***
Парень редко страдал бессонницей, даже наоборот, он спал как убитый после целого дня усердной работы над роликами, но незначительная болезнь все же изредка портила его планы отдохнуть на выходных. Сейчас один из таких случаев. Вообще Саша редко болел, поэтому не удивился, что в аптечке не нашлось вчера нужных лекарств от кашля, только какие то таблетки от головной боли, и то в нераскрытой упаковке. Видимо, придется идти в аптеку, если к вечеру не станет лучше, он и так пообещал Диме, что за выходные поправится, и обещание, данное другу, все же хочется сдержать. Парень медленно встал с кровати и поплелся в ванную, попутно собирая с пола использованные салфетки. Пока он приводил невыспавшееся лицо в более-менее приемлемый вид, телефон, потерянный где-то за подушками, так и разрывался от звонков и сообщений. Саше не пришлось думать дважды, кто бы это мог быть, поэтому неспеша поплелся обратно в комнату, думая над тем, что же в такую рань могло понадобиться Соколову. Действительно, что же? Наверно, номер его квартиры. Саша молча простоял с телефоном в руке еще добрые пять минут, прежде чем в дверь постучали. Не поверив в то, что происходит, он выбежал в коридор и открыл дверь, даже не спросив, кто там. На пороге стоял уставший Дима с двумя пакетами в руке. И счастливый. — Т…ты как вообще… — Так быстро приехал? Да я и не спал, сразу собрал вещи и первым рейсом сюда, — уставший и измотанный долгой поездкой, он все же держался на позитиве перед другом и, чтобы наконец прервать неловкое молчание, потянулся обнять парня, — ладно, ладно, прости, что без приглашения, ну а как иначе, ты же сам ничего не можешь, дурень, — Саша и не думал на него злиться. Саша был рад снова почувствовать его до боли родной запах и запах горького кофе, которого Дима выпил не один стакан по дороге к его дому. Саша был рад почувствовать себя не одиноким в этой квартире.*
— Зачем так много лекарств? — пока гость разбирал продукты, купленные по дороге в первом попавшемся магазине, хозяин квартиры пополнял аптечку новыми коробками с таблетками, — а вот это явно было лишним, Дим, я серьезно, не смешно, — на самом дне пакета лежало три гематогенки, которые Саша демонстративно достал под смех Димы, который все еще был на кухне, но прекрасно понимал, о чем идет речь. — Ну ты же любишь сладкое, вот, совмещай полезное с приятным, — он на мгновение высунул голову из дверного проема, чтобы получше рассмотреть недовольное лицо больного, и снова спрятался за дверью кухни, — я даже специально взял с орехами, как ты любишь. — Да ну тебя, Соколов, — в ответ снова послышался приглушенный смех, — и вообще, что ты делаешь на моей кухне? Дай я сам все сделаю, я больной, а не инвалид. Остаток вечера они по очереди стояли у плиты. Дима долго уговаривал Соду приготовить нормальный суп вместо макарон с сосисками, пока тот не сдался и не вручил из морозилки кусок курицы со словами: «на, возись с ней как хочешь». Под музыку готовка стала еще веселее. Пока Саша бегал по квартире и отнимал телефон у Джо, чтобы отключить собственную песню, которая почему то была у него в плейлисте, бульон для супа потихоньку сбегал из кастрюли на плиту. Соседи вряд-ли скажут завтра ему спасибо, ну а кого это волнует? Саша счастлив. Может даже как-то по-детски, и это глупо и странно одновременно, ведь они давно взрослые люди, но даже взрослым хочется побыть детьми хоть один вечер.*
В нечестном бою за право жарить яичницу с колбасой выиграл Саша. Да и музыку ставит тоже он. Не справедливо. Дима сидит молча в углу стола и делает бутерброды с маслом и сыром, пока заваривается зеленый чай. На очередном припеве парень снова стал пританцовывать возле плиты, размахивая вилкой и напевая знакомые строчки. С момента, как приехал Дима, Саша словно стал чувствовать себя гораздо лучше, даже на какое-то время забыв о том, что он все еще болеет. Лишь редкий кашель прерывал идилию на кухне, но к концу вечера он и вовсе исчез. Наверно, главным спасительным лекарством среди всей горы таблеток был сам Дима. Его появление в доме, его шутки, смех, домашняя рваная кофта, купленная еще во время совместного отпуска, странные розовые очки, которые он таскает всегда с собой и при каждом удобном случае надевает на друга, забота. Домашние серые штаны с пятнами краски, которые не отстирываются, белая футболка на размер больше с рисунком пальм и тапочки — парень ходит в этом на протяжении уже нескольких лет, но Дима почему-то каждый раз как в первый всматривается во все те же пятна на штанах и все ту же мятую футболку. В ней Саша приезжал в гости на Новый Год и даже не стал скрывать, что поленился достать из шкафа другую одежду. И правда, зачем, ведь в домашней всегда комфортнее. Дима сам не заметил, как оказался возле парня на моменте припева. Какая-то популярная иностранная песня играла на повторе десятую минуту, и Джо готов поклясться, что уже выучил ее наизусть. Теперь они танцевали оба. Через полупрозрачные шторы виден темный двор, освещенный тусклыми фонарями и огнями соседнего дома. Может, кто-то сейчас стоит и смотрит на них с балкона с тлеющей сигаретой в руке и пустотой в мыслях, не понимая их двоих. Не понимая их радости, той простоты, с которой они проводят время, с которой беззаботно смеются и что-то бурно рассказывают друг другу, перебивая, словно неуловимый поток мыслей сам льется из головы и не хочет останавливаться, словно каждый из них боится, что так и не успеет расскать абсолютно все. Вряд-ли кто-то поймет и ту простоту, с которой Дима тянется к парню, чтобы оставить невидимый след от прикосновения губ на его шее, украшенной родинками. Их всего шесть. Шесть родинок, словно созвездие, украшают слегка загоревшую кожу, Джо никогда не перестанет их пересчитывать. Он так же молча садится на свое место под очередной припев уже другой песни. Саша ничего не говорит. И не нужно. Лишь на мгновение пробежала приятная дрожь от совершенно незнакомых прикосновений, которых тело прежде никогда не ощущало. И Саша категорически не знает, хочется ли ему еще раз это ощутить. Или это просто огромное желание ударить Диму кричит где-то внутри сознания. Он пока не разобрался. За ужином было принято общее решение посмотреть какой нибудь фильм, оба остановились на старой комедии, которая пародирует популярные фильмы ужасов. Саша видел уже пару частей, но не прочь пересмотреть снова. Для него такие фильмы — бессмертная классика, которую можно пересматривать вечность. Судя по лицу Димы еще в начале фильма, он с этим высказыванием друга не особо бы согласился. Да и какая разница, чем занять себя ночью на выходных, он просто сидит на кухне с бледно-серыми обоями, теплым светом от маленькой люстры из Икеи в стиле «Loft», запахом фруктового зеленого чая с песочным печеньем и Сашей.*
На часах «23:42». Квартира в тишине. Ноутбук с каким-то играющим фильмом по-прежнему стоит на кухонном столе, за которым двое парней давно потеряли ветвь повествования этого фильма и просто разговаривали. — …Еще и видео где-то было, где ты о ветку ударился, пока шел, — вспоминать о недавнем отдыхе, наверное, было лучшей идеей этого вечера, — я потом найду и покажу, там за кадром еще смех Паши был, — Джо вспоминал этот случай всегда с улыбкой, ведь несмотря на то, что он смеялся с провала друга больше всех остальных, в глазах Саши не было ни капли злости, только мелкие искры от солнечных лучей, мелькающих среди листьев над головой и приглушенное «Димка». Только он мог произносить его имя так. И только он вкладывал в это имя все. И Диме это нравилось. Очень. До приятной пустоты внутри и чувства окрыленности снаружи. — Слушай, а тот поцелуй… — сам не зная зачем, Саша начал этот разговор. Ему и не требовалось никакого ответа вовсе, даже если ничего не понятно и все запутанно, он ему не нужен. На самом деле последнее, что парень хотел услышать, это банальные фразы. Он это никогда не любил, никогда не любил цинизм и правила, но зато прекрасно любил противоречить самому себе. За это себя и ненавидел. И Джо это знает. Черт, да Дима знает его как облупленного, и даже не пытайся скрыть внутренние противоречия, он все равно рано или поздно поймет, в чем дело. Но, кажется, сейчас Саше сложно понять даже себя самого. За простой улыбкой скрывается страх услышать ненужное. — Не бери в голову, — но как-то уже поздно. Дима мысленно проклинает себя и бегает глазами в полутьме кухни в поисках ответа, пытаясь разглядеть его в холодных травяных глазах, но, черт возьми, не находит его, — дурень ты, иди сюда уже, — и с силой притягивает к себе его лицо, жадно целуя в сухие губы, на которых еще остался привкус сладкого чая.