Часть 1
2 сентября 2021 г. в 10:00
— И тут он мне, блядь, говорит: людей, панимаш-ш, жрать некрасиво!
— А ты ему чо?
— Да ничего. Людей жрать не хочет — пусть свою охуительную высокую мораль жрёт, чтоб во все стороны не пёрла; и однажды, блядь, ей подавится.
Я сижу на подоконнике, закутавшись в плед и свесив ноги на улицу, и с улыбкой слушаю разговор у подъезда. Эти двое меня явно не чуют — или не знают, кто я, — иначе бы не ругались на такие-то темы прямо под моей квартирой.
Впрочем, пока они говорят, не больше, — я ничего не сделаю, каким бы нарушением это ни считалось. Каждый имеет право здесь жить, не вредя другим. Нашего города на всех хватит.
— Некрасиво, панимаш-ш! Люди, вон, коровок да свинок жрут преспокойно, и их красота не ебёт; а мы, панимаш-ш, должны о красоте думать! Схуяли?
— Ни с хуя.
— То-т и оно!
Я отпиваю кофе и возвращаю кружку на стол. Тут, конечно, господа нечистые ошибаются: далеко не всех красота не... волнует, далеко не все едят мясо — вот я, например, не ем.
Интересно, что они под «некрасиво» понимают? Нехорошо, неправильно?..
Спешно цокают к последнему подъезду маленькая собачка со своей хозяйкой; и эти двое, я знаю, провожают их голодными глазами. Точнее, догадываюсь: не хватает света фонарей, чтобы даже очертания разглядеть, уж про глаза молчу.
— Слуш, а скольких ты уже?..
— Да никого, блядь, никого! Красота мне похую, но я ж внезапно вежливым заделался! Я ж, блядь, не могу подойти и сожрать, мне ж, блядь, вначале поздороваться надо! А там слово за слово разговор завязывается — и всё, и хуй тебе, а не еда: неловко на собеседника кидаться. Неловко, блядь, панимаш-ш?
— Тыдыть-елдыть!
— То-т и оно! Дома не было такой хуйни, а как сюда пришли, так началось.
— Вот я и тоже, да... Думаю, как бы сожрать, — и чо? И ничо, решимости не хватает, тыдыть-елдыть, стесняюсь, будто в первый раз! Чо тут за город такой?
Я смеюсь, не разжимая губ: а ты хорош, Вильнюс, вон как запросто иномирную нечисть перевоспитываешь! Может, скоро и мы тебе не понадобимся, сам будешь справляться?..
Город тревожно шуршит листвой: как это не понадобитесь, что ты задумала?
Да куда ж я от тебя, глупенький.
— Пиздец, блядь.
— Пиздец.
— Но выкрутимся ж как-нибудь?
— Выкрутимся.
Тяжело вздохнув, господа нечистые встают и уходят — ногами, как положено людям; если б я в полиции не работала, ни за что б в них иномирцев не разглядела: до того с окружающей средой слились.
И на этом моё невольное дежурство можно считать оконченным.
Работа граничного полицейского не заканчивается вместе со сменой, она теперь — на всю жизнь; но кто б такие переработки оплачивал, а!
Впрочем, здесь переработка — сама по себе оплата. Ну когда ещё услышишь, как иномирная нечисть на чистом русском матерится?..