От вкуса кофе до вкуса смерти

Сегодня ночью Осаму не спал. Он просто не мог спать. Он хотел забыться. Но он не пил алкоголь. Это он пообещал одному рыжему коротышке. Поэтому единственным вариантом оставалось кофе. Крепкий-крепкий кофе. За эту ночь Дазай выпил десять чашек кофе, а сейчас шёл наливать одиннадцатую. Наступало утро. Назойливые лучи глупого солнца пытались пробиться в щель между затворенными тёмными шторами. На столе валялось шестнадцать картонных стаканчика из под чёрного кофе. Дазая колотила дрожь. Крупная дрожь, пробивающая тела и заставляющая сжимать зубы до боли в скулах. Он больше не мог пить этот дрянной кофе, но упорно шёл к кофе-машине и наливал семнадцатый стакан. Все чувства, которые терзали Осаму вечером, заглушал стук сердца, уже не выдерживающего такой дозы кофеина. Но, если он умрёт, будет только лучше. Будет лучше всем. И Куникиде, которому надоело доделывать работу за этого суицидального маньяка. И Йосано, которой надоело лечить Дазая после очередной попытки суицида. И Чуе Накахаре, который просто исчез из жизни Дазая. Теперь исчез. И Осаму надеялся, что навсегда. Он не смог выдержать такого удара. Ему было обидно. Ему было больно. Хотелось кричать от боли, пронизывающей тело. Эта боль сковывала и разрывала на мелкие куски одновременно. Этого никто не выдержал бы. Короткое слово прости… Прости за что? За ту ненависть? За те времена? За то счастье? За что прости, чёрт возьми?! За ту надежду, которую Накахара подарил своему ровестнику когда-то давно семь лет назад? Нет. Если бы это было так, тогда это было бы тёплое прости. Но от этого слова, которое Чуя отправил последним своему бывшему напарнику, веяло холодом. Не просто холодом, а зимней стужей, пробирающей до мозга и костей, заставляющей скукожится под порывами ледяного ветра. Это прости посылало ужасающие мурашки по коже. Они медленно шли вниз по позвоночнику, захватывая новые территории и не оставляя ни одного свободного места на коже Осаму. Сейчас, выпив уже двадцатый стакан кофе Дазай сидел на полу, облакатившись на стену, и плакал. Даже не так. Он не плакал. Он просто чувствовал, как по бледной коже текут обжигающие солёные капли. Они капали на пол, разбиваясь в дребезги, так же, как и сердце парня. Он слышал каждый удар каждой слезы об пол. «Катились слёзы на холодный кафель…» «На кого ты жизнь потратил?…» Вспомнились строки песни, которую часто ставил Фёдор, когда думал, что его никто не слышит. На кого потратил семь лет своей жизни Дазай? На Чую. Он жил ради него. В эти семь лет он почти не пытался себя убить. Только в моменты крупных ссор. Крупных ссор? Да что там за ссоры были по сравнению с этой? И разве сейчас была ссора? Это была не ссора. Это была трагедия. Это был конец. Конец всего. Конец отношений. Конец любви. Конец осточертелой жизни. Дазая тошнит. Желудочный сок с запахом кофе вырывается наружу. Это был тридцатый стакан. Сердце стало замедляться. Ещё чуть-чуть и оно остановится. Но это было лишь ощущение. Сердце… это Чёртово сердце будет биться медленно. Мучительно медленно. Будто Дазаю нужен этот жалкий пульс. Полдень. Мышцы стало сводить. Жутко больно. Осаму больше не может подняться за очередным стаканом кофе. Он просто падает на гладкую плитку пола и корчится в судорогах. Он будет ждать. Будет ждать того момента, как из организма выйдет немного кофеина, чтобы можно было хотя бы подняться на ноги. Дазаю больно. Теперь не только морально, но и физически. Он уже всё для себя решил. И эта физическая боль не сможет остановить его на пути к успокоению сегодня ночью. Солнце стало садиться. Назойливые белые лучи сменились не менее назойливыми жёлтыми от фонарей. Последний стакан кофе для смелости. Последний стакан кофе на сегодня. Последний стакан кофе навсегда. Тридцать первый. Превознемогая физическую боль Осаму поднимается на крышу многоэтажки. Превознемогая моральную боль Осаму берёт телефон в руки и звонит Чуе. Своему всё ещё горячо любимому рыжику. -Прости… -Что? Дазай? Что тебе надо? -Прости… -Ты объяснишь мне? -Прости… - прошептал Дазай. Теперь в трубке раздавался только ветер, пронизывающий не хуже того холода сегодня утром. Теперь в трубке раздавался только ветер, который пронизывал летящее вниз тело Дазая… Ему было страшно делать последний шаг с крыши. Ему было больно лететь с тридцать первого этажа. Но ему доставила такое небесное удовольствие встреча с сырой землёй… Вкус у смерти оказался не такой противный, как у чёрного кофе. Он оказался приятный, сладковатый и немного металлический. Вкус смерти. Вкус крови. Больше не страшно. Больше не больно. Больше нет ничего. Больше нет Осаму Дазая.