Doll

      Страшно…       Я не ожидала, что весьма сдержанный главный герой позволит себе такую жестокость по отношению к товарищам, которых он действительно ценил.       Я ощутила, как ненастоящее сердце ухнуло куда-то на уровень ненастоящего желудка, а по коже пробежали практически настоящие мурашки. Хотя они были скорее имитацией, но уже это было удивительно.       Такой Мелиодас по-настоящему пугал.       Сейчас он был далеко не нарисованным персонажем, который чудом смог сдержать раздирающую его изнутри злость и ненависть, только лишь благодаря прописанному характеру. Сейчас он был живым.       И, абсолютно точно, чужим.       Я его не знала.       И это пугает.       Ну… Это пугало ровно так же, как и тот факт, что я окончательно потеряла последние нити управления ситуацией, которые и раньше держались лишь на честном слове.       Не знаю, каких трудов стоило Мелиодасу сделать над собой усилие и разжать пальцы на моей шее. Эти усилия… Спасли мою жизнь.       Интересно, это всё потому что он главный герой? Или же дело в его поистине нечеловеческой выдержке и стойкости, которая и позволила мне выжить? Это весьма интересный вопрос…       Но на потом.       Дрожащими пальцами я осторожно придерживала собственную голову, дабы та не отвалилась при любом лишнем вдохе… Конечно, как таковой воздух кукле не нужен. Но я дышу по привычке, да.       Под пальцами также сыпался… Фарфор? Или что это? В общем, сыпался тот материал, из которого я была сделана.       Мерлин придется очень постараться, чтобы всё восстановить.       Я нервно облизнула губы.       Даже слюна, пусть и не настоящая, появлялась во рту так, словно я была настоящим живым существом. Всё же кукла Гаутер — вершина магического искусства.       Практически полноценная жизнь.       … потом буду оценивать творение уже помершего волшебника.       — Это был не просто сон, — начала я с козырей.       — … — Мелиодас отвернулся от меня.       Видимо, чтобы не напасть на меня случайно, поддавшись эмоциям.       Наверное, я бы сделал тоже самое… Если бы смогла оторваться от убийства кого-то ненавистного до глубины души. Ярость обычно застилает глаза кровавой пеленой. А в случае Мелиодаса — тяжёлой тьмой.       — Я связала ваши сознания…       В воздухе отчётливо завис давящий знак вопрос, а я тем временем продолжила:       — Твоё сознание. И сознание твоего брата, — даже не рисковала подниматься. — И это стоило мне большей части магических сил…       Я нахмурилась, понимая через пару секунд, что выразилась неправильно.       — Вернее, это просто опустошило мой магический запас. Временно.       Мелиодас вперился в меня уже чистыми, изумрудными глазами, в глубине которых зажёгся яркий огонек света — пронзительная, колючая надежда.       Он очень хотел увидеть брата…       Даже сердце защемило от этого.       Это было душераздирающе.       — Как… К-как ты…       Он даже не смог нормально выговорить слова. И это было удивительно, поскольку заикания я определенно не ждала от него… Не от главного героя точно.       Поразительно.       Я сделала неосторожное движение, из-за чего большая часть осколков упала на землю.       Ну всё. Хана моей шее.       — Моя магия немного… Особенная…       Я бы попыталась показать руками, что имею ввиду, но руки мне ещё нужны.       — Она касается самой души, меняя и искажая восприятия этого мира, — выдохнула. — И позволяет коснуться или даже соединить чужие миры сознания.       Я заметила, как заблестели его глаза… От слёз.       — Я просто… Однажды нашла очень интересную вещь… — сжала губы на мгновение.       Мелиодас молчал, слушая и с жадным любопытством глотая каждое моё слово.       Такова была надежда.       — Гроб Вечной Тьмы называется.       Его как будто молния прошила.       Мелиодас рефлекторно схватился рукой за рукоять в форме дракона, рубины которой сейчас блестели как никогда ярко, как будто точно понимали наш разговор. И пальцы его крепко сжались на рукояти…       Он был в шоке.       Могу его понять.       Через какое-то мгновение он взял себя в руки, утирая ладонями вновь бегущие по щекам слёзы.       — Так это была… Реальность?       Я улыбнулась.       — Типа того.       Его облегчение я почувствовала сразу.       Воздух мгновенно стал более… Лёгким? До этого меня словно придавливала бетонная плита весом в несколько тонн, а сверху ещё и проехался асфальтоукладчик. По крайней мере моя шея точно ощущает себя так.       С облегчением вздохнула.       Даже без шеи.       Звучит сюрреалистично.       Он осторожно поднял меня на руки, одной рукой удерживая тело, а другой — голову. Надо сказать, что шея всё-таки полностью рассыпалась, перестав крепить одну часть меня к другой.       Очень неприятно остаться без башки… Или без тела…       Я могла чувствовать и двигать обеими частями.       Очень, очень странное ощущение. Ещё более странное, чем попасть в кукольное тело.       Тяжело вздохнула.       — Прости, — он виновато опустил глаза.       Ему… Стыдно? Или это вина?       Наверное, всё же вина… Учитывая, как бережно и аккуратно он меня теперь держал. Да и вылезшая наружу тьма собирает осколки моей шеи, чтобы позже отдать Мерлин на починку.       — А задание-то мы не выполнили, — вдруг вспомнила я.       — Я отдам тебя Мерлин и выполню всё один, — он старался не смотреть на меня.       Тяжело вздохнула.       — А я ведь так хотела подольше отдохнуть…       Мелиодас крепко сжал губы в одну тонкую линию с такой силой, что они аж побелели. Пухлые щёчки даже натянулись, обнажая скулы.       Хотела вот покачать головой, чтобы проявить свои эмоции, но… Ах да! Пришлось снова вспомнить, что голова больше не присоединена к телу и шеи у меня теперь как бы нет. Привыкнуть к этому правда было сложно.       Тем более без ощущения боли.       Всё страньше и страньше! Всё чудесатее и чудесатее! Всё любопытственнее и любопытственнее! Всё страннее и страннее! Всё чудесится и чудесится!       Эх, Алиса в Стране Чудес такая классика… Для меня точно.       Жаль, в этом мире нет аналога.       Я бы почитала.       А может стоит написать с Мелиодасом в главной роли?       Развлекая себя различными бредовыми мыслями, я и не заметила, как он меня доставил в замок… Я достаточно легко ушла в себя хотя бы потому что я была в полном шоке. Ну и мой мозг просто решил отойти от всех проблем.       Какие проблемы? Вы вообще о чём? Не знаю, не видели.       И вот, опять я в замке. На рабочем столе Мерлин.       Каеф.       … а можно, я каждую секунду буду тяжело вздыхать?       А то так хочется…       Отстой.       Надо было спросить разрешения у Мелиодаса. Чтобы теперь я не мучилась, вновь вернувшись в стены удушливого замка. Сейчас замок точно стал для меня удушливой темницей.       — И так… — усмехнулась ведьма. — Есть ли что-то, что ты хотела бы в себе улучшить?       Хоть её глаза и вспыхнули хищным золотым огоньком, но в этот раз её алчное желание что-то изучить не пугало… А подогревало уже мою жадность, обусловленную возможными благами. В данном случае — модернизация меня.       Думаю, мы с ней договоримся.

***

      Он старался не убивать.       Действительно старался.       Ему не нравилось убивать.       Убийства всегда возвращали его воспоминаниями в далёкое прошлое, когда весь мир казался обезличенно-серым. В то время он ещё не осознавал свою привязанность к кому-либо и понятия не имел, что такое настоящие эмоции.       Тогда он ещё не знал, что любит младшего брата.       То было ужасное время…       Но сейчас — ещё хуже. Ведь брата рядом не было совсем.       Ужасно…       Та встреча меж мирами двух душ, на грани сна и реальности — роковая. Для него.       То тягучее мгновение настоящего тепла, нежности…       Как в тот момент, когда он впервые взял новорожденного брата на руки. Когда сам ещё был мелким, глупым и больше смахивающий на жёлтого цыплёнка без мозгов, нежели гордого потомка тьмы.       Тогда, всего на короткий миг он ощутил это приятное чувство, зовущееся «любовью»… Рассказал бы ему в то время хоть кто-нибудь о том, что любить свою семью — это нормально. Что любить вообще — это нормально…       Столько потерянного времени.       Он сожалел о том, что не мог быть для Зелдриса хорошим старшим братом.       Пропускал его дни рождения… И он помнит, как тогда обижался и ревел совсем ещё малыш, который не увидел на самом важном для себя празднике, старшего брата.       Он так виноват…       Потерянное время никак не вернуть. Можно лишь попытаться наверстать упущенное       Новая игла вины достаточно въедливо засела в его теле, коррозией разъедая мягкую плоть.       Совсем новая ошибка, чуть не лишившая его единственной возможности вновь встретится с братом. Ошибка, которая чуть ли не погубила его товарища — всего лишь ребёнка.       Он почти что ненавидел себя.       Хруст чужой шеи стоит в ушах и спустя много-много часов после содеянного.       Он словно до сих пор ощущал под пальцами рассыпающийся материал… Напрягая память, он улавливал в мельтешащих мыслях название этого самого материала. То ли из кости, то ли из фарфора была сделана…       Хоть Гаутер и много говорил о своём творении, но он не особо запоминал. Чужие дети его не интересовали.       А зря.       Сейчас это было как никогда важно…       В тот момент, когда её шея окончательно распалась на осколки, сердца уже готовы были ухнуть вниз, в самую бездну.       Вина перемалывала его кости, разрывала его плоть, сшивала всё это вместе и вновь повторяя этот тошнотворный круг. Снова. Снова. И снова.       Должен был стерпеть. Должен был выслушать. Не должен был бросаться.       Эти мысли он крутит в голове, что лишь сильнее увеличивает напор вины.       Вина уже давно стала его верным спутником на протяжении целых трёх тысяч лет. Бесконечная череда ошибок, о которых уже мало кто мог рассказать… Запертые демоны, бестелесные богини и мертвые люди.       Все его человеческие друзья уже давно сгнили под землёй. Ну или были развеяны пеплом по ветру, будучи сожжеными родственниками или же его собственным, «Адским Пламенем».       А ведь они все до единого просили не винить себя ни в чём… Но такого обещания он просто не мог дать. Слишком много на нем грехов висело, слишком много ошибок им было совершенно…       Простите.       Он ненавидел убивать.       Убийство в большинстве случаев — это лишь очередная ошибка в его жизни.       И всё же он убивал.       Снова. Снова…       И снова.