий. Инумаки кивает, оценив такое сравнение; Оккоцу же совсем не рад. — Глупости! В смысле… Я о том, что дело в другом! Светловолосый взмахивает пальцем, спрашивая таким образом, что тогда озадачивает парня. — Я просто смотрю на них и думаю: жесть, мы были такими же… — необычная ностальгическая эмоция звучит в голосе Юты. Тоге тяжело вздыхает. «Если ты это не закончишь, то это закончу я. Они, грубо говоря, даже не знают друг друга. Ещё одна выдумка и я кину в тебя…», — Тоге снова берёт венчик в руки и, как меч, направляет его на Юту прежде чем положить в раковину. — Как хорошо отвечать за нарезку: хотя бы нож не прилетит, — усмехается высокий, выкладывая овощи в металлическую миску, и идёт положить нож в раковину. Тот перекрещивает с венчиком, образуя своеобразный серп и молот. — Но я был точно как Фушигуро! А ты, получается, Итадори… Юта вроде бы утверждает, а вроде бы и спрашивает. Инумаки мотает головой, ему такие сравнения совсем не по душе. «Я был и есть альфа, а не робкий официант или повар!» — жестами показывает Тоге, и довольная ухмылка расплывается на его лице. — И это твой главный плюс, — Юта оказывается совсем близко к Тоге, вжимая того в стол так резко, что подставка с ложками падает с грохотом. Ладонь Инумаки сжимает чужое бедро. Оккоцу подаётся вперёд и тут же замирает: слышится стук в стекло. Высокий поворачивает, всё ещё чувствуя чужую руку, плавно поглаживающую ткань формы. Мегуми со своим вечным лицом нейтрального смайлика виднеется в окне и ждёт, когда на него обратят внимание. Юта убеждается, что не стоило так много болтать, потому что Фушигуро ощущал это на уровне инстинктов. Юта плетётся к другому концу кухни и поворачивает ручку; прокашлявшись, он наклоняется пониже. — Что-то важное? — спрашивает он, пытаясь закончить побыстрее. — Ваши заказы, например. Хорош болтать, там ожидание уже за час вышло. И Маки просит вас «шевелить лапками», — неаккуратные кавычки показываются пальцами. Юте кажется, что жестовый черноволосого был бы слишком резким. — И кто нам это говорит? — с усмешкой спрашивает Оккоцу. — А я всё успеваю, между прочим! — контратакует Фушигуро, улыбаясь самыми кончиками губ. Не приглядишься — не заметишь. Юта смотрит через чужое плечо, ничуть не удивляясь тому, кто снова у бара. Мысленно соглашаясь с тем, что работать всё же нужно (особенно, когда этим заняты лишь пара человек на клуб). Но куда же без около дружеской шутки с нотой издёвки? — Ладно, ты прав. У нас работа, у вас пёся пришла, поэтому всё, — Юта закрывает окошко, не давая черноволосому и слова сказать. Он пересекается взглядом с Инумаки, вернувшемуся к делам. — Спорим, что они уже через месяц будут встречаться! — Это будет самый жёсткий проигрыш в твоей жизни, — плитка шоколада ломается в пальцах светловолосого, вторя его словам. Мегуми хмурится, совсем не понимая смысла слов. «У кого у нас и какая «пёся»?», — думает Фушигуро, отворачиваясь от окна и замечая у стойки Итадори. Тот подпирает щёки руками, читая этикетки на бутылках — точно ждёт его. Мегуми в эту же секунду закатывает глаза, понимая, что же Юта имел в виду. Раздражённо выдохнув, черноволосый возвращается к окошку и хватает давно забытый лист, валяющийся где-то под ним. Стук — более громкий и настойчивый — раздаётся в очередной раз. Но сейчас Мегуми просто прикладывает лист к стеклу, даже не желая, чтобы его открывали. Юта неловко улыбается: он и так знает, что там написано. «Я скучал», — шёпотом произносит Тоге. Чёрным маркером поверх мелкой клетки выведено «Никаких сплетен!».***
Юдзи несёт поднос с горой посуды, в зале остался лишь персонал. Белые тарелки составлены друг на друга, не падая на пол лишь по чистой случайности. Юта ждёт его на кухне у посудомоечной машины и поглядывает на часы. Руки уже болят от напряжения, а ноги почти не чувствуются, да и внимание, кажется, давно покинуло Итадори. — Точно всё? — Оккоцу повторяет вопрос ещё раз, будучи проигнорированным официантом. — А? Да-да, — Юдзи кивает, смотря по сторонам и оставляя поднос на столе. Он выходит из кухни, даже не задумываясь о громко хлопнувшей двери за спиной. Ощущение, что Итадори мог сейчас лечь и просто пялиться в потолок пару часов; сидеть и смотреть в стену, кстати, тоже отличное занятие! Мегуми собирает мусор с пола у бара, подбирая пару потерянных купюр и пряча их в карман. Кто нашёл, берёт себе, правильно? — Быстро ты! — Фушигуро пытается говорить так, будто у него ещё осталась хоть какая-то энергия. — Маки сказала, что сама закончит, — Юдзи еле залезает на стул, тут же скидывая лямку фартука через шею и закрывая лицо руками на пару секунд. — Устал? — Мегуми сидит поодаль на корточках, сминая в руках мелкие бумажки. — Последние часа три — полный ад, — приглушённо звучит сквозь руки Итадори. Фушигуро молча кивает, соглашаясь. Выходные всегда были для клуба чем-то сумасшедшим. Во время них найти минутку, чтобы просто остановиться и не думать о заказах, ожидании или выступлении было чем-то невозможным. Мысль, что тебе срочно нужно сделать что-то, была в голове как бегущая строка внизу новостной программы. И даже если на неё смотреть не хочешь, то всё равно уцепишься краем глаза. — По-моему, Наоя — психопат, раз любит такое, — Мегуми сводит брови вместе, поднимаясь на ноги. — Завидую свето-звуковикам… У них всё спокойно хотя бы. Юдзи поднимает голову, смотря, как Нобара сидит на столе и болтает ногами. Она закрывает улыбку предплечьем, смеясь над какой-то шуткой. Чосо же что-то ей рассказывает, активно махая руками в воздухе. Становится ясно, кто забрал всю энергию клуба. — Он поэтому так к людям цепляется? — спрашивает Юдзи. — Внимания не хватает? Мегуми требуется секунда, чтобы сообразить, о ком вообще идёт речь. Его концентрация тоже постепенно иссякала. Слова Итадори могли бы прозвучать грубо, говори их кто-то другой. Но тут же голос будто наполнен каким-то сожалением, а не насмешкой. Фушигуро такого понять не может. — Вроде бы у нас одна семья… Но я даже не знаю, что сказать, — черноволосый с самого детства был отстранённым от дел семейных, а в последние годы и вовсе не хотел хоть как-то связываться с ними. Но жизнь иногда вынуждает на не самые приятные вещи. — Конкретно про его семью лучше вообще ничего не говорить… Он этого не переносит. — У вас такое разное отношение: тебя я могу даже звать другой фамилией, а он… Совсем не такой. Юдзи пока не особо представляет, что Наоя может учудить при упоминании не тех вещей. Ну не превращается же он в монстра или не хватается за нож в таких случаях. Мысль, наверное, интересная, но проверять её Итадори как-то не хочет. Злиться могут все, поэтому лучше просто промолчать. — Семья — это так… Ничего бы не поменялось, если бы её не было. Может, было бы и лучше. — Мегуми думает, что последняя фраза всё же лишняя, но назад он её уже не вернёт. Черноволосый выкидывает мусор, смотря куда-то на дно урны, пока знакомое с детских лет чувство пытается с ним заговорить. Мегуми знает: он совсем близко. Зелёные глаза тут же смотрят прямо. Наоя стоит на небольшом расстоянии от бара и поправляет шарф одними пальцами; взгляд его неудобно ложится на них двоих. Напряжение витает в воздухе: что-то вот-вот произойдёт. Голос Маки спасает ситуацию, и все трое рефлекторно поворачиваются на звук. — Итадори, ты тут пропустил! — девушка поднимает тарелку в воздух. — А вы чего смотрите? Наоя и Мегуми отворачиваются, Юдзи же нехотя слезает со стула и идёт к ней. Маки сжимает мокрый комок тряпки в ладони и протягивает ему тарелку. Итадори совсем не рад такому; Юта, скорее всего, тоже. — Ты серьёзно… — Наоя делает пару шагов вперёд, показывая пальцем на Мегуми. Юдзи проходит мимо них, и Наоя кидает на него взгляд, переходя на шёпот. — Ты серьёзно позволишь ему звать себя Зенином? Фушигуро молча смотрит, скрестив руки на груди. Кухонная дверь хлопает. «Ну я только включил её! Я же спрашивал!», — недовольные интонации звучат в голосе Оккоцу. Но Мегуми, в отличие от Юдзи, извиняться или оправдываться не будет. И даже когда ответ для Наои готов — тот не желает слушать племянника. Лишь нервно машет рукой, не позволяя черноволосому и звука издать. — Передай Тодзи, что я жду его на улице, — Зенин суёт руку в карман и, найдя там пачку сигарет, сжимает её. Как только он уходит, всё вокруг вновь становится цветным. Юдзи выходит из кухни с мокрыми руками, вытирая их о фартук, всё так же странно болтающийся на нём: обратно лямку он так и не надел. Итадори расслабляется, поняв, что Наоя уже ушёл; Фушигуро же с каким-то осуждением смотрит на него. — Не делай так, — Мегуми наигранно ёжится и протягивает полотенце. — На. — Чего такие недовольные? — голос у Тодзи весёлый. Юдзи совсем не понимает, почему вокруг никто кроме него и Мегуми не устал. Фушигуро этого, конечно, не показывает, но Итадори почему-то и так знает. — Оккоцу заставил меня помыть ту несчастную тарелку, — Юдзи быстро вытирает руки и кидает полотенце на стойку. Оба черноволосых смотрят на него с каким-то вопросом, и официант не может отделаться от ощущения, что внешне это один и тот же человек, просто один старше. И если Мегуми смотрит с вопросом от того, что ему до жути непривычно такое лёгкое общение других людей с его отцом, то Тодзи же совсем не понимает, что у них всех происходит. Скажем так, мир танцующих далёк от мира таскающих. — Ладно, тут понятно: страдания рабочие, — старший опирается боком на стойку. — А ты-то явно по работе страдать не будешь. Опять… — Наоя, — со вздохом заканчивает Мегуми, устало закрывая глаза. — К нему никогда не привыкнешь. — Это точно, — кивает Тодзи. — Хочешь, я с ним поговорю? Юдзи тихонечко садится на дальний стул, подпирая голову рукой и с нескрываемым интересом слушая. Кажется, что старший Зенин — самая настоящая нейтральная сторона. Итадори отчасти радуется: ему хочется верить, что в каждом можно найти хоть немного хорошего. И для него Наоя пока что тоже не лавкрафтовский монстр: там наверняка всё объяснимо. — А смысл… Забей, — отмахивается Мегуми, составляя бутылки в ровный ряд вокруг подсветки. — Между нами оно так всегда будет. — Да… — тянет Тодзи. — Пессимизм у нас наследственный, по-моему. — Пессимизм, дурацкие волосы и «статусная» фамилия, — со смешком отвечает Мегуми, загибая пальцы. Старший лишь качает головой, успевая показать сыну, что такое «дурацкие» волосы на самом деле. Юдзи смеётся, наблюдая, как мужчина перегибается через стойку и ерошит волосы Мегуми. — И всё же он должен понимать, что так цепляться не стоит, — заканчивает Тодзи, направляясь на выход. — Он ждёт тебя на улице, если что, — вспоминает зеленоглазый, приглаживая волосы руками. Тодзи дверью не хлопает и каких-то негативных чувств после себя не оставляет. Усталость отходит куда-то на второй план, и Юдзи полу ложится на стойку, смотря на Мегуми, сверяющего фактические остатки алкоголя с тем, что должно быть. — Не думаю, что без семьи было бы так хорошо, — говорит Итадори, и Фушигуро задерживает на нём свой взгляд. — Может быть, — он пожимает плечами, поглядывая на часы; шесть часов ровно. — Просто пессимизм у нас в крови… Итадори закатывает глаза на это повторение. Мегуми кладёт какую-то тетрадку на барный столик и наклоняется, быстро записывая что-то. И если он никуда не отойдёт и поднимет голову, то их с Юдзи лица будут прямо друг напротив друга. — И «дурацкие» волосы тоже? — Итадори пропускает короткую прядь сквозь собственные пальцы, отмечая, что они куда мягче, чем кажутся. — Но это правда! — возражает Мегуми, продолжая писать. Юдзи качает головой, точно так же не соглашаясь. — Знаешь, что правда? — Юдзи собирается сказать то, о чём думал полсмены. Мегуми поднимает голову, удивляясь такому маленькому расстоянию между ними. А Чосо будто специально включает над баром тёплую подсветку, заменяющую рассветное солнце, — Та фамилия тебе совсем не идёт… Оставайся Фушигуро.