capire le intenzion

      Непоколебимое спокойствие Дина кажется чем-то совершенно невероятным. А с «совершенно невероятным» у Люка опыт большой, учитывая кровожадных медвежат и разговоры с призраками по выходным. Джарин уравновешен даже тогда, когда джедай, испуганный внезапным гостем, роняет на чужую ногу камень, тем самым оканчивая и без того провальную медитацию. В тот день провальной оказывается не только медитация, но и репутация Люка.       Скайуокер любит веселье. Например, пропустить стаканчик-другой в кантине с Ханом, а потом с трудом передвигать ногами, потому что алкоголь гуляет в крови не меньше ветра в голове. Или слушать тихие политические разговоры (что явно не входит в раздел бездольного веселья) Леи, которые действуют, как снотворное или самое настоящее успокоительное. Люк любит играть в догонялки с учениками, что, наверное, не следовало делать ещё лет двадцать пять назад и определенно каралось советом джедаев. Глядя на Джарина, Скайуокер понимает: веселье здесь становится столь же волшебным, сколь наличие трезвых решений у Соло.       Быть рядом с ним тяжело. Люку не нравится держать спину прямо, кивать головой, будто бы ударяя ею по барабану в такт, и прятать руки в ткани черного плаща. Ощущение, что пара глаз высматривает сокрытое в глубине, находит каждый неровный штрих и ошибку, заставляет воротиться, нервно оглядываясь на траву. Заниматься самобичеванием у Люка прекрасно получается и в одиночестве, помощники тут вряд ли необходимы. Он бы скорчил рожицу или пропел детский нелепый стишок в надежде услышать смех. Рожицы тут совершенно неуместны. Дину бы и сборник анекдотов не помог.       И все же, компания Джарина кажется вполне подходящей для такой заучки, коей всегда являлся Люк. Можно рассказывать достижения Грогу, не боясь похвалить больше дозволенного, или рассуждать о великом будущем маленького джедая. С Дином можно и помолчать, и отведать сытную пищу, и пуститься в беспочвенные рассуждения о политике (несмотря на то, что до пятнадцати лет Люк путал понятия империи и республики), да и погулять по зеленым садам планеты тоже можно. А можно и не гулять: отсутствие его все равно не заметят. После встреч Скайуокер остается пустым на слова, не выведывая никакой новой информации о новом знакомом. Зато Дин узнает многое: родинку на правой ступне, которую Люк разглядывает несколько минут, пытаясь оттереть пальцем и слюнями, любовь к голубому молоку и каждодневные записи о своем дне. Такими фактами можно оперировать с врагами — получилось бы захватывающая битва. И красноречивая.       Комната Люка очень просторная и роскошная, очевидно не скромная для простого джедая. С каждого уголка планеты привезен сувенир, будь то ободранный камень или застывший неряшливый цветок под слоем клея. Ещё есть зеркало. В нем Скайуокер видит каждую пылинку и мятую полу туники. В нем Люк видит собственное отражение, копну пшеничных волос и протез, избавленный от тесной перчатки. Стоя напротив, хочется петь незатейливые мелодии и танцевать, разбрасывая руки в разные стороны. Люк корчит рожицы, хмурит лоб, ловя в отражении несколько морщин, и выгибает рот. «Очень несерьезно», — сказал бы мандалорец, ловя лучи солнца на шлеме. «Очень весело», — оспорил бы Люк.       Дин бывает рядом чаще, чем этого следует ожидать. Нарушение личных границ происходит так часто, что Скайуокер забывает, каково быть одному. Понять причину — искать черные пятна на таком же черном фоне. Джарин не сыплет словами, сплетая их в предложения, зато очень умело использует тактику молчания. Даже головой не кивает в знак минимального приличия и уважения. Люк выглядит, как настоящий дурак, эмоционально разговаривающий сам с собой. Скайуокер становится мишенью шуток Леи, не успевая понимать и запоминать каждую. И, кажется, шутка судьбы становится самой смешной. И обидной.       На самом деле, Люку не нравится такое положение дел. Не нравится и то, что приходится пугаться, теряться и не находить себя. Он сражался с императором, обучался мастерству у Йоды и строил новый мир рядом с сестрой с самого начала. И что сейчас? Рядом с Дином он становится тем самым маленьким мальчиком, не умеющим вовремя остановиться и прекратить поток бессвязной речи. Люк робеет, потирая розовеющие щеки и переминаясь с ноги на ногу. Серьезность вылетает из головы, как мусор, двигаемый метлой. Либо он сделает хоть что-нибудь, либо окончательно сойдет с ума.       Понять характер отношений вряд ли возможно. Естественно, грешить подобными «Я не знаю, что между нами» — вполне нормально. Но не в случае Люка. Это не похоже на формальное общение учителя с учеником или родителя с ребенком. Не похоже и на общение друзей, возлюбленных, воркующих друг с другом. Возлюбленных? О нет, им бы сначала до стадии хороших приятелей дойти, а если до этого им нужно ползти и ползти, то о том можно и не мечтать. Люк не думает о Дине в этом ключе. Честное слово, не думает. Лишь немного с утра, немного в обед и немного перед сном. Пустяки! Он не задумывается о том, как целовать Дина или обнимать его, засыпая и чувствуя присутствие по другую сторону кровати. Только о том, как заботиться, получать тайные послания и знать, что где-то там тебя ждут. Все это странно. Люк странности не любит, как не любит держать ситуацию не под контролем. А с Дином, увы, по-другому и нельзя.       Хан, на удивление, находит общий язык с новым знакомым быстрее любого, кто мог сделать это с такой же безупречностью и тонкостью. У них появляются совместные шутки, и Люку, лишь на одну секунду, кажется это совершенно несправедливым. Соло проводит с ними куда больше времени, чем этого требуют их взаимоотношения. Скайуокер любит, нет, души не чает в Хане, но ситуация кажется слишком уж подозрительной. Тем более, когда Люк проваливает все мысленные экзамены, направленные на заранее обреченный успех. У Хана должны быть свои дела. Винтики-шурупчики, огромный корабль, беспокойный Чуи и упрямая невеста. Не сидеть же ему целый день, слушая тишину между Люком и Дином. — Ты прав, — утверждает Хан в один из дней, — он полнейший тормоз. — Кто? — интересуется Люк, проходя мимо и невольно подслушивая разговор. — Наш новый… Новый двигатель, — оправдывается Хан, меняя интонацию.       «Наш?» Новый вопрос созревает совершенно внезапно: может, Люк недостаточно серьёзен для Дина? Сиди он целыми днями возле статей и не знай ни одной смешной пантомимы, стал бы настоящим образцом серьезности. И скуки. Возможно, размахивать мечом не очень интересно в отличие от изучения научных фактов. Победить любого злодея легко: достаточно сказать с какой скоростью растет определенное дерево на Набу и какое потомство дают собаки. Скайуокер перебрал столько глупых вариантов, что мозг начинает закипать от количества информации. В любом случае попробовать стоит. — Ты знал про родственные связи рососпинников?       Дин смеряет его взглядом, чувствующимся даже сквозь шлем. Наверное, они все же очень хорошие друзья, потому что слушать подобную околесицу, не меняясь в лице, — точно обладать доверием. И Люк доверяет. Разрешает Дину останавливаться в своей комнате на диване, а не в незнакомой гостевой, находящейся очень далеко от здания джедаев. Джарин готовит непонятную мандалорскую еду, что начинает нравится лишь раза с восьмого или девятого. Скайуокер позволяет спасать себя и спасет Дина сам. Не минуты не раздумывая. Наверное, вопрос доверия не завязан на самом спасении, но Люк знает, насколько это важно для него. Никто и никогда не хотел спасать его. Искренне. По-настоящему.       Дин улетает. Часто. По делу. Прилетает лишь иногда и в основном лишь на одну ночь. Его визита ждут все. Лея находит в нем занимательного собеседника, Хан обсуждает летающие корабли, Чуи мычит что-то очень не членораздельное. А Люк успокаивает себя. Во время отсутствия Джарина, Скайуокер успевает так сильно соскучиться, что набрасывается на Дина, пока тот сходит с трапа, словно кинозвезда. Объятья Люка сильны. В ответ лишь слабое похлопывание по плечу. Что ж, не стоит ругаться на человека, когда сам не можешь определиться, что именно испытываешь к нему.       И хотя чувства Люка становятся очевидными для всех, кроме самого Люка, искать ошибку оказывается практически невозможно. Очевидное ударяет с такой неожиданностью, что, верно, одна сила удерживает его на ногах. Скайуокер влюбляется. Впервые за всю свою жизнь. Иначе, как объяснить эту ревность, это желание проводить все свое время рядом, новое умение делать комплименты («Ты очень интересный собеседник, Дин») и теряться в чужом присутствии. На Татуине влюбляться было не в кого, а если и было в кого — то в живительную каплю холодной воды и гонки по песчаным хребтам. Как общаться с объектом симпатии его тоже, естественно, никто не учил, что позволяет окружающим сочувствовать мандалорцу вдвойне.       Зато лезть из кожи вон у Скайуокера получается гораздо лучше, чем вести себя спокойно и приветливо. Он любит засиживаться рядом даже тогда, когда желудок начинает бунтовать и требовать пищи, а глаза слипаются в скорой надежде увидеть десятые сны. Дин занят. Всегда и везде. Не сказать, что Люк не делает ничего. У него, как и прежде, сохраняются обязанности учителя и хранителя мира, переговорщика в совете рядом с Леей, мастера по починке кораблей рядом с Ханом. Он по-прежнему заслуживает короткого отдыха, который Люк, с превеликим удовольствием, готов обменять на время рядом с Джарином. Признаться кому-то (страшнее себе), что в один из дней усталость вынуждает заснуть прямо на металлической коробке рядом с работающим Дином, — настоящая беда. Люк уверяет себя, что смена местоположений и сильные руки, несущие его, — лишь смазанный бред больного рассудка. А поцелуй в лоб — фантазия мозга о несбыточном.       На следующий день Люк не находит Джарина. И это раздавливает его, словно мелкую букашку. Лея разводит руками, мыча про новую работу и заработок. Опустошенность топчется по подкорке сердца, давя растущие от влюбленности цветы. Грогу выглядит не менее расстроенным и печальным, позволяя себе бунтовать на занятиях. Скайуокер поругал бы, сделал замечание, если бы не чувствовал того же. Ни прощальной записки, ни малейшего предупреждения о своем отсутствии. Люку приходится занимать себя, брать любую грязную работу и делать то, чего раньше он бы никогда не сделал. Выбора нет, как и причины для грусти. Они толком и не общались, так зачем изводить себя?       Убеждение оказывается бесполезным. За днем идет день, за неделей неделя, за месяцем месяц. Ничего не происходит. Грогу возвращается в привычное состояние, продолжая усердно учиться и трудиться. Зато Люк, нарушая все каноны ожидающего, перестает понимать, где кончается реальность и начинается выдумка. Он не находит себе места, не знает точного дня и не понимает, когда, наконец, Дин выйдет из своего корабля, сдержанно идя по трапу. Тогда бы Люк смог выдохнуть. Предчувствие играется, зовет и прячется за угол. Это транспортная служба или Хан. Или кто-то ещё, но не Джарин. Скайуокер перестает, не бегает на взлетную полосу в надежде увидеть знакомые черты.       Но Дин прилетает. Через три месяца одну неделю и четыре дня. Корабль приземляется поздно ночью, когда сумерки клубятся над городом, а тишина нарушается лишь шуршанием травы и цокотом насекомых. Он заходит в комнату без стука или банального разрешения. Грудь Люка тяжело вздымается, рука медленно тянет одеяло. Джарин присаживается, долго любуется острыми чертами лица и уходит спустя час, аккуратно закрывая дверь. Скайуокер просыпается. Нервно оглядывается по сторонам и, не находя нужного, ложится обратно. Он засыпает, думая о Дине, его глазах и улыбке. Он засыпает, зная, что никогда не увидит их.       Утром Люк встает совершенно не выспавшимся, да ещё и чудом не ломает нос, спотыкаясь об коробку. Осознание бьет под дых. Ему не показалось, и он не начал сходить с ума, здесь, и правда, кто-то был. В обычной коробке лежит множество вещей. Будь то засушенное растение, карта какого-то города, еда в упаковке, камешек, открытка, буклет. Скайоукер не выходит ещё долго, рассматривая каждый подарок несколько раз и в дальнейшем расставляя все это на полке, соблюдая расстояние между вещами. Ученики встречают его нетерпеливым молчанием. Но с Дином Люк разговаривать так и не начинает.       Избегать человека оказывается гораздо проще, когда ты понимаешь, как вы дошли до этого. Джарин не появлялся долго, не посылал и записки о своем нахождении. А потом положил коробку в непонятной надежде пообщаться с Люком? Мол, я насобирал для тебя безделушек, почему бы тебе не поговорить со мной? Скайуокер не подходит к кораблю, хоть и заглядывается на него, пытаясь отыскать знакомую фигуру. Люк не хочет видеть того, кто сбежал без предупреждения, но и не брезгует проходить мимо мест, в которых может находиться мандалорец. И все же, он не встречает его, не признаваясь даже себе в том, что больше всего на свете желает видеть Дина. — Наверное, это по-дружески, — подмечает опечалившийся Люк, держа в руках подарок.       Лея громко вздыхает. Вряд ли стоит говорить об этом. Если Скайуокер узнает, что Дин был у неё, интересовался им настолько, насколько это позволяет его непоколебимость и правила, то медицинского дроида стоит звать заранее, не теряя ни минуты. Органа и скрывать не стала, так и сказала Джарину: Люк страдал, не находил себе места, а потом перешел в режим ожидания, пугаясь каждого садящегося корабля. В общем-то, заявила она, ничего страшного не произошло. Переубедить Скайуокера невозможно, Лея даже пытаться не будет. Если ему и дальше хочется не замечать очевидного, аргументируя каждое дуновение крепкой дружбой, маловероятно у них получится хоть что-то, относительно похожее на отношения. Пока Люк не поймет, не занесет в самую подкорку мозга, что действия Дина имеют основу под собой — они так и будут топтаться на месте.       Вечером, когда Дин заходит к ней ради подписи каких-то важных бумаг, Лея долго и неотрывно смотрит на него, пытаясь распознать правду. И хоть это кажется совершенно невыполнимой задачей, Органа осознает, что должна сделать. Возможно, это испортит все, сожжет выстроенный такими усердиями замок из вечной и многообещающей дружбы на долгие годы вперед. Возможно, Дин улетит, сочтя намеки Леи неподходящими и абсурдными. А, возможно, счастье, понятное даже другим людям, обретет почву под ногами и станет явью. Если Люк не может сделать хоть малейший шаг на встречу, то это сделает Органа. Скайуокер отличался блестящим умом, но, когда дело касалось отношений, был полнейшим профаном. — Он не поймет, если ты не скажешь прямо, — разводя руками, молвит Лея.       Джарин молчит. Не произносит и звука, терпеливо ожидая листы. Разве намеков было недостаточно? Разве вещи, собранные со всей вселенной, были пустым звуком? Разве поцелуй в лоб, присутствие на всех церемониях и слушание любых, даже самых бесполезных, разговоров было ничем для Люка? Не уж то, Скайуокер, один из умнейших людей, которых когда-либо знал Дин, думал, что просто-напросто идет в комплекте с Грогу? Один плюс один — и джедай Скаойукер обойдется вам совершенно бесплатно? Да, вряд ли этого стоило ожидать. Если Дин хочет смутить Люка, не делая в общем-то ничего, признание подойдет для этого. Джарин не умеет. Не умеет заворачивать слова в красивые обертки и украшать для подходящего вида. Что ж, пришло время попробовать.       Он находит его в саду. Люк прилежно перебирает цветы, поливая их. Его плащ, наспех накинутый на плечи, волочиться по песку. Дин замирает. Объяснить, что пускает корни в земли их отношений — невозможно. Мандалорец не боится признания, как не боится жутких монстров и сражения с ними. Но подойти, выложить правду, как выкладывают кредиты за успешную работу, становится практически нереальным. Скайуокер замечает его благодаря силе, но и не перестает играть роль, делая вид, словно не ощущает навязчивое присутствие другого человека. Неловкость повисает в воздухе, напоминая: все и так понятно. И слова здесь не нужны. Надо лишь сделать шаг на встречу. — Ты что-то хотел? — разворачивается Люк на пятках, держа в руке желтый цветок. — Я вернулся.       Люк замирает. Он не помнит. Не помнит привычный лязг брони и запах битв, пота и усталости. Не помнит привычного молчания Дина, не помнит ласкового поглаживания Грогу и хмурого взгляда, чувствующегося через шлем. Все, что помнит Люк — собственное одиночество, душащее шею, и безграничное желание исчезнуть. Все, что помнит Люк — желание не чувствовать. Что следует сказать? И необходимо ли это вообще? «Рад, что ты сообщил мне хотя бы об этом?». Или: «Вряд ли тебе стоит отчитываться передо мной». Правильнее: «Я влюблен в тебя, мне жаль, что так вышло. Я переживал о тебе, надо было просто сообщить». Но Люк говорит: — Это не важно.       Провальная затея. Лея не права. Её брат знает все. Даже то, что не знает сам Джарин. Проблема лишь одна — он не желает видеть этого. Дин может признаться, рассказать о всем том, что пряталось под десятью замками. Но какая в этом разница? Сомнения Скайуокера съедают его, заглатывают, не пережевывая. Хочется сбежать, не стоять статуей в надежде разрешения зарождающегося конфликта. Люк скучал. Он не хочет бежать, нет. Все, что хочет Люк — обнять Дина. Все, что хочет Люк — забыть о джедайстве, учениках, обязанностях, политике, республике и империи. Все, что хочет Люк — быть рядом. — Важно, — отрицает Джарин.       Люк и пошевелиться не может, не то, что слова сказать. Вот так вот просто? Скрывать чувства, разочароваться в них и себе, отрицать всеми возможными способами, чтобы их просто… Заметили? Он замирает. Оправдывает себя, свои мысли, свои эмоции. Руки Дина ловко снимают шлем, удерживая его за край. Люк застывает, не веря своим глазам. Лохматые волосы шуршат, подхватываясь дуновениями ветра. Морщины на лбу горестно напоминают о тягостях пройдённого. Скайуокер теряет самообладание, роняя цветок. Джарин подходит так близко, что дыхание обжигает шею, а губы едва соприкасаются с кожей. И, почти что выдыхая, говорит: — Что на счет свидания?       И Люк, наконец, понимает.