***
Парень нежится в теплых объятиях друга, неосознанно закидывает левую руку на его грудь, сильнее прижимаясь, и умиротворенно сопит. Как же приятно разносятся по всему телу мурашки от прикосновений Айхана, как вздрагивает всё внутри от его аромата, и дыхание срывается, когда якут закидывает на него ногу и мычит во сне. Мягкие черные волосы, легонько щекочущие щеку, размеренное дыхание, биение сердца в груди и вечно холодные пальцы на горячем плече ощущаются совершенно по-иному, особенно в душную августовскую ночь. Улан-Удэ замирает, опасаясь разбудить своего друга, осторожно, с тихим шелестом поворачивает голову. Лицо тут же утопает в шелковистых волосах, в нос ударяет родной запах свежих еловых иголок. Город с наслаждением набирает столь востребованный аромат ещё глубже в легкие и закрывает глаза. Тихо выдыхает, осторожно убирая отросшую челку со лба. Нежно прикасается влажными губами к бледной коже. Якутск дёргается, ещё больше зарываясь в крепкие объятия. Ринчин поворачивается набок, ногу кладёт между ног Айхана, руку просовывает под левый локоть друга, укладывая ладонь прямо на его талию. Теперь видно его лицо, освещённое мутным светом луны. Бледное лицо при дневном свете кажется белоснежным, слишком болезненным и безжизненным. Но при мягком ночном освещении личико приобретает некое очарование, вырисовываются некогда незаметные приятные черты, мягкие тени ложатся на кожу, а сам тон кожи начинает казаться необыкновенно бесподобным. Улан-Удэ ласково ухмыляется.***
— Если бы ты был цветком, я бы каждый день поливал тебя и ухаживал бы за тобой, — говорит как-то Улан-Удэ, смотря прямо в глаза непонимающему якуту с некой надеждой и трепетом. — Ох, цветком я был бы ужасным, такое растение можно, наверное, счесть за очередной сорняк, — с грустной улыбкой выдает парень, сосредоточившись на своем занятии, скурпулезно вытачивая грубый алмаз, придавая ему четкие формы. — Мы сами, как никто другой во всей Вселенной, заслуживаем своей любви и преданности, Айхан,– поучительным тоном, слегка нахмурившись, говорит Улан-Удэ, — И ты особенно заслуживаешь того, чтобы тебя любили, потому что ты самый важный человек в своей жизни. Многие люди могут приходить и уходить: друзья, партнеры, коллеги... Но ты всегда останешься с собой,– взгляд Айхана все так же остается улыбчивым и простым, словно у матери, слушающей своего ещё глупого ребенка, соглашаясь со всеми его выдумками и детской верой. — Но ведь нельзя исключать некоторые факторы. Ведь человек не в силах противостоять собственным чувствам, настоящие чувства не принадлежат уму, они исходят от сердца. Ведь так? — Якутск на минуту отрывается от работы, серьезно глядя на парня. Улан-Удэ задумывается: вопрос застревает у него в голове, запутывается среди других мыслей. Ответ никак не выстраивается, правильные слова теряются, но верны ли они? Поняв, что вопрос не оставит его в покое без должного внимания, Ринчин хмурится и, взяв в рот свисающую прядку, мнет ее. Это помогало сосредоточиться и обдумать все свои слова прежде чем озвучить. Айхан внимательно смотрит на него. Отложив камень на стол, он переводит всю свою сосредоточенность на глубоко зашедшего в себя парня. Терпеливо ожидая столь нужный ответ, он невольно засматривается на погрязшее в раздумьях лицо друга... Нет, даже не сколько на лицо, сколько на едва уловимые движения, мимику и неглубокую складку между бровей. Зажатую между губ черную прядь, медленно движущиеся уста, сконцентрированный взгляд в одну мертвую точку, слегка дрожащие ресницы и тихий хруст косточек. Айхан, словно огорчённо выдохнув, отворачивается от друга. По лицу было видно: он любит так теряться в себе, жевать прядку и думать над самыми разными глубокими вопросами вселенной. И на этот раз раздумья займут добрую часть дня, и, может быть, вечером, Ринчин с гордой улыбкой вдруг проснется, стянет указательным пальцем прядку и будет разъяснять ему ответ на его вопрос. — Да, верно, человек не может управлять истинными своими чувствами, — ровный размеренный голос разрезает тишину, — нельзя дать другому то, что каждый может дать только сам себе, — любовь к самому себе. Ведь ты будешь стремиться лишь к одному в этих отношениях – быть любимым. И вскоре твой партнер, не получая взамен ничего, начнет сомневаться в твоих чувствах, и, в конце концов, устанет доказывать свою любовь. — Да, но я ведь люблю Москву и готов для него отдать все, что у меня есть, — с преданной улыбкой щенка, увидевшего своего хозяина, лепечет город, не отрываясь ни на секунду от своего дела, — ведь он заслуживает самого лучшего. — Якутск, это вовсе не любовь, пойми, ты выстроил для себя идеальный образ, мираж для твоих глаз. На самом деле это всего лишь мраморная статуя, которой ты поклоняешься, — на одном дыхании, непривычно беспокойно, с надрывом, боясь, что не успеет произнести каждое слово, выдает парень, — и к тому же Миша воспользовался своим положением ради своего блага. Ты ведь наверняка догадываешься как... Рука замирает в воздухе, роняя на стол прибор. Камень со звяком сталкивается с металлической основой стола. Айхан хоть и сидит спиной к нему, но Улан-Удэ чувствует, как кривится от боли лицо, как соленая капля оставляет влажный след на белоснежной щеке. — Прошу, прости меня, Айхан, — теплые руки обвивают мелко дрожащие плечи, лбом он прикасается к щеке, крепко зажмурив глаза, чтобы не видеть лица друга, — сказал, совершенно не подумав. — Может быть... ты прав, — сухо, бесстрастно, выбивающе воздух из лёгких. Холод в голосе скрипит огромными льдинами, заставляя разогнать табун мурашек, словно северный ветер в буран. Нет. Нет, нет. Все что угодно, но не плачь, оттолкни меня, кричи и доказывай, что я не прав. Я соглашусь с тобой, укрою, обниму и буду внимать каждому твоему слову. Рассказывай мне про таёжные легенды, про добытые камни, про Мишу, да хоть про сегодняшнее утро. Оно было прекрасно.