Благословение

— Сашка! Саш, благослови меня, Сашунь! Kaзьмин медленно выдохнул, закрывая глаза. Приятное, очень комфортное уединение было нарушено крайне надоедливым юным дарованием. Еще раз, зачем он разрешил ему приходить, когда вздумается? Саша вспомнил момент, когда давал в неугомонные, цепкие пальцы ключи от собственной входной двери… а, точно. Пресловутая любовь, не к человеку даже, скорее к тому, какой энергией он пропитывает все вокруг. А можно ли влюбиться в энергетические потоки? — Что с тобой сделать, чудовище? — он постарался спросить заинтересованно, и не был бы солистом лучших мюзиклов столицы, если бы у него не получилось. — Благослови! — Ярик влетел в комнату, с разбегу рушась на кресло. — Я сегодня, ну, точнее, сейчас, на кастинг иду! — О… — благосклонный кивок и вздернутая бровь. — А я, значит, твой флакончик с зельем удачи? — Да! — какой же громкий, ужасно… Саша зажмурился, надеясь прогнать отвратительный звон в ушах. Жаль, у людей нет кнопки громкости — выкрутил бы в ноль. — Ты же весь такой успешный, профессионал… думал, не откажешься поделиться. — Это хоть раз работало? — с дивана на Сашу смотрел новый сценарий… манил своими длинными строчками, ажурными буквами, перекрестными рифмами… Но погружению с головой в роль нагло мешал Ярик. — Работало, Сашк, не поверишь! Хоть на том, первом, когда ты мне воротник поправил. — Ты не прошел. — И что! Удача-то выбирает, когда ей… ну… выливаться, вот! Я накопил! — Ладно, иди сюда. Куда хоть пробуешься, не скажешь? — Не-а. Ишь хитрый какой, все ему расскажи. Саша приподнялся с дивана, хватая Яра за запястье и притягивая к себе. Очень хотелось заткнуть ему рот, не ладонью, так хоть поцелуем, но… Несовершеннолетний и наивный, повторяй это про себя, Саш, как мантру. Пришлось осторожно коснуться губами лба, ероша черные волосы и тут же приглаживая в некое подобие укладки. Надо же приводить своего почти ученика в божеский вид, а то ведь даже не пригласят… — Удачи тебе, чудовище. — Вот уж благословение по-кaзьмински… — Не жалуйся, — Саша, наконец, разогнул уже заболевшую от неудобной позы спину и снова откинулся на диван. — Спой хоть, что ты там приготовил. Послушаю. — Правда? — глаза Ярика заискрились счастьем. — Я даже попросить боялся… — Да что уж теперь, — Сашка с жалостью поглядел на забытый сценарий, как смотрят на уходящую с перрона последнюю электричку или на исчезающий в чужом желудке последний пирожок. — Пой. Я не занят, послушаю, помогу. — Да, сейчас, сейчас, — засуетился младший, вытаскивая из кармана клубок проводов, наушников и фантиков. Где-то в центре слабо угадывался телефон. Наконец зазвучали первые аккорды минуса, и Яр, закрыв глаза, вступил. Саша с трудом сглотнул. Сила и диапазон Яркиного голоса впечатляли даже его, побывавшего на сотнях кастингов и слышавшего, кажется, уже абсолютно все вариации голосов. Но звуки, что издавало это тщедушное создание, не шли ни в какое сравнение с ними. Красивый, глубокий голос, он словно проникал под кожу и перемалывал все внутри, снова и снова, каждой строчкой задевая хрупкие струны души… Да не срывай же ты ноты, голос! Дослушать после такого, пусть и неповторившегося, удалось с трудом. — Яр, предпоследнюю строчку еще раз пропой, — Саша прикрыл глаза, вживаясь в роль строгого преподавателя по вокалу. Не сказать, что она ему не нравилась. — Нет-нет, а капелла, пожалуйста. — Зачем? — Ярик оторвался от плеера с минусовкой и удивленно нахмурился. Ни дать ни взять — ошалевшая сова. Воробьиный сыч. — Чтобы ты слышал сам себя. И не отвлекался на музыку. — Но я же… — Ярик, — вся сущность Саши бунтовала против такого неподчинения его авторитету. В голосе сверкнули сталью ноты нетерпения. — Ты идешь за музыкой, и в этом твоя проблема. Ты на нее ложишься, как на надувной матрас, и она с такой же легкостью, поднимаясь на волне, тебя сбрасывает. Ты срываешь ноту, когда надо петь ровно, потому что музыка в этот момент идет выше. Понимаешь? — Не-а, — честный взгляд глаза в глаза. Даже ругать не хочется, но надо. Видит бог, критика лишь с благими намерениями! — Пой уже. Весь второй куплет, без музыки. Ты поймешь. Ярик нахохлился обиженным воробьем, но тут же выпрямился и начал с первой строки куплета. Допел, неуверенно без поддержки музыки, до проблемного места и… плавно прошел его, будто и не заметил, что поет не так, как в прошлый раз, что попадает и в ноты, и в темп, лишь потому что не гонится за улетающей ввысь мелодией. — Уловил разницу? — Саша очень надеялся, что его экстаз от верно исполненного произведения передастся «ученику». — …да! — воскликнул Яр спустя полминутки, видимо, воспроизводя в голове свое же выступление. — Да, Сашк, точно! Я там наверх сильно ухожу, да? — Именно. Пой высоко, но не слишком, выровняй и держи, а потом уже спустишься. Это тоже попробуй понять, не ухай вниз, как лыжник с горы. Медленно, чинно и благородно, ты снизошел показать жюри свои низы, а не радостно вывалил их на блюдечке. Ярик откровенно заржал. Потом упал в кресло и снова покатился со смеху, вжимаясь костлявой спиной в обивку. Саша смотрел на него — светящиеся счастьем глаза, улыбка, не сходящая с и без того тонких губ, мимика лучистая, буквально — морщинки-лучики в уголках глаз не от старости, а от радости — что может быть прекраснее? Кстати, о морщинках, надо крем купить, а то уже гримеры по голове настучали. Он подождал, пока Ярик отсмеется и дал последний совет. — Слушай себя, Ясь. Ты погружаешься в арию, проживаешь, я же вижу, но… попробуй еще слушать, как поешь, хорошо? — Ладно, — покладистый, размашистый кивок. Ученик благодарен своему учителю, за что получает снисходительный поцелуй. Губы снова касаются холодного лба. — А это еще немного удачи, а то ты потратил. — Куда? — А чтобы мне сейчас понравилось! — Саш! — и снова смех. Переливы колокольчика и звон соловьиной трели сквозь удаляющийся топот ног по коридору. Почему-то Саша знал, что сейчас у Ярика все получится.

***

— Сашк, благослови, а? — М-м? — просыпаться из полудремы неприятно, будто пытаешься отодрать свежую жвачку от рубашки, а она склизкими нитями приклеилась намертво. — Че ты хочешь? — У меня важный спект завтра… — заискивающий, робкий голос с другого конца комнаты. Уже почти рассвет, ну что ты никак не успокоишься? — Пожалуйста, мне совсем немного удачи нужно, Саш. — Заве-ел шарманку, — протянул Саша, продирая глаза и буравя взглядом расплывающийся потолок. — Завтра какое? — То самое! Саш, премьера у меня завтра, тринадцатого, ну, точнее, уже сегодня… — Угомонись, — это слово очень долго вертелось на кончике языка и, наконец, с него слетело. — Все ты отпоешь. Только смотри, чтоб потом нам не пришлось отпевать тебя. В прямейшем из смыслов. — Ну вот мне и нужно… один поцелуй, ну Сашка, не жадничай! — Ладно! — поток заунывного нытья начал раздражать, и лишь для его пресечения Саша встал, прошел до разложенного дивана и чмокнул со всей силы Яра в лоб. Удивительно, но в темноте попал с первой попытки (кажется, это Ярика и расстроило — он едва слышно выдохнул и зашебуршился под одеялом, отворачиваясь.) — Все, теперь ты благословлен зарядом четырехлистного клевера, усами лепрекона и огнем дракона. Спи, пожалуйста. — Спасибо, — прохрипел диван и снова зашумел набросанными подушками и одеялами. — Кстати, если не будешь спать — не будет голоса… — затянул любимую страшилку Саша, хитро улыбаясь стене. — А мы опять легли не вчера, а сегодня… — Да сплю я, Саш! — тон обиженный, но все же немного испуганный. Саша вздохнул — такое дите приютил, ужас, ему бы в театральной студии затаиться, а не на большую сцену со злющими примами-акулами. Сожрут заживо, бедного… — Просто, ну, нервничаю я. Премьера все-таки… — Поверь мне, — о, а вот и философия на ночь глядя проснулась. — С такими данными у тебя еще столько этих премьер будет… Совсем счет потеряешь, да даже замечать скоро перестанешь. Ну, спект и спект, а первый там выход или сто первый — только букеты от фанатов напомнят. — У тебя так? — шепотом выдохнул Яр, превращая поучительную лекцию во что-то личное и тайное. — Почти, — Саша хмыкнул, чувствуя, как потяжелели веки. — Иногда все же стоит оглядываться, останавливаться и рефлексировать все, что недорефлексировал. Типа, учись замечать время, Ярик. А то оно обидится и побежит так, что ты в нем потеряешься, упадешь и задохнешься. — Какое оптимистичное будущее, — хмыкнуло одеяло. А может, это был Ярик, Саша не понял. — Какое есть. Спи. И переосмысляй. — Спасибо, Сашк. Я учту, правда. И вообще, за все тебе спасибо… — Да спи уже!

***

Сообщения, что приходят от Ярика, сами по себе какие-то не такие. Если не голосовые, конечно — эти черточки, нервно скачущие перед глазами часов в пять утра, Саша ему будет припоминать всю жизнь. Но у Яра скачут не только отмеряющие громкость зарубки, но и строчки, простые буквы, пускаются в пляс и переплетаются между собой. А может, это Саша немного пьян удачным выходом, энергетикой зрителей и «химией» с партнерами, кто ж поймет… Да, а в суть пляшущего сообщения он так и не вник. Увидел, посмеялся да отложил, хорош друг. > я тут записал один дуэт красивый, не хочешь вечером спеть? Как интересно, однако… буквы пляшут. > Я вечером в «Первом свидании», Яр. Дома буду жесть как поздно. > я подожду Ничего, кроме как согласиться, Саше не оставалось. И пусть в голове крутилась навязчивая мысль об усталости и желании только поесть и поспать, он решил снизойти до Ярика с его придумками. Все же чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось, а после его спектаклей оно вполне способно. Саше бы радоваться, что не приходится вытаскивать Ярика из депрессии, баров или питерских каналов, но черт, ему тоже нужен отдых! > а еще я купил нам шампанского > Зачем?! — отбил Саша и задумался. Действительно, а зачем? Как это поможет принять участь добровольного мученика? А потом дошло, кажется, до той части мозга, которая не была тронута усталостью — мелочь ему приятно делает. Угодить пытается, задобрить. Разоряется на шампанское, наверняка недешевое, что ему там умудренные жизнью друзья насоветовали… Саше лестно внимание, правда. > отметить кое-что > а еще просто так порадовать тебя Kaзьмин тихо хмыкнул и убрал телефон. До выхода оставалось не так и долго, особенно если учитывать время дороги, но… все же он мог позволить себе немного помечтать. И расслабиться перед «марафоном». Дома и правда ждало шампанское (в холодильнике, молодец, пацан, не заруинил) и счастливый, какой-то аж светящийся Ярик. — Ты чего? — тут же, с порога, поинтересовался Саша. Не успев даже раздеться. Такое чудо(вище) в его квартире настораживало. — Я так рад сейчас, Сашка… — у Ярика странная манера — объявлять о чем-то для него значимом шепотом, вполголоса, будто бы никто кроме Саши слышать не должен. Но это же и легчайшая подсказка: если Яр начал шептать, значит у него случилось нечто экстраординарное. Kaзьмин выжидающе затих. — Помнишь, я все по кастингам бегал? Тебя вечерами мучал, чтоб ты меня послушал? — Такое забудешь… — проворчал Саша, не удержавшись. Получил грозный взгляд голубых глаз и скорчил виноватую гримасу, извиняясь. — Так вот… — драматическая пауза. — Я прошел, Саш! Прошел! Аж в целых два проекта, а третий просто немного дольше идет, и там еще не ясно, но мне и этого за глаза! Сашка, спасибо! Он повис на шее у вымотанного друга. Тот охнул, согнулся, но не отпустил грозившее упасть на пол счастливое создание. Да, первые пройденные кастинги, первые полученные роли… Яр обязан ценить такие моменты. Они всегда неожиданны и безумно приятны, обычные в своей сути, они ослепляют и оглушают тебя в первый миг. Саша и сам проникся этими чистыми, незамутненными восторгами. — Поздравляю от всей души, Ярик. И не меня благодари, вот я ни разу тут ни при чем. — Перестань! Это вообще все ты! — Я им, что ли, пел? Яр, учись признавать свои заслуги, это полезно. И давай отпразднуем, все же есть повод! А потом споем. — Ты серьезно согласен?! — Яр оторвался от пробки, что безуспешно пытался вытащить уже пару минут. — Я когда-то отказывался от твоих безумств? — легкая улыбка, прикрытые глаза — и вот Ярик уже тает, растекаясь по столешнице. Саше не трудно, а мальчику хоть какой-то бонус. — Считай, что это мой подарок. — Тогда за тебя! — выкрикнул Яр уже позже, когда шампанское сверкало в бокалах, а веселье — в глазах. — За тебя! — исправил Саша, кажется, уже успевший пригубить прямо из бутылки. На душе было легко и искристо, так, что хотелось вершить безумства с по-настоящему дорогими сердцу людьми. А ужасную, крамольную мысль он додумает позже. Искренне гордясь собой за возможность вот так отсекать ненужные чувства (спасибо театралке, все же незаменимая вещь!), он поднял бокал. Ярик нахмурился, отводя свой подальше. — Давай-давай, я не настолько нарцисс, чтобы пить только за себя по причине твоего триумфа! Ярик… — Но это наш триумф! — обиженный ребенок со взрослым напитком в изящном бокале. Неуместно, но эстетично. — Тогда… за нас? — За нас, Саш! Чокнулись. Выпили. Выпили снова, задумавшись каждый о своем, до дна осушая первые найденные в кухонных шкафчиках бокалы. Саша не сдержался и достал-таки глупую, дурную мысль сейчас: а что будет, если Ярик станет профессиональнее? Если займется голосом, перестанет перебарщивать и срывать, начнет грамотно управлять тембром и диапазоном… каким он станет? Просто классным певцом? Или великим? Сейчас уже у него три кастинга из четырех, пусть не всегда — в первые составы, а что будет дальше? И как это отразится на его, Сашиной, карьере? Все же годы идут, он не молодеет, поет все лучше и лучше, да, но режиссеры ищут молодых, а таланты, юные и пробивные, оригинальные и перспективные идут к ним настойчивым потоком… Впервые, за бокалом шампанского, выпивая за триумф лучшего немного-пере-друга, он задумался о будущем в таком ключе. Ключ не понравился, но он был лекарством — горькой и противной пилюлей, что поможет, отрезвляя разум. Саша вздохнул, доливая себе еще немного игристого. Яр копался в минусовках, ворча под нос ругательства. Видимо, потерял дорожку, под которую должны были петь. — Да забей, Яр, — собственный голос вдруг показался тягучим, словно патока, вязким и густым. — Потом споем. — Но я хотел сегодня! — ах да, у мелочи моторчик вида «я добился того, чего хотел и безумно счастлив» все еще активен. — Там посмотришь, какие переходы, они ж прям для тебя писались, Саш… — Если я сорву связки — режиссер сорвет с меня кожу, — меланхолично протянул тот, уповая на богатое воображение Ярика, и не прогадал — тот замолк, сперва побледнел, а потом зарделся, сверкая пунцовыми щеками и шеей. — Что ты там навыдумывал? — Да так… тебе не понравится... — Мне уже не нравится, но колись, мелкий. — Да просто пошлая шутка вспомнилась… типа, если без одежды — то голый, а если без кожи… — Умоляю, заткнись, Бaяpyнас! — Ну прости! Я предупреждал, — и тут же, не прерываясь, кажется, перебивая самого себя: — Нашел! — Яр… — в горле нехорошо запершило. Чертова аллергия, вероятно, от убийственного графика решила прийти пораньше. — Вообще не могу, прости. Могу тебя послушать. Как раньше. И все вернулось на круги своя. Были полумрак, музыка и волшебный голос. Иногда не попадающий в ноты, но это алкоголь, кто вообще споет чисто «под градусом»? Все мысли улетучились, и о карьере, и о том, что Ярик может всего себя растратить сейчас и его взлет точно закончится стремительным падением… Саша порой чувствовал себя отцом этого чуда с сильным именем «Ярослав». Тем самым плечом, на которое можно опереться в трудный момент, в которое можно поплакать, а порою — больно ударить. Но сейчас и это ушло — хороший отец не позволил бы сыну петь после бокала горячительного. Саша слушал. Саша растворялся в голосе. И, совсем немного, в любви.

***

— Саш, поможешь? Совместная репетиция явно была лишней. Все артисты назубок знали свои роли, не первый раз играют. Но и от нее был небольшой прок — Саша вынужденно сорвался в Питер минимум на два дня, чтобы попасть еще и на завтрашнюю. А когда все разбрелись — подошел Яр. — Ну что такое? Ярик, мы это пели сто раз! — Я не понимаю, как ты эту арию вытягиваешь. Смотри, тут сначала наверх, а потом… — А потом, Ярослав, не кидаться в истерику и петь спокойно. С чувством, но спокойно! — Саша давно хотел это высказать, очень уж наболело, но все то грубо слишком казалось, то нетактично… а раз уж сам попросил помощи — так и плоды рви же. Критика тоже помощь. — Да, артист должен проживать свою роль, но не так! Ты же едва не сгораешь, Ярик. — Я пытаюсь прожить! — парировал уже не начинающий мальчик-актеришка, но еще и не профессионал. — Пытаюсь спеть так, как спел бы сам персонаж… — Ну, у тебя получается. Промахиваясь мимо нот и хрипя на верхах, именно так обычные люди и поют. Но ты ведь не обычный человек! — Я даже не знаю, обижаться мне или благодарить за комплимент, — проворчал Яр, пристыженно глядя в пол. — Принять к сведению и попытаться сделать лучше. Саша, кажется, успел разозлиться непонятно на что. Ну спел Ярик не так, но когда он вообще пел «так»? Ну спросил совета, все же как раньше… — Давай вместе. Сначала меня послушаешь, потом сам попробуешь. — А может, завтра? — Ярик осторожно коснулся горла и пару раз кашлянул. — Я, кажется, перетрудил связки… — Да все у тебя там нормально! Не будь капризным ребенком, Ярик, а встал и сделал. И Саша, больше не смотря на него, подошел к телефону, включил минусовку и приготовился петь. Подумал пару аккордов, выключил музыку и вступил ровно в момент предполагаемого, непрозвучавшего начала. Вывел переход, словно рисуя звуком витиеватую картину, делая росчерки то низкие, крупные, то маленькие, аккуратные, самым кончиком кисти. Подошел к кульминации и прописал главный элемент композиции широкой, непрерывной линией, украшая слова переливами голоса. Аккуратно свел звук к минимуму и завершил арию, поставив точку. Не кляксу, как любил делать Яр, от всей души выплескивая краску на холст, заставляя ее застыть там неряшливыми брызгами. Сашкина точка была органичной, правильной, при этом выразительной. Он дождался, пока Яр отомрет и перестанет сверлить его восхищенным взглядом, и сделал приглашающий жест ладонью — мол, попробуй сам. Они поменялись местами, но прежде Ярик робко улыбнулся и перехватил руку Саши. — Поцелуй на удачу? — Сейчас-то она тебе зачем? — Чтобы тебе понравилось? — заискивающая, робкая улыбка, совсем как тогда, в первые месяцы их знакомства. Больше не вязавшаяся с образом дерзкого Яра, что всегда добивается своего. Сегодняшний он не может быть робким, ему не положено, не по возрасту. Но он такой, и Сашка не уставал поражаться крайностям его натуры. И сдался, клятвенно обещая себе, что в последний раз. Губы мягко коснулись лба, а Яр благоговейно прикрыл веки, пряча небесную синеву. — Теперь точно должно понравиться, — Саша тихо хмыкнул и отошел вглубь сцены, едва не за кулисы. — Все, меня здесь нет. И музыки тоже нет. Пой. — Опять без музыки? — тут же заныл Ярик, но был прерван взглядом из-под сурово нахмуренных бровей. — Sing for me, — полушепот прокрался за кулисами, толкнулся в занавес и легким туманом повис над сценой. Даже в некомфортных условиях его голос звучал превосходно. Конечно, если петь осторожно и не лезть на верха, чтобы поберечь себя и не упасть с них в фатальные низы. Начало арии размеренное, ровное, и Саша нервно закусил щеку, еще не до конца осознавая, почему. А поняв, пожалел, что не может сам себе врезать. Но вот Яр перешел к более сложным моментам, к тем самым акцентам-мазкам, и от сердца отлегло. Внутренний Сальери саркастично хлопнул в ладоши пару раз и ушел в тень, когда Ярик на сцене сорвал ноту. Вторую. Третью. Не вытянул нужный промежуток и некрасиво оборвал звук. — Еще раз, — скомандовал Саша из-за кулис. — Держи свои верха, не катись в истерику. Ты раньше за музыкой шел, она тебя сдерживала, а сейчас совсем убиваешься. Аккуратнее. — Саш… — Ты просил помочь — я помогаю. Пой. Яр начал сначала. Уже даже на первых нотах споткнулся, откашлялся и снова упрямо начал петь. Голос запрыгал неприрученным мустангом, и Kaзьмин, слыша это издевательство, брезгливо поморщился. Да, он это и начал, но сейчас… осознал ошибку? — Саш, я больше не могу, — пожаловался Ярик, глядя побитым щенком. Ребенком, что провинился и теперь ищет поддержку у заботливого, любящего отца. — Ладно уж, — Саша снизошел до улыбки и теплых объятий, вполне подходящих в качестве утешительного приза. — Даже «на хорошем» закончить не попрошу, реально все сорвал там, как выступать планируешь? Пошли домой, горе. — Саш… ты злишься? — Ну на что, глупый? Налажал? Так все лажают, у меня тоже бывает… помнишь того «петуха» на стриме? — Я помню своего «петуха» на Меладзе и это нихрена не успокаивает. — Выдохни и расслабься. Сейчас отпоим тебя, спать уложим… — И сожрем, как Баба Яга… — А ну тихо. Никто никого жрать не будет. Поверь мне, Ясь, все, что я хочу — это помочь тебе. Все-таки не чужой человек. — Правда? — Яр впервые за время, что прошло с той пытки на сцене, взглянул ему в глаза. Все еще виновато-скорбно, но с легкой надеждой на самом дне зрачков. Трогательное, хрупкое доверие. Как же легко его подорвать. — Правда.

***

— Саш… Саш, проснись? — А? — Kaзьмин вынырнул из сна и осоловело огляделся. За окном апельсиновым джемом растекался рассвет, пробираясь даже сквозь плотно задернутые шторы. Он запоздало вспомнил — выходной. Первый за месяц. Секунда свободы, но какая желанная… — Бaяpyнас, ты… цензурных слов на тебя нет! В выходной да в такую рань! — Саш, ключи мне свои дай, пожалуйста. — Зачем? — Я свои не помню, где оставил. — И вот надо тебе куда-то переться именно сейчас? — проворчал Саша, переворачиваясь на другой бок и надеясь, что надоедливый Ярик ему снится. — Мне к фониатру надо, Саш. Я записался, давно уже хотел, и вот… решился, короче. Посмотрит мой рабочий инструмент. Саша некрасиво фыркнул в подушку, кажется, окончательно просыпаясь. Ладно, если Ярик будет каждое утро начинать с пошлой оговорки — он готов простить ему многое. Яр в ответ закатил глаза и пошел рыться по чужим карманам, рассудив, что молчание — знак согласия. — Яри-ик, — донеслось из комнаты столь разморенным, ленивым тоном, что Яр чертыхнулся. Искушает, личный, блин, Демон Музыки. — А у меня выходной… — Так и у меня, Саш. Поэтому нельзя время терять! — Ну неужели ты упустишь такой момент и уйдешь к какому-то доктору от меня? — Ты сам говорил, что у меня хрипы. И что провериться надо, да и вообще… — Яр изо всех сил сопротивлялся. Нелюбовь к врачам и притягательность Саши, что будет весь день дома, играли явно не в пользу посещения фониатра. Черт, да как тут вообще можно бороться, когда прыгнувшее в комнату солнце золотит прядки Сашиных волос, а потом играет в зеленых радужках, пуская искры колдовского пламени? — Я тебя потом к своему запишу. Мировой мужик, профи, каких мало, — почти прошептал Саша, поднимаясь и обнимая страдальца со спины. — Ну побудь со мной, м-м? Может, я планов на этот день понастроил, а ты к каким-то врачам от меня убегаешь! — Рабочий инструмент, Саш. Проверить надо, я этим нам на жизнь зарабатываю… — последний аргумент. Яр знал, что он не сработает, что нигде уж невозможно будет скрыться от теплых рук и уютных объятий, от игры в приставку и от неожиданно холодной газировки. Саша улыбался, смеялся так, как с самого начала их дружбы не делал — светло, лучезарно, будто сверкавший тысячей граней хрусталь его улыбки еще не разбила суровая правда жизни. Ярик буквально утонул в воспоминаниях, в нежности и гармонии. Выходные — воистину благо, а выходной с Сашей — его личный рай. Ярик совсем не жалел, что пропустил прием у врача. Не Сашка ли ему твердил, что он — гений, без всяких там фониатров и педагогов, что он одной харизмой и эмоциями в неправильных нотах возьмет сердце любого зрителя? Он привык Саше доверять. Ну и что, что они потом не нашли нужный телефон знакомого врача в контактах — он был искренне счастлив.

***

— Ты вообще видел?! Бaяpyнас ворвался так внезапно, что Саша едва успел отставить стаканчик с кофе и не захлебнуться от неожиданности. — Я много чего видел… — начал он с опаской, еще не понимая, чего бояться, но на всякий случай готовясь к худшему. Что там может быть, машину на парковке поцарапали? Их сокращают? У Ярика сломался наманикюренный ноготь? — Кастинг в «Преступление и наказание»! Саш, это же… — Яр, наконец, подошел ближе, и Kaзьмину удалось разглядеть искорки счастья в его глазах. Мечта у человека исполняется, ради такого можно и не обижаться. — Саша! Ну скажи, здорово?! — Да просто прекрасно, — хохотнул Сашка, насилу отцепляя от себя друга, что в порыве счастья схватил его за запястья. — Яр, я там играю уже не счесть сколько лет. Поверь мне, это не райские кущи и не легкая подработка, там пахать надо. Прям работать, а не как ты любишь. Ярик, ты меня слышишь или в астрал ушел? — Слышу, — Ярик вдруг посерьезнел, видимо, вновь переосмысляя свое желание идти в легендарную постановку. Сам себе кивнул и поднял на Сашу полный решительности взгляд. — Все я понимаю, Сашк. Я готов. Я видел, как ты там выкладывался, может, и у меня получится? Почему бы не попробовать? Саша задумался на пару мгновений. Глубокомысленно кивнул и снова погрузился в мысли, судя по мимике — что-то отчаянно высчитывая. Яр замер рядом. — Нет, ну в принципе, — ожил Саша, — данные есть, талант есть, вокал я тебе немного подтяну для кастинга… Все шансы. — Ты… — Ярик оторопел. Кажется, этой репликой Саши оказался шокирован даже больше, чем новостью о кастинге. — Ты правда мне поможешь? Как раньше, «натаскаешь» к кастингу? И даже мои завывания слушать будешь? — Ну, если это не очередной SOS… — ломко усмехнулся Саша. — Да, почему нет? Тебе же это важно. — Сашка! Спасибо! — благодарность читалась во всем — в глазах, в объятиях, в мыслях, что не могли усидеть в черепушке Яра и все, как одна, вылились на несчастного Kaзьмина. Таков Яр — «задружит» до смерти, будет нарушать личные границы и переводить через точку кипения столько раз, сколько сам захочет. Но Саша на это согласился еще, без малого, шесть лет назад. Поменялось многое, отношения перешли на новый уровень, расстановка приоритетов и сил стала совершенно иной, но лишь одно оставалось неизменным — безграничное терпение и безусловное доверие. — Что петь-то будешь, умник? — остановил Саша поток горячечных мыслей, все же, на всякий случай, касаясь лба Ярика — нет ли температуры? — Раскольникова. С первоначальным текстом. — Хм, — из недр памяти, как по волшебству, всплыли мелодия и текст. — Не так и сложно. Но неплохо, там как раз твоя экспрессия. Дома мне споешь? Ярик кивнул, все тем же детским, размашистым движением. Тут же схватился за шею и запричитал о сношенных межпозвоночных дисках и остеохондрозе, и что он — развалина, и как вообще Саша жив, если он старше, как не рассыпался в песочек… Тому оставалось лишь посмеяться в кулак да сбегать к визажисткам в гримерку за чем-то от боли в суставах. Не оставлять же Ярика скрюченным накануне важного кастинга, правда? Уже дома начались первые проблемы. Яр от волнения вступил не там, потом переборщил с низами и, в конце концов, недотянул. Допел, виновато пялясь в пол, выключил минусовку и пару раз мельком глянул на Сашу. «Учитель» сидел напротив, пытаясь одновременно зубрить роль и слушать своего воспитанника. Получалось неплохо. — Яр, недотянул. — Понял. — Так тяни. Вибрато потренируй, его должно быть больше, и не ной мне, что оно некрасиво звучит! Чуть повыше к концу заберись и выровняй именно там. — Сначала, господин преподаватель? Саша призадумался. — Нет. Не надо тебе еще больше сажать голос, и так слышу, уже хрипеть начинаешь. А ну, сам скажи, устал? — Да нет… — Я тебе еще пять лет назад велел себя слушать! — едва заметно повысил голос Саша, но Яр уловил — поднял в защитном жесте плечи, уставился в пол и не шевелился, пристыженный. — Ну да… устал… — А теперь представь, что было бы, если бы ты сейчас перетрудился. Ты вроде пройти в проект хочешь, а не опозориться перед комиссией. — Я понял, Саш, — настала очередь Ярика вскинуться и на секунду, буквально на ее долю, оскалить зубы. — Я все понял, спасибо. — Вот оно тут точно лишним не будет. Все запомнил? — Тянуть, вибрировать, слушать себя. — Молодец. А теперь пойдем, нам еще с моим концертом надо что-то решать. — А с моим? Мой раньше! — А мой больше! — Ну да, давай теперь меряться размерами, Саш, очень по-взрослому! — Я имел в виду масштабность!.. Пошляк. — Сам такой!

***

На кастинге было шумно, суетливо, но весело, Ярик даже попытался расслабиться. Ощущения накатывали смешанные — вроде и столько раз все это было, сколько раз пели и проходили на второй, третий тур, сколько репутации и опыта работы в портфолио… И все же он нервничал, как перед тем, самым важным кастингом в его жизни. Не потому, что роль мечты получил — потому что Сашу встретил. Они утром еще поговорили, пусть Сашке и надо было убегать, но он все же выделил на Яра пару минут между глажкой рубашки и завтраком. — Я верю в тебя, Ясь, — и улыбнулся, солнечно и мягко. — Благослови раба своего, о, Демон Музыки! — а Яр все равно умудрился испортить момент. Правда Саша тут же простил, легко рассмеялся и поцеловал коленопреклоненного друга в лоб. На счастье. На удачу. Отдавая часть своего мастерства. Не удержался от того, чтобы перед выходом поправить Яру воротник. А его очередь все ближе. И все сильнее дрожат колени, и все больше сковывает тисками горло. Волнение? На черт знает каком году карьеры? Соберись, тряпка, и пошел! Ну он и пошел. Запел, не пропустив секунду вступления, правильно поиграл голосом. Звук лился размеренно, так, как нужно, и постепенно Ярик смелел. В конце концов, не первый раз он членов жюри очаровывает! Появилось больше экспрессии, больше эмоций, в лицах напротив Яр увидел интерес. Все шло по плану. Все и дальше пойдет по его, только его плану. Вибрато. Хорошее, красивое и звучное. Взял выше. И еще выше. Больше уже не нужно, вот сейчас стабилизировать… Взял еще немного выше. Воздух закончился. Горло пережало, и в самом конце арии он сорвался в жуткий кашель. Музыка тут же смолкла, а он стоял на коленях перед жюри, не в силах даже осознать, что произошло. Перетрудил? Слишком сильно залез наверх? Хотя где там его «экстремальный верх», он же пел намного выше и ничего не было… Из здания он вышел с позором. Конечно же, ничего не получил. Разве что дозу осуждения. Впервые отказал фанатам в общении и фотографии. В горле все еще саднило, словно и правда что-то там повредилось, ушло не туда, не так замкнуло… Он не знал, что произошло и как это описать, кроме как словом «крах». Даже Саше не отбил сообщение. Подвел еще и друга, браво. Хотя… это ведь Саша ему посоветовал взять выше, Саша знал, что Яр справится, и он обязан был… — Что случилось? — Саша его встретил. Тут же прижал к себе, но Яр усилием воли вырвался, сбегая. От него. От себя. От неминуемого позора. — Ясь, объясни… — Я с тобой не разговариваю, — а вот и защитная реакция, такая детская и глупая — свалить ответственность на других. А сам ты чист и бел. — Насоветовал мне тут. — Неужели не прошел? — и выдох удивления почти не фальшивый, вот только Яр не услышал, не понял. — Не взяли. — Да что произошло-то?! Не самая сложная ария, или был кто-то сильнее? — Я сорвал, — выплюнул так, будто яд признания мог прожечь в языке дыру. — Сорвал верха. Ближе к концу уже. Не понимаю, что произошло, вдруг как будто горло пережало... даже не допел. Пауза. Молчание, пропитанное злостью и самоненавистью. Обоюдное напряжение и дезориентация, и никто из них не представляет, как себя вести… или нет? — Собственно, что и ожидалось. — Чего? — Ярик поднял взгляд подозрительно заблестевших глаз. До слез оставались буквально секунды. — Ты о чем? — Я знал, что ты такой переход не вытянешь. Kaзьмин, сидя на полу, улыбнулся. Торжествующе, будто бы выстраиваемый годами план пришел к логическому завершению. Как суперзлодей из кино, который почему-то победил. — Но ты же сам… — Яр не понимал. Это настолько не вписывалось в его картину мира, что попросту отвергалось сознанием. Саша?.. — Сам сказал тебе вытянуть верха? Ну так в том и суть, глупый, — он потрепал Ярика по щеке, панибратски и без капли нежности. А тот и не возразил, был, словно восковая кукла, недвижим и безмолвен. — У тебя ж связки ни к черту, ты б их проверил, что ли… Ах да, прости, я тебе важнее. Как жаль… — Зачем? — только и смог выдавить Яр. — Ну как же… Я ж не молодею. А ты — вполне достойная мне замена в некоторых проектах, уже и режиссеры о тебе говорят, и народная популярность. Конкурентная борьба, — он улыбнулся снова, хищной, опасной улыбкой, в традициях злодеев нарушая личное пространство и едва не притираясь щекой к Яриковой скуле. — И один конкурент уже устранен. Браво мне. А ты не расстраивайся… Проживешь как-нибудь. Бизнес свой только не потеряй, дружочек. И вышел. Громко хлопнула входная дверь. А Яр так и сидел на полу, надеясь, буквально молясь всем богам, чтобы это оказалось лишь дурным сном. Эмоций не было. Была пустота. Была не им открытая Бездна, в которую он послушно шагнул. И тяжелые огненные врата затворились за его спиной.