Кто в пати на мишек?

Некрашеный паркет вытягивал жар. Алик лежал лицом вниз, закрывая руками голову, дышал размеренно под стук метронома. Обострившимся слухом он различал сухой торопливый шелест карандаша по бумаге, звонок телефона в приёмной этажом ниже; по набережной прогрохотала фура, свернула на мост, и Алик щекой ощутил слабую вибрацию здания. - Где ты? - спросила Эванджелина. - В дренажной канаве. Слова пришлось выталкивать изо рта. Губами Алик касался пола, но это его не волновало. Он был не здесь - и не сейчас. ...рокот взлетающих вертушек. Треск автоматной очереди. Глухие разрывы и шум оседающей земли, плеск воды совсем рядом, опасно близко. - Как ты туда попал? - Отбросило взрывом. ...вода спасла ему жизнь и она же могла добить его. Оглушённый, мокрый насквозь, он выбрался на берег, цепляясь за траву, и соскальзывая, и цепляясь снова, и несколько - секунд, минут?.. - просто лежал, уткнувшись лицом в землю, а вода поднималась и уже вновь накрыла его ботинки. - Опиши, что ты видишь? Что это за канава? - Ничего не вижу. ...трава пахла землёй, а земля - металлом, кровью, смертью. Бедой. Взрывы оглушали. Стиснув зубы, Алик пополз наверх. - Я копал эту канаву, - вспомнил он . - Я открыл глаза, когда подумал: сука такая, я копал тебя не для того, чтобы меня здесь и зарыли! ...они все копали. Тренировка для вновь прибывших, развлечение для отъезжающих, необходимая рутина для базы: на Фоксенах любые ямы заполнялись водой и преющими листьями в считанные дни, стоило отвернуться, что называется. - Опиши её, - повторила Эванджелина. - Сто пятьдесят метров длиной, шесть с половиной метров в ширину, - проговорил Алик. - Глубина - два моих роста. Пологие края. Внизу половина бетонной трубы, одним концом уходит под водохранилище. Они взорвали его. Вода прибывает. Темно, так темно, они правильно выбрали время, они знали... ...он скользил по мокрой траве и не мог остановиться, хотел кричать, но земля набилась в рот и лезла за шиворот, в глаза, в уши, а крик, его всё равно никто не услышит, некому, все мертвы, они все мертвы, в этот раз у чёртовых туземцев получилось!.. - Алик. Алик! Слушай метроном. Считай такты. Вдох на четыре, задержка, выдох на четыре, задержка. Он затих, чувствуя, как дрожит всё тело. Капля пота сползла по шее и нижней челюсти, кожа зачесалась, но Алик не пошевелился. - Ты выбрался. Ты помнишь, как сделал это? - Там был труп. На краю. Пули разворотили шею и плечо, он умер прежде чем упал. - Ты узнал его? - Да. Рядовой Лидов. Альберт Шнурочек. ...он лежал лицом вверх, чёрный от сажи, с удивлённо раскрытым ртом, полным земли. Алику не удалось закрыть ему глаза: песка и пыли было так много, что веки не смыкались. - Я взял у него автомат и запасной рожок. И гранату. И жетоны. Он не был в моём взводе, но я взял его жетоны. - Почему его звали "Шнурочек"? - Жетоны, - в третий раз произнёс Алик. - Вместо цепочки... Он заплакал неожиданно для себя, захватил руками ворот толстовки и попытался натянуть на голову. - Дыши, Алик, - напомнила Эванджелина. - Дыши. Ты жив. Ты дома. ...дым клочьями. Горящие бочки у наполовину разрушенного ангара. Остов вертолёта и груда тел рядом. Вспышки выстрелов на крыше казармы: кто-то ещё сопротивляется. Алик медленно сел. Эванджелина протянула коробку с бумажными платками, он вытер лицо и высморкался, но остался на полу. ...обвисшие провода. Опрокинутые машины. Он всё ещё был на Фоксенах, в сыром и липком июне одиннадцатого года. Война вернулась и никогда не кончится. Не в его голове, по крайней мере. - Хватит, - сказал Алик сипло. - Хватит на сегодня. Я больше не могу. - Хорошо. - Хорошо? - он поднял глаза. - Мы четыре сеанса обсуждаем двадцать минут реального времени! - Да, - подтвердила Эванджелина. - Значит, таков твой темп. Она сидела в кресле чуть поодаль, скрестив в лодыжках ноги в узких белых брюках и держа на коленях блокнот; белая же рубашка, по случаю жары - с коротким рукавом, подчёркивала несимметричные плечи. - Ты прогрессируешь, - добавила Эванджелина, видя смятение Алика. - Ты знаешь свой травмирующий момент и сам хочешь о нём говорить. У людей, бывает, уходят месяцы и даже годы, чтобы дойти до этого этапа. Так что не стоит себя торопить. Откусывать лучше столько, сколько можешь проглотить. Алик насупился. - Сколько времени это займёт? - спросил он. - Как долго... Он запнулся. - Почему это вообще случилось?! Меня признали здоровым! Эванджелина кивнула. - Посттравматическое стрессовое расстройство не всегда проявляется сразу, - сказала она терпеливо. - Чаще всего, но не всегда. Бывает, проходят месяцы... - Прошло пять лет! - перебил Алик. Он подобрал под себя ноги и встал, прошёлся по комнате, сжимая и разжимая кулаки, и это само по себе было признаком того, что с ним не всё в порядке. Раньше он так себя не вёл: не огрызался, не паниковал, не галлюцинировал, наконец!.. - ...в единичных случаях - годы, - Эванджелину ему сбить не удалось. - Мозг блокирует травмирующие воспоминания, если этого требует ситуация, например, если осознание может разрушить твою личность. - А оно может? На этот раз Эванджелина ответила не сразу. Алик оглянулся на неё, вздохнул и подошёл к окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как притормозила на светофоре колонна пятитонников, украшенных рождественскими оленями и валлаби. Шофёр головной машины носил красную толстовку и кепку, сливаясь цветом с кабиной, но следующий за ним нацепил белую фирменную фуражку производителя газировки, и Алик невольно сощурился, выцелив яркое пятно. Если подождать с выстрелом, пока водила не закрутит руль, начиная поворот на мост, инерция развернёт грузовик под углом к полосе, и он перегородит дорогу всей колонне. Лучше снять первого, но в такой ситуации... - ...Алик. Алик!.. Он вздрогнул, сообразив, что Эванджелина не в первый раз произносит его имя, и обернулся. - Задумался, - сказал он, извиняясь. - О чём? Эванджелина смотрела на него в упор, но без вызова, скорее, с пристальным сочувствием, что ли. Жестом она указала Алику на кресло, и он подчинился, сел, сложил руки на коленях. - Прикидывал, как лучше остановить автоколонну, - признался он. К его удивлению Эванджелина улыбнулась. - Ты стараешься взять максимум из любой ситуации, не правда ли? - Я бы хотел, - согласился Алик и почувствовал, как кровь отливает от лица. ...запасной рожок Шнурочка. Забитые землёй глаза. Кровавая вода, собравшаяся в глубоком следе каблука. - На пути к казарме я обчистил четыре тела, кроме Лидова, - проговорил Алик, глядя в никуда перед собой. Он видел только дым и мелькающие силуэты, видел языки огня, лижущие вертушку, и он распластался в грязи, закрывая голову руками, за секунду до того, как взорвался топливный бак. По нему дали очередь, пули вошли в жидкую грязь рядом с его лицом, но Алик даже не дёрнулся, и его сочли мёртвым. - Я думал, что сдохну от страха, - с трудом выдавил Алик. - И мне стало стыдно умереть вот так, лицом в луже, но я, я не сразу встал, и это стоило, это стоило Честеру... ...бинты, коричневые и заскорузлые от крови, жёлтые от дезинфицирующего раствора. Вонь гниющего мяса. Резкий запах хлорки. - Ты жив, Алик, ты жив, ты дома!.. Он вскинулся, потому что стало тихо, и едва не нырнул на пол, но всё же опомнился. Эванджелина держала пальцами маятник метронома. Блокнот соскользнул с её коленей и лежал на ковре; помедлив, Алик наклонился и поднял его. - Спасибо. Алик отвёл глаза. - Я болен, - подытожил он. - Всё-таки да. - С этим можно работать... Он покачал головой. - Сейчас я опасен. Ты знаешь, как меня вернуть, но Лора и Санька не знают. От мыслей о Саньке стало легче, Алик даже улыбнулся, но вновь помрачнел, представив, как она впервые будет праздновать Рождество без него. - Ты можешь научить их, - Эванджелина помолчала. - Почему ты думаешь, что опасен? Алик сцепил руки в замок, заговорил, подбирая слова: - Я не причиню ей вреда. Ей или кому-то ещё. В этом я уверен. В противном случае я бы убил Майка Робертса, я ведь ничего не соображал в тот момент, но я его не убил и не ранил. Я не опасен... активно. Эванджелина снова кивнула. Её не удивляло то, что он говорит. Когда в полиции Алику порекомендовали обратиться к психотерапевту, там же ему дали и визитку с пояснением, что Эванджелина О - бывший военный врач. Дома Алик нашёл её страницу в сети; там не было указано, разумеется, где она служила, но по датам он предположил Восточную Европу или Среднюю Азию. На фото Эванджелина подпирала подбородок кулаком, сидя к фотографу в три четверти, и лишь при личном знакомстве Алик увидел, что у неё нет правой руки. В этот момент он поверил ей окончательно и безоговорочно. Ничего хуже физического увечья он не мог себе представить; если она справилась со своими проблемами, привести в порядок его голову она уж точно сможет. Другого врача он бы не пожелал. - Проблема в том, - Алик запнулся, - что я выпадаю из реальности. Теряюсь. Хорошо, когда это происходит в твоём кабинете, но если я словлю галлюцинацию на улице, в машине, например? Допустим, я не сяду за руль, пока не разберусь с этим, хорошо. Дальше. У меня газовая плита, что, если я открою газ, но отключусь, прежде чем зажгу спичку? Мне перестать готовить?.. Что, если я отключусь, гуляя с Санькой? Я могу потерять её на людной улице, а в мире полно психов, которым только это и надо. Ей нельзя оставаться со мной... Он замолчал, потому что на столе заиграл таймер: время сеанса истекло. Эванджелина сбросила сигнал. - У тебя есть её фотография? - спросила она. - Покажешь мне? Алик заулыбался: у него вся память телефона была забита Санькиными портретами. Он нашёл августовский, с дня рождения Лоры, передал Эванджелине телефон. - Ей четыре с половиной, - пояснил он. Эванджелина тоже улыбнулась. - Красавица. И очень на тебя похожа. - Я в маму, - Алик неловко усмехнулся. - Так что она - в бабушку. Несколько секунд они молчали. Эванджелина рассматривала фото, Алик ждал, не зная, что ещё сказать. - Я дам тебе домашнее задание, - решила Эванджелина, возвращая ему телефон. - Я хочу видеть тебя завтра в пятнадцать часов, и говорить мы будем о Сане. Подумай, что самое важное в ней, что ты хочешь о ней рассказать. Что она принесла в твою жизнь, что она для тебя значит. - Часа мне не хватит, - предупредил Алик шутливо. - Мы задержимся, если потребуется, - пообещала Эванджелина. - Я не стану назначать встречи после тебя. И всё-таки спросила, провожая его до дверей: - Ты принимаешь кетоксил? - Дважды в день. - Хорошо, - она помолчала и повторила: - Хорошо. До завтра, Алик. В квартире не пахло газом, и всё же Алик проверил плиту, потрогал закрытый кран на трубе. Без Лоры и Саньки было тихо и пусто. Он прибрался ещё в день их отъезда и теперь жалел об этом - забытые мелочи оживляли квартиру, без них - без тонкого аромата Лориных "Чаперсов", брошенных посреди прихожей детских кроссовок, раскрытой книги на диване, - Алик чувствовал себя одиноким. Осиротевшим. Обхватив себя руками за плечи, Алик встал у окна. Напротив, через двор, в распахнутом окне третьего этажа новый сосед крепил снаружи на раму гирлянду разноцветных ламп, отклоняясь назад так беспечно, словно висел на страховке или считал себя бессмертным. Эти двое, они въехали на другой день после инцидента с Робертсами. Алик уже договорился о встрече с Эванджелиной и получил первые инструкции по почте, усомнился поначалу, но послушно выполнил; к его удивлению, контейнирование и вправду помогло, по крайней мере, он даже не вздрогнул, услышав, как во двор въехала машина. Двери хлопнули дважды. Алик прислушался, не открывая глаз и не шелохнувшись. Лишь когда машина медленно выползла со двора, шаркнув по бетонному заграждению, Алик встал и подошёл к окну, остановился под прикрытием стены. На той стороне двора зажёгся свет в окне давно пустовавшей квартиры. Молодой парень в толстовке и джинсах осмотрелся, осторожно поставил на стол спортивную сумку и распахнул окно. - Душно, - эхом разлетелось в ночной тишине. Спохватившись, парень зажал себе рот рукой и обернулся, гораздо тише сказал ещё что-то вглубь квартиры. Утром в окне уже трепетал на ветру смешной детский тюль с самолётиками и радугой, так что Алику пришлось взять бинокль, чтобы разглядеть в тонкую щель, что происходит внутри. Он не доверял новичкам (и в этом тоже были виноваты Фоксены), и его не останавливала гипотетическая тайна личной жизни, он пошёл бы на любые нарушения, чтобы уберечь Саньку от опасности. Сейчас, правда, всё выглядело безобидно. В домовом комитете ему сказали имена - Антон Новиков и Иржи Крейчий; Алик переспросил, и ему отвесили по секрету и других подробностей. Так, Новикова пригласили в Кэм на должность кризисного специалиста в ЦПТ, он хромает после старой травмы и ходит с тростью, и ещё они с - Крейчим? Крейчием?.. - партнёры. - В смысле, как супруги, - бесхитростно пояснила Наталья, делопроизводитель комитета. На другой стороне двора Крейчий особенно рискованно свесился с подоконника. Несколько секунд Алик смотрел на него, затем взял с полки фонарик и щёлкнул кнопкой несколько раз, привлекая внимание световым пятном. Крейчий отреагировал на четвёртой итерации, обернулся и, улыбнувшись, помахал рукой. - Нельзя проводить высотные работы без страховки, - громко сказал Алик. - Ну так приди и подстрахуй меня! - отозвался Иржи. - Квартира девять-шесть! Он сделал приглашающий жест и улыбнулся ещё шире. Алик помедлил, но всё же кивнул. Чтобы найти сбрую, потребовалось несколько минут. За это время Крейчий мог и закончить с гирляндой, но когда Алик вышел во двор и взглянул наверх, в окне никого не было, а гирлянда так и свисала с антенного крюка одним концом. Алик облизал губы. Он не ожидал приглашения и не знал, как себя вести. Новые знакомства его не пугали (да ладно, с его работой за неделю он мог встретиться с десятком разных клиентов), однако ещё никогда прежде он не оказывался в подобной щекотливой ситуации: Крейчий ведь понятия не имел, кого зовёт в гости, его некому было предупреждать. - Иржи, - Крейчий сунул ему широкую сухую ладонь. - Алик. В квартире пахло средством для мытья полов: сирень и камфара, Алик пользовался таким же, потому что Саньке нравилась бутылка - фигурная, с яркой цветной крышкой; ещё в прихожей были содраны обои, а сразу за углом громоздилась стопка ламината. - Ремонт, - пояснил Крейчий. - Под Рождество, конечно, неудачно выпало, но хочется побыстрее сделать красиво. - Это я уже понял, - Алик усмехнулся, кивнул на окно с гирляндой и протянул страховочную сбрую. - Надевай. - Да ладно?! - не поверил Крейчий. - Я думал, ты просто подержишь меня за ремень! Это же третий этаж! - И если ремень расстегнётся и останется у меня в руках, ты будешь валяться на асфальте со сломанными ногами и без штанов в ожидании приезда "скорой", - закончил Алик. - Надевай. Он не имел в виду ничего особенного, просто говорил что думал, и всё же именно тогда всё пошло наперекосяк. - Ммм, без штанов! - мечтательно протянул Иржи, ухмыляясь. - Звучит заманчиво! Алик не нашёлся с ответом, зато вдруг понял, что расстояние между ними меньше вытянутой руки. Крейчий был ниже него на полголовы, темноволосый и темноглазый, весь усыпанный родинками; он приоткрыл рот, оторопев от своей же реплики, и смотрел на Алика, словно чего-то ждал, и Алик тоже уставился на него, чувствуя, как становится жарко. Что-то проскочило между ними, и они оба это поняли. Нужно было заговорить, сбить момент, но Алик лишь нахмурился и снова облизал губы, сморгнул несколько раз. - Поможешь. С гирляндой? - раздельно проговорил Иржи, понизив голос. Алик прикрыл глаза в знак согласия. - А потом... - А потом, - подтвердил Алик и вновь сморгнул. Крейчий неловко влез в сбрую, затянул ремни, застегнул пряжку, подёргал. - Крепко, - оценил он. - А куда?.. Алик понял, раскрыл стопор и закрепил в створе межкомнатной двери, продел и застегнул карабин. Про себя он порадовался, что делал это достаточно часто, чтобы довести до автоматизма; хотелось не ударить в грязь лицом, показать себя в лучшем виде. Продемонстрировать сильные стороны - и да, это прозвучало пошло даже в его голове. Уж он продемонстрирует. Иржи опустил взгляд на его джинсы, и Алик с трудом сдержал желание прикрыть пах рукой - не потому что стеснялся эрекции, нет, но ему казалось, что воздух вокруг становится взрывоопасным, и любое неверное движение, любой жест могли привести к тому, что они трахнутся прямо здесь и сейчас, на полу, без смазки и презервативов. Не лучшая идея для первого раза после долгого перерыва. - Гирлянда, - напомнил он хрипло. Крейчий посмотрел ему в лицо, открыл рот, закрыл. - У тебя голос, - начал он, осёкся, покачал головой, - у тебя, сука, голос, - секс по телефону, ты знаешь? Меня ещё никогда голосом не трахали! Глазами раздевали, но чтобы так... Алик сдался. Не в последнюю очередь оттого, что лезть в таком состоянии на подоконник было бы опасно для них обоих. - Резинка есть? - спросил он. - До хрена, - Крейчий сорвал сбрую, схватил его за руку и потащил за собой. Комната с ламинатом была проходной. Крейчий распахнул дверь в спальню, где из мебели стояла только широченная кровать с ортопедическим матрасом, нырнул под неё и вытащил новенькую простыню, набросил сверху. Следом полетела смазка и презервативы. Алик переступил порог и лишь тогда вспомнил о том, что ему говорили в комитете: Новиков и Крейчий - партнёры. "В смысле, как супруги". Кажется, Иржи это не смущало. Он стянул с себя футболку и толстовку и замер на секунду, вопросительно глядя на Алика. - Помочь раздеться?.. Алик уложил его на матрас, провёл рукой по голой груди с островком чёрных волос. Крейчий задержал дыхание - и потянулся, подался вверх всем телом. Остановиться было уже невозможно. Алик поспешно скинул свою толстовку и джинсы, снял носки и окончательно раздел Иржи, отстранился, разглядывая его откровенно и беззастенчиво. - Нравлюсь? - Крейчий ухмыльнулся. - Очень, - признался Алик. Он ни о чём не думал, отложив все морально-этические вопросы на потом. Здесь и сейчас были только они двое, смятая простыня и липкая от пота кожа, незнакомая Алику смазка с вишнёвым запахом и запрокинутая в экстазе голова Иржи; ему не требовалась длительная подготовка, но Алик не мог отвести от него рук и трахал пальцами - двумя, - пока Крейчий не выматерил его и не потребовал прекратить издевательство. И - застонал в голос, когда Алик взял его, вскинул руки и вцепился в решетчатую спинку кровати, дёрнул прутья с такой силой, что Алику показалось, металл прогнулся под пальцами. Показалось; Крейчий смог разжать хватку лишь кончив, с явным трудом распрямил и растопырил ладони, держа перед лицом. Алик приложился к ним щекой, потёрся, прикрыл глаза. - Боже, - выдохнул Крейчий чуть слышно. - Боже, блядь, не только голос... Алик засмеялся и перекатился на бок, провёл рукой по животу Иржи, спустился на бедро, и теперь уже Крейчий уставился на него во все глаза, вытянул губы трубочкой, увидев шрамы. - Ничего себе, - сказал он, трогая неправильной формы рубец от сорок пятого калибра. - Где тебя так? - Фоксены, - Алик не видел смысла врать. Он там был, чёрт, его даже наградили за эту дырку!.. АНР стыдилась того, что не удержала позиции, но не того, что пыталась их удержать, и никто не брал с них, вернувшихся, подписку о неразглашении. - Где это? - удивил его Крейчий. Алик даже приподнялся на локте, чтобы заглянуть ему в лицо, но Крейчий спрашивал всерьёз, и Алик, помедлив, объяснил: - Острова на северо-западе, за экватором. Допытываться дальше Крейчий не стал, кивнул и, наклонившись, коснулся шрама языком - и сполз ниже, уткнулся лицом Алику в живот, прикусил кожу, что-то пробормотал. "Я живой", - подумал Алик внезапно. Он подтащил Иржи к себе и усадил сверху, придерживая за бёдра, снова полез пальцами, и на этот раз Крейчий позволил ему больше, но всё же в какой-то момент отпихнул его руку и буквально наделся на член; Алик смотрел ему в лицо и стремительно терял голову от того, как этот парень закусывал губу, жмурился, приоткрывал рот, Алик хотел этого всего - и большего, и одновременно обеспокоился и обрадовался, когда Крейчий заплакал - молча, улыбаясь, но слёзы текли по его щекам, и он даже не пытался их скрывать. Простыня окончательно смялась и сползла на пол, на матрасе расцвело вишнёвое пятно от смазки. - Наплевать, - Крейчий устроился поперёк кровати, уложив голову Алику на грудь. - Тебе говорили, что ты охуенно трахаешься? "Какой ответ тебе больше понравится", - хотел спросить Алик, но не смог: горло перехватило спазмом, кулаки сжались невольно в отчаянной попытке совладать со взбунтовавшимся сознанием, сердце зашлось и подпрыгнуло к кадыку. ...Честер. Честер так говорил перед тем, как принять предложение. А потом новичок не удержал периметр, водонапорная башня рухнула, канаву затопило, и дренаж, чёртов дренаж, земля под пальцами, земля пахнет кровью... ...он не сразу понял, что Крейчий обнимает его и размеренно считает от десяти до нуля и обратно, а когда понял, обмяк и медленно выдохнул, бессмысленно глядя перед собой. Оказалось, что он успел сесть - и выдрать клок из матраса. Иржи замолчал и осторожно взял ткань из его руки, бросил на пол, спросил, сглотнув: - Ты как? Тут?.. Воды? Алика передёрнуло. - Воды достаточно, - невнятно ответил он, провёл языком по зубам, с трудом сдержавшись, чтобы не сплюнуть. Его всё ещё потряхивало, но с этим уже он мог справиться сам. Да. С матрасом вот справился... - Извини, - он указал на выдранный клок. - Да ничего, - Крейчий хохотнул. - Хорошо, что не из меня. Ничего себе у тебя хватка, я думал, эти штуки вечные! Алик сжал и разжал кулак, глядя на свою руку так, словно видел впервые в жизни. - Я не... Он замолчал, не зная, как объяснить. Ему было страшно вообще-то. Он мог понять паническую атаку, случившуюся, когда Майк Робертс вытащил пистолет, мог понять внутреннее сопротивление, вызывавшее безотчётный ужас на сеансах у Эванджелины, но сейчас, в безопасной обстановке, после хорошего - отличного! - секса?!.. - Тебе не нужно ничего объяснять, - Крейчий дотронулся до шрама от пули. - Я, кажется, малость догадываюсь. Ебучие кошмары, да? Алик смог наконец перевести дух и посмотреть на него. Иржи не смеялся и не жалел его - он сочувствовал. И понимал. Каким-то образом понимал, Алик читал это в его глазах. - Кошмары, - согласился он. Несколько секунд Крейчий смотрел на него, а затем наклонился, взял его двумя пальцами за подбородок и поцеловал в губы, нежно и чувственно, и Алик сам привлёк его к себе, приобнял и бережно уложил на кровать. - Да ладно, - шёпотом поразился Крейчий. - Ты серьёзно?! Третий раз?.. - Давно не было, - Алик ухмыльнулся, чувствуя, что щёки вспыхнули. - Ты не хочешь?.. Крейчий ответил не сразу, зато недвусмысленно развёл ноги и закинул Алику на поясницу. Он был горячий и мокрый, скользкий от смазки, солёный от пота, он шумно, часто дышал и негромко постанывал при каждом толчке, и Алик уже почти кончил, когда у Иржи вдруг вырвалось: - Хочу! Пожа... послу... я хочу!.. Алик вбил его в матрас, придавил локтем, когда Крейчий попытался приподняться. - Я не знаю, - начал Алик, собираясь - гулять так гулять, - прояснить ситуацию и предложить хотя бы встречаться, но его перебил звонок телефона. Крейчий расплылся в улыбке. - Хорошо, не минуту назад, - проговорил он лениво и прикрыл глаза. - Кстати, это твой. Прижмурившись, он следил, как Алик роется в вещах на полу и достаёт замолчавший телефон. Звонила Лора; Алик пару секунд колебался, набрать её или подождать до дома, но Лора решила за него: телефон вновь завибрировал. - Я отвечу?.. - Конечно, - Крейчий как будто удивился. Алик нажал на кнопку и поднёс телефон к уху - и вынужден был отодвинуть, услышав пронзительный от радости крик Саньки: - Папка! Бабуля вернулась! Мы пойдём на яхте в море! - Привет, пирожочек, - Алик засмеялся. - Ты где? - У бабули, - Санька немного успокоилась. - Я по тебе соскучилась! Когда ты приедешь?! У Алика не хватило духу сказать ей правду; прочистив горло, он соврал: - Скоро. Пирожок, я немного занят сейчас. Давай я перезвоню чуть позже и всё тебе расскажу, договорились? Крейчий отодвинулся от него, медленно слез с кровати, подобрал с пола джинсы. Ещё прижимая телефон к уху и улыбаясь, Алик поднял глаза и опешил от того, как Крейчий побледнел. Алик попытался поймать его за руку, но Иржи отодвинулся, натянул джинсы без белья, вытряхнул из толстовки футболку. - Уходи, - сказал он ровным голосом, когда Алик опустил телефон. - Сейчас же. Алик тоже встал, недоумевая и злясь, нахмурился. - Какого чёрта? - спросил он, ещё не веря в происходящее. - Иржи? Что случилось? Это просто звонок, ты же не возражал, что я отвечу! Крейчий стиснул зубы так, что желваки по скулам заходили, и молча вытянул руку в направлении входной двери. Алик вздёрнул бровь. - Где я облажался? - сделал он ещё одну попытку. - Всё же было нормально! Он осёкся. Крейчий натянул футболку, пока он говорил, и на Алика уставился чёрный глаз винтовочного ствола в натуральную величину, а за ним, за мушкой и прикладом, чернела рогатая каска в зелёных и бурых пятнах. Алик невольно шагнул назад, вскидывая руки, и Крейчий тоже отшатнулся, посмотрел вниз - и обхватил себя за плечи, закрывая рисунок, оставив видимой только аббревиатуру КМУ в районе талии. - Прости, - проговорил он без намёка на сожаление. - Уходи. Сейчас. Ничего не выйдет. Алик тоже обнял себя, контейнировался, как учила Эванджелина, и сосредоточился на дыхании и самоидентификации: "Я есть. Я живой". Кровь отлила от конечностей, Алику стало холодно, однако он продолжал дышать, стоя неподвижно, и через некоторое время паническая атака отступила, хотя и не ушла окончательно. Крейчий надел толстовку, спрятав рисунок-триггер. - Почему? - в последний раз спросил Алик, одевшись, но всё ещё стуча зубами в ознобе. "Ты пережил, что я псих, - хотелось сказать ему, - что не так в моём разговоре с дочерью?!" Он промолчал, и Крейчий промолчал тоже, отвернулся, с силой провёл рукой по щеке, словно стирая прикосновения Алика. Взъерошенный, с созвездием родинок на лице и шее, с искусанной нижней губой он выглядел настолько соблазнительным, что Алику захотелось вжать его в стену, снова раздеть, не слушая протестов, и трахнуть, загнать в него пальцы до основания и смотреть, как он вздрагивает и хватает ртом воздух, а лучше даже не раздевать, лучше взять за руку и увести с собой, и к чёрту этого Новикова, всё получится, он понравится Саньке, и она ему понравится... ...нет. Уже не понравилась. И нечего тут обсуждать. - А было хорошо, - сказал Алик негромко. И вышел, забыв страховочную сбрую. Дверной замок щёлкнул за его спиной как медвежий капкан. Он принял кетоксил, прежде чем звонить Лоре, и выждал четверть часа, чтобы препарат начал действовать. В окне квартиры девять-шесть гирлянда так и осталась закреплена наполовину. Некоторое время Алик ждал, что Иржи закончит вешать её или уж снимет полностью, но Крейчий в комнате не задержался, только заскочил, забрал ноутбук со стеллажа и ретировался куда-то в за пределы видимости. Вздохнув, Алик отвернулся и взял телефон. Ответила Санька - и сразу на него насела. - Папка, ты освободился? Когда ты приедешь? У нас ёлка! Я соскучилась! - Скоро, - вновь соврал Алик. - Рассказывай, что сегодня делала. Он в самом деле рад был её слышать, но голос подвёл его, когда уже Лора спросила, как прошёл день. - Нормально. Лора помолчала. - Не телефонный разговор, да?.. - она усмехнулась. - С мамой поболтаешь? Она хочет знать, почему ты не приехал с нами. Я ничего ей не объясняла. - Да, давай, - согласился Алик. - Я люблю тебя, - сказала Лора. - Слышишь? Я на твоей стороне, что бы у тебя там ни случилось. Все мудаки, а ты - мой герой. Алик с трудом проглотил комок в горле. - Я тебя тоже люблю, - ответил он. - Давай маму, я готов. Кетоксил снял тревожность и позволил расслабить мышцы. Алик улёгся на диван, подняв ноги на подлокотник, и смотрел в потолок, пока Лора шла по большому джексонвилльскому дому, разыскивая маму. На заднем плане Алик слышал весёлую трескотню Саньки, спросил: - Кого там пирожок грузит? - Воображаемого друга, - Лора опять усмехнулась. - И Лео. Уговаривает их поужинать. Алик улыбнулся. Лео звали зайца, которого Алик купил на Санькино рождение. За пять лет он здорово истрепался, Лора дважды накладывала на него заплатки и перешила комбинезон, но это была любимая Санькина игрушка, без него не обходилась ни одна поездка и ни один сон, дневной или ночной. В больнице они тоже лежали втроём - Лора, Санька и Лео, и ещё долго Санька ставила зайцу уколы и капельницы, объясняя с уморительной серьёзностью, что это для его же блага. А вот воображаемый друг - это было что-то новенькое. - Мам, Алик звонит. Он прикрыл глаза, сжал и разжал кулак, не зная, что сейчас услышит, и подумал мимолётно, что после стольких лет всё ещё чувствует себя виноватым за себя и за сестру. - Саша? - спросила мама звонким голосом, по наследству передавшимся Саньке. - Привет, мам, - он помолчал. - Как у тебя дела? Как сходили? - Хорошо сходили, - мама как будто улыбнулась. - За двадцать шесть дней ни разу в штиль не попали, что может быть лучше? Завтра повезу девчонок в марину, погоду обещают прохладную, но мы далеко не пойдём, так, проветримся немного. Я Сашеньке куртку подобрала из Ларисиных детских. - Ты всё ещё хранишь наши вещи? - удивился Алик. - Я всегда буду хранить их. Выбросишь, когда я умру. - Мам!.. Он прикусил язык, чтобы не сказать лишнего, и мама, похоже, тоже так сделала. По крайней мере, она выдержала паузу, кашлянула и спросила: - Так почему ты не приехал с ними? Лариса утверждает, дело не в том, что ты не хочешь меня видеть. - И это правда, - Алик тоже кашлянул. - Я брал билет и на себя, но пришлось сдать. Послушаешь? Мысленно он поздравил себя и маму: они справлялись. Без дураков, они разговаривали и не пытались при этом сделать друг другу больно, и это было потрясающе. Для них обоих. Работа с психологом на самом деле помогала. Глубоко вздохнув, Алик вкратце пересказал, как Таня Робертс заказала оценку дома. Его насторожил тогда её тон. Что-то было в голосе, что заставило его напрячься; она волновалась, и ещё она предложила двойную оплату за срочность, и он согласился: надвигалось Рождество, поездка в Джексон, потом долгие каникулы - клиентов не предвиделось до середины января. Они договорились на четверг, рабочий день Лоры. Алик плохо спал; утром, готовя завтрак для Саньки, он понял, что не хочет брать её с собой. - Потому что та девушка тревожилась? - уточнила мама. - Да, - Алик помолчал. - Она боялась. Так что я завёз Саньку Лорке в лабораторию, прежде чем махнуть в Рыбное. - И оказался прав, судя по всему, - мама вдруг сделала какие-то свои выводы. - Саша, ты цел? С тобой что-то случилось? - Я цел и невредим. Он и правда не пострадал. Физически - нет. Таня не сказала, что продаёт дом, спасаясь от мужа, не предупредила, что Майк пьёт и носит оружие, умолчала, что он уже имел приводы в полицию. Алик принял его сперва за покупателя, Таня ведь сказала, что разослала объявления. - Он угрожал вам? - спросила мама, и это был самый трудный момент. - Я не помню, - тихо признался Алик. - Он достал ПП, и меня выключило. - Выключило?.. Алик закрыл глаза, радуясь накопительному эффекту кетоксила. Эванджелине он не смог ничего рассказать, попросил офицера переслать рапорт. Майк снился ему по ночам, дуло пистолета снова и снова поднималось на уровень глаз Алика, и наступала темнота, он просыпался, выплёвывал капу и часто дышал ртом, обхватив себя за плечи. - Провал в памяти, - выговорил он. - Я не помню, мама. Она помолчала. - Ты убил его? - Я его ударил. Отобрал оружие, связал, запер в чулане. Таня вызвала полицию. Когда приехала патрульная машина, Алик сидел на полу кухни, обхватив голову руками, и пытался справиться с накатившим паническим ужасом. В участке ему дали телефон Эванджелины. - Вот как, - мама вздохнула. Алик ждал продолжения: упрёка в том, что он вообще пошёл служить, обвинения в слабости, даже насмешки. Ему казалось, что он готов ко всему, и всё же это было нелегко. Хотелось начать оправдываться, объяснять, пытаться хоть как-то донести свои переживания; он стиснул зубы и дал маме время обдумать услышанное. - ПТСР, - сказала она, и Алик на мгновение оглох. - Пост-травматическое стрессовое расстройство. У твоего отца такое было. Собственно, оно и убило его, косвенно, конечно. Так ты занимаешься с психологом сейчас? - Да, - выдавил Алик. - И принимаю... таблетки. - Значит, выживешь, - подытожила мама. - Спасибо, что не стал мне врать. Что из этого знает Сашенька? - Ничего. Она думает, я задержался по работе, - Алик наконец справился с оторопью, сел, спросил поспешно: - Почему ты никогда не говорила о папе? Что с ним случилось? Он почти не помнил отца: мама не оставила фотографий, Алику мерещилось только что-то вроде блестящих металлических пуговиц, жёсткие усы, пахнущие дымом, звук шагов. Ему было два с небольшим, когда отец погиб, и теперь она говорит, что у него тоже было ПТСР?! - Я не собираюсь обсуждать это с тобой, - отрезала мама, смягчилась: - По крайней мере, не сейчас. Не требуй от меня большего. Она помолчала и неохотно закончила: - Я напишу тебе, если хочешь. Попозже, мне надо это обдумать. - Я хочу, - подтвердил Алик. Он закрыл глаза, чувствуя, как по щекам потекли слёзы, невольно шмыгнул носом. - Саша, - позвала мама. - Дать Ларису?.. - Не надо. Я перезвоню. Завтра. Я люблю тебя, мам. Это, наверное, было лишним, но Алик не удержался. Слишком много для одного дня. Слишком много эмоций, событий, потраченных сил - всего. - Приезжай на Новый год, если сможешь, - предложила мама без особой уверенности. И добавила, когда Алик уже хотел отказаться: - Я буду рада тебя увидеть. Он не мог перестать об этом думать до глубокой ночи. Чтобы занять руки и голову, он сделал уборку во всей квартире, намыл ванную и выстирал кухонные занавески, но мамины слова продолжали звучать в ушах: "Я буду рада тебя увидеть". Алик знал, что она говорила искренне. Ещё он знал, что не приедет. Не раньше, чем получит её письмо, по крайней мере. И определённо после того, как прояснит вопрос с Иржи - Крейчим? Крейчием?!.. ...да как это склоняется, чёрт возьми?!.. Вооружившись биноклем, Алик отследил возвращение Новикова домой. Тот и вправду хромал, хотя и не сильно, трость, скорее, добавляла ему солидности, потому что сам он выглядел студентом, и лишь намечающиеся морщинки под глазами выдавали его истинный возраст. На кухню вслед за Крейчим Новиков вышел уже в домашнем - в льняных брюках и футболке-поло с логотипом ЦПТ, - сел за стол и что-то говорил, пока Иржи расставлял тарелки и раскладывал ужин. Оба пили пиво; Крейчий как будто слушал с интересом, кивал, отвечал. Алик смотрел на него и видел треснувшую губу и красные, воспалённые глаза, запоминал узор из родинок, а в голове крутилось: "Буду рада тебя увидеть". После ужина Новиков мыл посуду, и уже Крейчий что-то ему рассказывал - объяснял, почему из матраса вырван клок? Предлагал вместе повесить гирлянду?.. Предлагал, как выяснилось, но о страховке речь не шла: Новиков просто светил фонариком, пока Иржи, держась одной рукой за раму, набрасывал петлю из провода на крюк. Он тоже переоделся: джинсы на нём были чёрные, узкие, с обтрёпанной дырой над коленом, а футболка - однотонная, без рисунков или надписей, и тоже обтягивающая, прилегающая как вторая кожа. Алика это возбуждало, да и Новикову, похоже, понравилось: он протянул руку, помогая Иржи спуститься, и погладил его по спине, задержался на пояснице. Крейчий покачал головой. Новиков помедлил - и кивнул, поцеловал его в лоб, легко дотронулся до кончика носа. Алик отвёл бинокль, помассировал переносицу, вздохнул. "Я буду рада тебя увидеть". "Я приеду, мам, - пообещал Алик мысленно. - Когда получу его. Мы приедем вместе". Подловить Иржи во дворе оказалось несложно, но разговора не вышло, более того, Алик проглотил заготовленную реплику, когда Крейчий сделал шаг назад. Лицо у него стало затравленное и несчастное, и Алик сдался, даже не попытавшись. - Тебе незачем меня бояться, - сказал он только. Крейчий отвёл глаза. Сегодня он снова был в белой футболке с номером 24 на груди, на его щеках и подбородке пробилась тёмная щетина, под глазами наметились круги. Алику хотелось дотронуться до него, привлечь к себе, хотелось вновь ощутить под руками податливое тело; всё, что он сделал, это поднял раскрытые ладони и повторил: - Тебе незачем меня бояться. Иржи обошёл его по дуге и скрылся в подъезде. Алик медленно выдохнул, задрал голову и ждал, пока в окне квартиры девять-шесть рука не задёрнула тюль с самолётиками - впрочем, недостаточно плотно. В бинокль Алик видел, как Крейчий запустил стационарный компьютер и подсел к столу, взъерошил себе волосы, пока загружалась система. У него было два монитора, однако включил он только один, надел наушники и щёлкнул ярлык. Вспыхнула надпись: "Конец мира Уолта", а затем экран ощетинился оружейными стволами прямо Алику в лицо, Алик шарахнулся назад и больно ударился локтем о стенной шкаф. Боль отрезвила, но всё же некоторое время он не мог заставить себя снова подойти к окну. "Это игра. Всего лишь игра". Весьма реалистичная, вынужден был он признать вскоре. Экран занимал практически всё поле зрения бинокля, и на нижней его кромке покачивался ствол пистолета - на том уровне, где он и должен находиться. Персонаж Иржи спускался по лестнице, максимально притираясь спиной к стене, вокруг моргал красноватый свет, изредка вспыхивали искры - то ли от неисправной проводки, то ли остатки фальшфейеров. Алик на ощупь нашел на столе капу и сунул в рот, чтобы не раскрошить эмаль, если - когда, - мышцы сведёт судорогой. Перед выходом на площадку Крейчий присел, боком подобрался к дверному проёму и выглянул, выждал пару секунд и лишь тогда выпрямился во весь рост, проскочил внутрь, в огромный зал с двумя рядами колонн. Алик краем глаза заметил движение на час и дёрнулся, чтобы предупредить, словно Крейчий мог его услышать, но он в любом случае опоздал: в темноте вспыхнул выстрел, и экран стёк вниз багровой кляксой, выкинув Иржи в другую локацию - на опушку леса, под прикрытие ржавого остова микроавтобуса. Только теперь Алик почувствовал, как бешено заходится сердце. Отложив бинокль, он напился воды из-под крана, потом сунул туда же голову и держал, пока не замёрзли уши и шея. Теперь он не знал, колотит его от холода или панической атаки; он вытер волосы и ушёл в спальню, лёг ничком на кровать и вцепился в подушку. Металлический запах крови не оставлял его ни на секунду, и кровью же казалась вода, стекающая по коже за ушами. Он утопал в постели как в жидкой грязи полосы препятствий и всё ждал автоматной очереди в спину, взрывной волны, обжигающего жара от горящих машин. "Я не умру, - повторял Алик мысленно и сам себе не верил. - Я живой. Я вернулся. Я не умру. Это пройдёт". Возможно, он потерял сознание на пару мгновений из-за гипервентиляции, но это же ему и помогло: частота дыхания снизилась, сердце забилось медленнее. Повернув голову набок, Алик несколько минут бездумно наблюдал за движением секундной стрелки по циферблату, затем перекатился на спину и уставился в потолок. Вот, значит, что за символику носил Крейчий. КМУ, "Конец мира Уолта". Игра-перестрелка от первого лица. Судя по всему, она много для Иржи значила, но пока что Алик не представлял, как распорядиться этой информацией. Он вернулся на кухню, когда персонажа Иржи снова убили, и на этот рай Крейчий выпустил мышь, откинулся на спинку кресла и закрыл лицо руками. Алик рассматривал пейзаж на экране. Над крышей микроавтобуса видно было полтора этажа серой коробки здания с выбитыми окнами и обвисшими проводами, за ним уходило в небо развёрнутое в три четверти колесо обозрения, похожее с этого ракурса на скелет динозавра. Ветер раскачивал кроны деревьев; Алик подумал, что там, наверное, щебечут птицы, Иржи достаточно долго неподвижен, чтобы пернатые успокоились и запели. Чего он не видел, так это противников, а между тем, кто-то ведь стрелял в том зале, и стрелял сразу на поражение. Внизу экрана, слева и справа от пистолета, располагались две панели, в верхнем правом углу - Алик навёл бинокль, - в круглом окне была карта то ли всей игровой площади, то ли конкретной точки. Позиция Иржи на ней никак не отражалась, но Алик нашёл значок, похожий на бубен, и предположил, что это колесо обозрения. Иржи в кресле наконец пошевелился, наклонился к столу и вышел в главное меню, выбрал сетевой режим и щёлкнул мышью на левой нижней панели, прежде чем прогрузилась стартовая локация. Открылось окно чата. "Привет, - набрал Крейчий. - Кто в пати на мишек?" Несколько томительных секунд он ждал (и Алик вместе с ним), затем пришёл ответ, подсвеченный красным: "Да нахрена, пошли поезд лучше почистим!" Алик перевёл взгляд и прочитал логин: "Марс". Иржи в игре звали "Томпсон". Как пистолет-пулемёт, сообразил Алик. Томпсон Т-24, вот почему на футболке этот номер. Его передёрнуло, но и только: к "толстому" Т-24 он питал исключительно тёплые чувства, считая лучшим автоматическим оружием в арсенале АНР. "Поезд висит как сволочь", - возразил Крейчий. Алик не понял, что это значит, но Марс понял, поставил унылый смайлик и ответил: "Ладно, давай на мишек. Может, поезд в час возьмём? Бэлла со смены придёт. Правда, Варька уже заснёт, наверное". "Посмотрим". Иржи привстал и взял с полки наушники, надел, поправил микрофон. На экране шевельнулось что-то тёмное, Иржи отвёл своего персонажа в сторону, и Алик смог разглядеть помещение и стоящего рядом другого игрока - громилу в разгрузочном жилете с нашивкой "Марс" на груди. Руки у него были голые, бугрящиеся ненатуральными мышцами, из-под рукава футболки выползала невнятная татуировка. Марс взял из стойки ружьё, в котором Алик с некоторым трудом узнал Ден-3-39, в просторечии "дениску", и потянулся за гранатами, развесил на поясе. Алик наклонил голову, языком поправил капу. Ему хотелось посмотреть, что будет дальше, но не вышло: в комнате зазвонил будильник, напоминая о визите к Эванджелине. Чертыхнувшись, Алик отнял бинокль от лица и вернул на полку у окна, постоял ещё пару минут, угадывая тень локтя в просвете между полосами тюля, а затем сдался и отвернулся. Эванджелина по случаю экстремальной жары надела хлопковое платье с пастельными розами по подолу, и ещё одна роза, объёмная, пышная, прикрывала шов на месте правого рукава. - Тебе очень идёт, - сказал Алик, садясь в кресло напротив, добавил: - Саньке бы понравилось. Она любит красивые платья. - Я могу познакомить тебя с моей швеёй, - Эванджелина заулыбалась. - Так значит, Саня - романтичная натура? Алик помедлил, раздумывая, покачал головой. - Да нет, она практичная, - проговорил он. - Просто она... Эванджелина терпеливо ждала, пока он соберётся с мыслями. Она смотрела Алику в лицо и чуть улыбалась, подбадривая; Алик крепко, до боли и черноты, зажмурился и сидел так несколько секунд, но слова не шли, и он закончил невпопад: - Я всегда старался её баловать. Хоть как-то скомпенсировать это дерьмо... прости. Это всё. Всю её боль. - Расскажешь?.. Алик наклонился к сумке и вытащил пачку фотографий, передал Эванджелине. Он не знал, с чего начать. По правде говоря, он даже не был уверен, что вспомнит, как всё происходило. - На самом деле при рождении её назвали Лидой, - сказал Алик. - Лидией. А я как бы даже не знал, что она родилась. Я не планировал. То есть, я хотел иметь детей, но позже. Мне ещё два года служить оставалось. Он запнулся. - Я встретил кое-кого в пехоте. Удушливая волна накатила и потащила вниз, на дно. Похолодели руки, перехватило горло; Алик обнял себя, контейнируясь, и думал о Саньке, но перед глазами стояло лицо Честера, сложенное из двух - залитого кровью в день нападения и страшной восковой маски, которую Алик увидел в госпитале. ...и ничего не сделал. Ничего. - Он выбрал окно, - вырвалось у него. - Он всегда добивался своего. - Дыши, - тихо сказала Эванджелина. - Дыши, Алик. - Это моя вина, - Алик посмотрел на неё в упор. - Я слишком долго добирался до казармы. ...жидкая грязь просачивалась через плотно сжатые губы, пузырилась под носом. Он старался не вдыхать её, но чувствовал, что долго не протянет, а вертушка всё горела, патроны взрывались и рикошетили, не давая поднять голову, и он молился неизвестно кому, мечтая только об одном: выжить!.. Что ж, он выжил. Честер - нет. - Ты помнишь, о чём мы говорили с тобой в первую встречу? - спросила Эванджелина. Алик с трудом выровнял дыхание и уставился на голубые розы на подоле - они принадлежали этому миру и этому времени, в них не было ничего от пота и крови Фоксен. - Я велела тебе повторять за мной, ты помнишь?.. - Я помню. Он медленно разжал пальцы, отпуская рубашку, размял руки, покрутил головой. Эванджелина ждала. - Обладать всей полнотой информации, - выговорил Алик неохотно. - Иметь гипотетическую возможность влиять на ситуацию. Иметь право действовать. Иметь возможность действовать. В их первую встречу Эванджелина ничего не спрашивала, но объяснила ему разницу между чувством вины и реальной ответственностью и обозначила границы, в которых они будут общаться, рассказала немного о работе психолога в целом, и Алика отпустило напряжение, с которым он к ней пришёл, он смог расслабиться к концу сеанса и сам поднял тему Фоксен. Всё началось там. А закончилось... ...не закончилось. Это всё ещё длилось в его голове. Было примерно тысяча восьмисотое июня, Фоксены заливало, и за его спиной горел вертолёт. - Я не отвечаю за то, что произошло, - процедил Алик сквозь зубы. - Я чувствую вину, но моей ответственности в этом нет. Он не верил себе. Это были только слова. ...он мог догадаться, что Честер выберет окно. - У тебя есть фотография? - Эванджелина положила руку на колено. Алик невольно задержался взглядом на её обручальном кольце, вздохнул, пожал плечами. - Есть. Честер вышел смешным и ушастым на снимке. Сепия съела цвета, и Алик зачем-то пояснил: - Он был рыжий, но без веснушек совсем. А рубашка здесь форменная, хаки. - Твоя? - Да. Эванджелина кивнула. - Узнаю погоны, - она вернула Алику телефон. - Вы служили вместе? - Он был гражданским. Фотографом. ...и говорил, что волка ноги кормят. Алик заставил себя сосредоточиться. Руки всё ещё были ледяные, и он сунул их под мышки, ссутулился. - Я чувствую себя виноватым, - повторил он. - Никто не подумал о нём. Никто не вспомнил, что его надо вывести... Он вновь запнулся - и признал наконец то, что не давало ему покоя. - Я тоже не вспомнил. Думал только о себе. Голос дрогнул. Эванджелина наклонилась к нему. - Только о себе? ...о том, что никто не удосужится вымыть его тело, прежде чем отправить домой. Это пришло ему в голову и показалось вдруг невероятно важным; Алик видел как наяву маму, прижавшуюся щекой к заскорузлой от грязи рубашке, и Лору, как в детстве оттирающую его лицо своим носовым платком, и это заставило его совершить безумный рывок под прикрытие санитарной палатки. Ткань не спасала от пуль, но он и не рассчитывал, он всего лишь хотел выиграть пару секунд, а потом... ...он подумал тогда, что стал отцом. Письмо пришло парой дней раньше, и Алик ещё не знал, как реагировать, но именно о нём вспомнил, перезаряжая "толстого". Он сделал первый выстрел не за Честера, а за Саньку. Тогда ещё - за Лиду. - Она спасла меня, - сказал Алик растерянно. - Она меня спасла. Домой он пошёл пешком через Скаутский парк - в тени деревьев было не так жарко, а он никуда не торопился; отыскав пустующую скамейку, сделанную из поваленного дерева, Алик сел, вытянул ноги и сложил руки на коленях. Сегодняшняя встреча с лихвой дала ему пищи для размышлений, обе сегодняшние встречи вообще-то. Т-24, надо же!.. Алик прикрыл глаза и восстановил в памяти план проваленной Иржи локации: коридор, направо, ещё направо, лестница. Пролёт, ещё пролёт. На минус втором этаже качаются перила, скрипят - слышно ли это в зале с колоннами?.. Дверь. Где свет? По левую руку, далеко впереди. Сорок метров? Сорок пять. Да, так. Стреляли справа, из темноты. Одна вспышка, но это не означает, что цель тоже одна. "Цель". Задохнувшись, Алик вскинулся, уставился широко раскрытыми глазами на фонарный столб напротив. Сердце бешено стучало, рот наполнился слюной. Он вспомнил вдруг, что в госпитале практически все курили, он сам тоже смолил на чёрной лестнице, держа сигарету в ладони, словно пряча от всех - даже от себя. Сигареты занимали руки и рот, позволяли не разговаривать и тянуть время, чтобы не возвращаться в палаты к лежачим. ...к Честеру. Алик с силой провёл рукой по волосам. По дорожке прошла молодая женщина с детской коляской, бордовой со смешными белыми бантиками по бокам, посмотрела на него с любопытством и улыбнулась. Алик улыбнулся в ответ и помахал рукой. - Хорошая погода, правда? - сказал он. - Замечательная, - согласилась женщина, - подольше бы так. Алик покачал головой, то ли соглашаясь, то ли просто поддерживая контакт. Когда молодая мама свернула на развилке в левую аллею, он встал и тоже пошёл прочь, торопясь выйти на солнце - теперь ему стало холодно. Слово "цель" вертелось на языке, Алик почти физически ощущал его, острое и колючее. Не имело значения, кто стоял в темноте колонного зала. Свой-чужой, только и всего, и тот, кто стрелял в Иржи - в "своего", - был чужим и подлежал уничтожению. А ведь он не знал Крейчего. Они даже не поговорили, только переспали, а он уже защищал Иржи, строил какие-то безумные планы с его участием. Вместе поехать к маме, правда, что ли?! Алик невесело рассмеялся. Он всегда торопился. Поспешил с Катриной, наобещал чёрт знает что Честеру, и вот теперь положил глаз на парня, состоящего в отношениях, но кто тебе сказал, Чесноков, что парень хочет большего, чем просто трахнуться без обязательств?.. Не узнаешь, пока не спросишь, но Иржи не выражал желания разговаривать, и Алик не собирался зажимать его в углу и допрашивать. Нужен был план Б. Идею подружиться с Новиковым Алик отбросил сразу: он никогда не умел скрывать свои чувства. Даже если накануне Иржи умолчал о произошедшем (хотя Алику было до неловкости любопытно, чем он объяснил вырванный из матраса клок), Новиков догадается обо всём, стоит им столкнуться втроём в одном помещении. Он не выглядел идиотом или чрезмерно наивным, он мог закрыть глаза на какие-то вещи, наверное, но вряд ли станет делать это постоянно. Задумавшись, Алик на автомате свернул в магазин возле дома и прошёл привычным маршрутом вдоль полок, опомнился лишь перед кассой и отступил, пропуская очередь. В корзинке лежали бутылка молока и пачка любимого Санькиного печенья, виноград, авокадо и мягкий творог - детский завтрак, только хлеба с цветной посыпкой не хватало. Вздохнув, Алик вернулся и разложил всё по местам, оставив только авокадо, и долго смотрел на пиво, но всё же решил не рисковать, ограничился минеральной водой. У самых касс в крупноячеистом манеже лежали рождественские плюшевые игрушки. Алик разворошил оленей с янтарными глазами, хмыкнул на Санту с таким красным носом, что это навевало подозрения, и задержал в руках случайно попавшую сюда зайчиху в юбке из тюля. Санька поднимала как-то вопрос о подружке для её Лео, но до сих пор не нашла подходящей. Зайчиха выглядела бойкой и смешной, и Алик - попытка не пытка, - положил её в корзину. Сейчас он был рад, что так и не сказал Саньке о своём решении не приезжать на Рождество. Эванджелина предупредила его в самом начале, что изоляция - не выход, более того, она может даже мешать терапии, но до сегодняшнего дня Алик не собирался ничего менять, и не понимал сейчас, по правде говоря, что заставило его передумать, однако, выйдя на улицу, он набрал билетную службу аэропорта, сказал: - Добрый день, до Джексонвилля один взрослый на завтрашнее утро. Только туда, спасибо. Ему предложили на выбор несколько рейсов с часовым интервалом, он попросил девятичасовой, самый ранний. Это означало, что не позже одиннадцати он будет у мамы; Алик задумался, предупреждать ли её, но решил передать через Лору. Он ждал её звонка с минуты на минуту, и ему вдруг пришло в голову, что он мог не услышать телефон, пока бродил по магазину; сунув зайчиху под мышку, Алик полез в карман, и телефон зазвонил у него в руке. Правда, это была не Лора. - Привет, Александр, - сказал незнакомый женский голос, - ты занимаешься технической оценкой недвижимости? Алика бросило в жар, на лбу выступила испарина. - Оценка, предпродажная подготовка, консультация при покупке, - подтвердил он вслух тем не менее, добавил: - До двадцать восьмого я в отпуске. - Это понятно, - женщина засмеялась, - я тоже. Я - Лена, и я хочу купить дом для мамы. Как насчёт двадцать девятого? "Тебе будет страшно, - предупреждала Эванджелина. - Это нормально. Естественный процесс". Капля пота скатилась у Алика между лопаток, он провёл рукой по лицу и кашлянул, прочищая горло. - Напиши мне, пожалуйста, - попросил он. - На доску или сообщением. Я пришлю подтверждение накануне. - Уже написала, - Лена усмехнулась. - Значит, договорились. А пока - счастливого Рождества. - И тебе. "Это нормально", - повторил себе Алик. Он отошёл к стене, когда телефон зазвонил, и теперь стоял, глядя сквозь идущих мимо людей. У него как будто заложило уши, он слышал звуки шагов, шорох шин, разговоры, но с запозданием, издалека; что-то громко хлопнуло рядом, и Алик припал на одно колено, разворачиваясь к источнику шума, вскинул руку и выронил телефон. В нескольких шагах от него навзрыд зарыдал мальчик с лопнувшим шариком, мама присела рядом с ним на корточки, утешая. - С тобой всё в порядке? - наклонился кто-то к Алику. - Да. Да, спасибо... Он подобрал телефон и медленно выпрямился, стыдясь своей паники. Во рту пересохло. Вспомнив о минеральной воде, Алик скрутил крышку с бутылки и сделал большой глоток, потом ещё один; вода стекла по подбородку на грудь, но Алику по крайней мере стало немного легче, и он вновь подумал, что Санька не должна видеть его таким, ни за что. Выжидая, пока успокоится дыхание и пульс, он набрал сообщение для Лоры: "Прилетаю завтра 10:10 рейс 1466. Предупреди маму пжлст". Теперь пути назад точно не было, Лора не позволит ему смалодушничать. На Рождество он купил ей билеты на футбол в Ярршире, на пятое и шестое января: она болела за "Акул", но пропустила в этом сезоне их игры в Кэме с "Мечтателями" и очень об этом жалела. Алик отдал ей конверт перед отъездом и запретил открывать раньше срока; судя по тому, что сестра ещё не звонила с радостными криками, она его послушалась. Телефон завибрировал, принимая сообщение. "Встречать не поеду, - Лора поставила три восклицательных знака. - Мы тут все ещё спим в такое время. Купи пирожных! И привези Саньке синее платье, пжлст, она уже передумала встречать Р. в красном". Улыбаясь, Алик свернул под арку во двор и немедленно на кого-то налетел в тени. - Чёрт! - он шарахнулся прочь. - Извини, я... Он осёкся, увидев Новикова, с трудом удержавшего равновесие. - Извини, - повторил Алик. - Прости, мне стоит смотреть, куда я иду. - Да ничего, - Новиков улыбнулся. - Это мне стоит отходить в сторону, если решу в другой раз задуматься о вечном. Я Антон, мы въехали на днях в девять-шесть. "Я знаю", - чуть не ответил Алик. Он пожал протянутую руку, удивившись её крепости: по Новикову едва ли можно было предположить хоть какую-то физическую силу. Он выглядел субтильным и хрупким, хотя и высоким, не ниже Алика; несмотря на жару и окончание рабочего дня, он не распустил галстук и не снял пиджак. - Рождество грядёт? - продолжая улыбаться, он указал на зайчиху у Алика под мышкой. - Да, - Алик неловко кивнул, вытащил и расправил игрушку. - Дочке. Ему стало интересно, как отреагирует Новиков на упоминание о ребёнке, но ничего особенного не увидел, Антон кивнул, спросил: - Маленькая? - Пять лет. - Невеста уже. Прихрамывая, он пошёл дальше. Алик подстроился под его шаг, полюбопытствовал в свою очередь: - А ты? Дети есть? - Боюсь, для нас с мужем это невозможно, - Новиков засмеялся. - Чисто технически. Теперь уже он покосился на Алика, видимо, в свою очередь ожидая реакции. Они остановились между скамейками в пятне солнечного света, Новиков чуть сощурился, оперся сильнее на трость. Алик откровенно его разглядывал несколько секунд, потом кивнул: - Да, трудновато будет, - он помолчал, испытывая страстное желание расспросить подробнее об Иржи, но ограничился бородатой шуткой: - С другой стороны, какой-то фонд обещал миллион первому родившему мужчине! - Не самый простой способ заработать, - парировал Антон и сменил тему: - Ты здесь давно живешь? Говорят, это хороший район? - Один из лучших в Кэме. - Хорошо, - Новиков огляделся, пояснил: - Работодатель выбирал, меня особо и не спрашивали. - Работодатель тебя ценит, - отозвался Алик. Ему было не по себе. Наблюдая за Новиковым в бинокль, он составил определённое впечатление о нём, но вживую Антон оказался куда симпатичнее: спокойный, дружелюбный, в меру откровенный, он, пожалуй, Алику даже понравился, они могли бы подружиться - при иных обстоятельствах, конечно. По лестнице он взбежал быстрее Новикова с его тростью, скинул ботинки и вышел на кухню, схватил бинокль. В окне напротив Крейчий отвернул голову от монитора, крикнул: - Привет! Он отдёрнул занавески, пока Алик отсутствовал, и он уже не играл: на экране, светлая на тёмной сетке, медленно вращалась 3D-модель головы с витыми рогами. Новиков остановился на пороге, что-то сказал. Иржи кивнул и выключил монитор, поднялся, подставил щёку для поцелуя. Алик почувствовал укол ревности, покачал головой и отвернулся. У него были и другие дела, в конце концов. По крайней мере, до часа ночи. А уже к половине второго Алик чувствовал себя пьяным. Когда персонажа Иржи убили в третий раз, Алик опустил бинокль и положил голову на руки, выравнивая дыхание. Перед глазами плясали цветные пятна, казалось - ещё немного, и кухня закрутится винтом, отправив его в штопор, но обошлось, отпустило, осталась только стеклянная нереальность окружающего мира. Поезд, который обследовали Крейчий сотоварищи, сошёл с рельс на пустыре, до боли напоминающем Фоксены: та же сочная зелень листьев, вода, заполняющая следы ботинок впереди идущего, острая трава с кисточками соцветий - на мгновение Алик даже почувствовал сладковатый запах, привлекающий насекомых с заходом солнца. Вагоны лежали под линией электропередачи, Крейчий и его спутники "надели" резиновые сапоги и перчатки, прежде чем войти в зону возможного поражения током, однако, наткнувшись на засаду, Иржи бросил своего персонажа ничком на землю. Разряд прошёл от локтя до локтя через сердце, Алик поморщился, когда экран залило багровым, и мысленно поблагодарил создателей игры, что хоть тут они отказались от лишнего реализма. К его сожалению, во время операции Крейчий не писал, а говорил в микрофон, хотя окошко чата висело в нижнем левом углу. Время от времени там всплывали сообщения от игрока с логином "Виски", остальные, должно быть, тоже перешли на голосовое общение. "Вот ты дурень, - написал Виски. - Тебе рыболовный комбез нужен!" "Возьми у меня". "Ладно. Кароч, их там пятеро". Крейчий догнал приятелей, когда они уже сидели под прикрытием вагона, Виски - оказалось, это девушка, - собирала взрывное устройство. "Нужно туда забросить", - сообщила она в чат, прервавшись. Её персонаж застыл в неловкой позе, не по-человечески держа руки на весу, Виски вернулась к ней и пересадила, протянула результат своих трудов мускулистому Марсу. Четвёртый участник операции, тоже девушка, медленно распрямилась, пристроила винтовку на край железного листа и нагнулась к прицелу, подняла руку, показывая на пальцах: "Три. Два. Один". Марс встал в полный рост и швырнул взрыв-пакет вперёд. Алик невольно пригнулся и открыл рот, чтобы ослабить действие ударной волны, и сам над собой невесело посмеялся: наработанные рефлексы возвращались с поистине ужасающей скоростью, словно ничего не кончилось, словно не прошло пять лет, и он всё ещё там, в зелёной траве и прелых листьях. Над вагоном выросло огненное зарево. "Пошли, пошли!" - жестом скомандовал Марс и первым перемахнул через покорёженный борт. Первым его персонаж и погиб: пуля разворотила ему шею. Долю секунды тело стояло, пошатываясь и разбрызгивая кровь, затем рухнуло. Крейчий рванулся к нему, и Алик скрипнул зубами. "Куда, дурак", - подумал он бессильно. Марсу конец, ему лучшие врачи не помогут, а рядом с ним опасно, место уже выцелено, набито снайпером, одно неверное движение - и спасателю тоже крышка. Так и получилось, разумеется. В комнате-арсенале Марс, видимо, сказал Иржи то же самое, потому что Крейчий выставил в его сторону средний палец. Ещё через секунду к ним присоединилась Виски, просто выпала из стены, отряхнулась, стащила с себя бронежилет и швырнула на пол, застыла с поднятыми локтями. "Жесть, - объявила она в чате. - Что вообще происходит? Там кто, тысячные, что ли? Тогда я сразу пас!" "У Бэлль ещё две гранаты, погоди". "Не могу, откуда? Я пустая, всё там осталось". Из стены вышла Бэлль, покачала головой. Несколько секунд все четверо персонажей бессмысленно топтались на месте (Алик зевнул и потянулся, разминая затёкшие плечи), затем игроки, видимо, пришли к консенсусу и зашевелились. Марс сменил "дениску" на "катлина", вызвав у Алика нервный смешок, и надел защитный воротник и толстые перчатки. С неподъёмным авиационным "катлином" он управлялся играючи. Алик мысленно сделал себе две пометки: во-первых, нарисованные мускулы имеют значение, а во-вторых, при гибели персонажа его вещмешок опустошают. Что ж, в логике этой игре трудно было отказать. Пока группа пробиралась по пустырю, Алик отвлёкся от экрана и посмотрел на Иржи. Крейчий сидел, наклонившись вперёд и скрестив ноги под стулом, дышал ртом и часто облизывал губы. Алик прикрыл глаза, представляя, как прижимается к затылку, вдыхая дневные запахи, как спускается губами по шее до растянутого воротника футболки. Сердце забилось чаще; Алик тряхнул головой и вернулся к наблюдению - и упёрся взглядом в багровый экран. - Да что за хрень!.. - выдохнул он бессильно. Его потащило в панику. Отложив бинокль, Алик опустил голову на локоть, а свободной рукой накрыл затылок, обнял, прижал - не сильно, но достаточно, чтобы чувствовать давление. "Я здесь. Я живой". Он ощутил внезапно нечто сродни нетерпению. Паника никуда не делась, однако наравне с ней из глубины сознания поднималось раздражение неудачами Иржи. Алик сосредоточился на этом: злость была куда лучше страха, да и контролю поддавалась легче, - и через некоторое время смог выпрямиться и вздохнуть свободно. Смотреть дальше, правда, он не стал, поднялся и ушёл спать, выставив будильник на шесть утра. Предстояло вычистить квартиру, собрать вещи (не забыть платье!) и предупредить домовой комитет, что в квартире никого не будет до двадцать восьмого; вытянувшись на кровати, Алик задумчиво покрутил в руках капу, но всё же сунул в рот, не желая рисковать, и закрыл глаза. Из темноты всплыл болотистый пустырь, опрокинулся, превращаясь в карту местности. Первый вагон лежал перпендикулярно рельсам, других Алик не видел, но предположил, что они остались вдоль путей -более или менее; задрёмывая, он подумал, что засаду нужно бы взять в клещи, и четверым бойцам это под силу. Крейчий с командой этого не делали, выходит, Алик не знал о ситуации чего-то очень важного. Он ожидал, что увидит во сне Фоксены, а потому не сразу понял, открыв глаза по сигналу будильника, что уже утро. Прихлопнув телефон ладонью, Алик некоторое время бездумно наблюдал за пляской теней на стене - ветер раскачивал деревья на улице и шевелил занавески, задувая в приоткрытое окно, - затем медленно сел и вытащил капу. Ему ничего не снилось или он не запомнил - невелика разница. Смысл в том, что он не кричал, а простыня под ним впервые за последнее время не намокла от пота. Несмотря на вчерашнюю панику. Несмотря на то, что пустырь рисовали на основе Фоксен, теперь Алик был в этом уверен. Он позвонил Эванджелине и пересказал всё, начиная с приступа в парке, в подробности не вдавался, но и ничего не пропустил, упомянул даже встречу с Новиковым. Эванджелину больше всего заинтересовал назначенный на двадцать девятое осмотр дома. - И она тебе написала? - Да, заполнила заявку, - Алик прижал телефон плечом, протирая холодильник, бросил в мусорное ведро початый пакет салата, а огурец оставил на столе, чтобы доесть после разговора. - И я посмотрел общую информацию по дому, так себе место, если по-честному, но я своё мнение навязывать не стану, конечно. - "Так себе"? Почему? Алик задумался, пытаясь сформулировать покороче. - Коммуникации, - сказал он наконец. - Любое повреждение коммуникаций первым делом захватит квадрат из четырёх домов, включая тот, что она выбрала. К тому же, он стоит ниже большинства других по улице и недалеко от нерегулируемого перекрёстка. - Тактически невыгодно, - согласилась Эванджелина. Алик слышал, что она улыбается, но только хмыкнул в ответ: - Говорю же, я не стану навязывать своё мнение. Прощаясь, Эванджелина напомнила ему о кетоксиле. Алик покачал флакон на ладони, разглядывая голубые таблетки внутри и гадая, насколько обязан им внезапным улучшением; это, впрочем, мало что меняло, он запил утреннюю дозу стаканом воды, сполоснул стакан и доел огурец, поставил пакет с мусором у дверей, чтобы не забыть. И не удержался, навёл бинокль на квартиру Иржи. В комнате с компьютером предсказуемо никого не было, но Крейчий, уходя, раздвинул шторы, и Алик воспользовался моментом, чтобы рассмотреть обстановку. Планировка девять-шесть совпадала с планировкой его собственной квартиры, и Крейчий выбрал ту же комнату, что Лора в своё время; за дверью он уже повесил полку со штангой для одежды, в углу по диагонали от компьютерного стола собрал стеллаж. Пробковую доску на стене сплошь покрывали фотографии и заметки, но под таким углом Алик не смог ничего разглядеть. На телефон пришло сообщение от службы такси, что машина ожидает во дворе. Досадливо поморщившись, Алик опустил бинокль, но всё же успел заметить, что в окне кухни девять-шесть появился Новиков. "У тебя график, да?.." Таксист не донимал его разговорами, только спросил, не мешает ли музыка. Алик покачал головой и откинулся на спинку сидения, рассеянно глядя перед собой. Мыслями он снова и снова возвращался к игре. Он мог это выдержать - с кетоксилом, контейнированием и дыхательными практиками, более того, он был уверен, что справится с любой игровой задачей, нужно лишь немного практики. Беспокоило другое: стоит ли оно того? Что ему это даст?.. Алик пообещал себе не торопиться, всё обдумать и посоветоваться с Лорой и, возможно, с Эванджелиной тоже. И закрыл глаза на то, что в глубине души он уже принял решение. Дверь открыла Санька и с визгом бросилась ему на шею. - Ты приехал, ты приехал! Алик подхватил её на руки и чмокнул в лоб. - Привет, пирожок! Второй поцелуй достался заспанной Лоре, она широко и демонстративно зевнула, забирая из рук Алика пакет с платьем. - Ты монстр, - сообщила она. - Во сколько встал? В пять? - В шесть, - Алик скинул кроссовки, огляделся. - А мама?.. - Сейчас спустится. - А знаешь, кого мы вчера видели? - радостно спросила Санька. - Доктора Серёжу, вот! Он был с двумя красивыми тётями и дядей, они тоже докторы! - Доктора, - поправила Лора. - В марине встретились. Сергей с коллегами тоже в регате участвуют. - Если он вполовину такой же хороший моряк, как врач, у мамы серьёзная конкуренция, - пошутил Алик. Доктором Серёжей Санька звала детского кардиохирурга Ионова, который ставил ей протез митрального клапана и вёл после операции, его единственного из всех врачей она любила и с готовностью выполняла любые его указания, даже смирилась с пожизненной диетой. Алик сперва отнёсся к нему с подозрением из-за сравнительно небольшого стажа, однако поверил отзывам и не пожалел: в прошлом году на регулярном осмотре Саньку признали практически здоровой. Судорожно вздохнув, Алик прижал дочку к себе и потёрся подбородком о её плечо. - Показали нам свою яхту, - Лора посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась: - Саня! Ты чего молчишь, что я на рождественскую пальму похожа?! - Но ты красивая пальма! - возразила Санька. - Мне нравится! - А мне - нет! - Лора схватила расчёску. - Алик, сделаешь завтрак? - Я сделаю, - сказала мама за его спиной. - Здравствуй, Саша. Алик обернулся. Мама, в отличие от Лоры, выглядела вполне проснувшейся. Отдавая дань Сочельнику, она надела красное фланелевое платье с белыми звёздами по подолу и манжетам и заплела волосы в косу; по её взгляду невозможно было понять, рада ли она видеть сына. Алик спустил Саньку на пол, подошёл и осторожно коснулся губами маминой щеки. - Молодец, что приехал, - мама похлопала его по руке. - Что тебе приготовить? Овсянку, как обычно? - С мёдом, - Алик улыбнулся. - Спасибо. Лора подмигнула и жестом показала: "Так держать!" За завтраком говорили о Рождественской регате. Мама участвовала в ней каждый год и неизменно приходила в первой двадцатке; нынешней осенью она поменяла яхту и рассчитывала подняться выше. - А я хочу, чтобы Доктор Серёжа выиграл! - заявила Санька, болтая ногами. Алик подлил ей молока и полюбопытствовал: - Он тебе что-то пообещал, чтобы ты за него болела? - Яхта у них крошечная, кстати, - вмешалась Лора. - Меньше маминой в два раза, я бы в жизни не рискнула на такой в открытое море выходить! - Это "Путь в тысячу ли"? - уточнила мама. - Хорошая лодка с хорошей верфи, не чета "Декстре". С такой можно и вдвоём управиться, хотя вчетвером легче, конечно. Алик взглянул исподлобья, пытаясь понять, не намёк ли это на то, что они с Лорой никогда не вызывались участвовать в регатах, но мама как будто действительно говорила об Ионове и его коллегах.