***
Император стоял в усыпальнице тещи. Большая мраморная гробница, восстановленная за большие деньги из имперской казны, традиционное место упокоения монархов Цинтры, была величественным, гулким и пустым строением вблизи замка. Правитель большей части мира не увидел никаких подношений, украшавших могилу, кроме увядших цветов, оставленных заблудшими сторонниками. — Пытаешься впечатлить меня встречей здесь? — послышался из сумрака голос Цири. Она могла надеяться испугать его, но Эмгыр давно привык к способностям своей дочери. — Едва ли. Это помещение укрыто от посторонних глаз и, полагаю, подходящее место для… воспоминаний отца и дочери. — Бабушкина могила — не место для совместных воспоминаний! — пылко ответила Цири. — Или ты хочешь убедить меня, что действительно любил и уважал ее? — Она оставила вопрос открытым, обвинение повисло в воздухе, дрожа среди летающих пылинок. Некоторое время император молчал. — Я ненавидел ее, — произнес он потом. — Все мои предложения, все возможности она пресекала. Следила за мной ястребом, всегда подчеркивая скрыто или не очень, что мне нельзя доверять. Ежедневные разочарования… грызли меня. — Он глубоко вздохнул. — Однако я всегда уважал ее. Даже в дурном настроении я видел, кем она была, замечал величие, которое излучала. Не безупречная, нет, слишком человечная, как все мы. Но предводитель, на которого можно положиться. — Император сжал губы. — Она стала моим величайшим учителем. Поэтому я всегда плачу уважением, когда могу. — А что насчет моей матери? — Что ж, — лицо императора снова стало маской, — не думаю, что она обрадовалась бы моему посещению. — Он снова повернулся к Цири. — Как правление? — Ты читал мои отчеты. — Несколько раз и очень тщательно. Но я спрашивал о твоих впечатлениях. Цири мгновение раздумывала над вопросом. — Сложно. Решение за решением, и в каждом рискуешь множеством вещей, учтенных и непредвиденных. И все же… опьяняюще, волнующе. Могу понять, почему некоторые жаждут власти. — А ты? — Все еще не знаю, — она вздохнула. — Я отправляла людей на смерть. Выбирала, кому жить, а кому умереть. Приняла решение, последствия которого отзовутся по всему миру. Я училась, хотя некоторых уроков предпочла бы избежать. Льстила, дурачила и лгала. А в остальном… — она посмотрела на крышу и одинокий луч света, пробивавшийся сквозь витраж. — Не уверена, что готова рассказывать об этом. Император кивнул. Он кратко поклонился могиле, а потом собрался уйти, как Цири остановила его. — Становится ли проще со временем? — Что именно? — Убивать. Врать. Держать беспощадную власть, манипулировать, хитрить, смотреть, как люди умирают по приказу. Потому что это твой приказ. Становится проще? — Мне стало, — тихо ответил император, — а если ты будешь очень, очень удачлива, Цирилла, для тебя не станет. С этими словами он развернулся, оставив ее одну среди могил предков. Годы спустя Цирилла помнила эту речь, как наиболее похожую на извинение, произнесенное отцом.***
На бывшем поле боя Содден чародейка читала собственное имя на обелиске. На полях позади нее убирали остатки осеннего урожая, пшеницу укладывали по кругу, крестьяне занимались привычными делами, готовясь к зиме. Поля уходили к горизонту, где палатки и шатры обозначали лагерь имперского отряда, движущегося вверх по Яруге от Цинтры. Трисс нагнулась, проследила пальцами гравировку на камне. Конечно, она знала их имена наизусть, имена поверженных чародеев севера, павших при попытке задержать наступление Нильфгаарда. Литта, Йойоль, Ваньелла, ниже и ниже, тринадцать имен. И в конце, четырнадцатым, Трисс Меригольд, ошибочно приписанная к павшим. На мгновение она снова почувствовала огонь и кислоту на волосах и коже, услышала крики, которые с трудом опознала как собственные. Но привычно прогнала эти мысли. Часть ее насмешливо задалась вопросом, вдруг Трисс Меригольд и вправду погибла в тот день, что если она всего лишь существует после смерти. А может, подумала Трисс, проследив последнюю запись и вставая, она умерла здесь, чтобы родиться заново. Крещение огнем. Позади раздался сухой кашель, и она обернулась. Там стоял почти полностью седой сержант из Импера, держа в руке крылатый шлем. Несмотря на вмешательство, Трисс улыбнулась. — Значит, еще живы, сержант? — Еще жив, моя госпожа, отнюдь не из-за расположения добрых горожан Новиграда, — он подошел ближе, посмотрел сперва на обелиск, а потом оглянулся вокруг. — Невероятно. Никогда не думал, что и в самом деле окажусь на вершине этого холма. После стольких потерь, — казалось, он вдруг вспомнил, с кем говорит, — прошу прощения, моя госпожа. — Не за что, сержант, — Трисс покачала головой. — Я тоже потеряла многих, останавливая вас. — Она кивнула на камень. — Большинство из них здесь. Как и я, между прочим. Сержант, кажется, вздрогнул, а потом наклонил голову, видимо, впечатленный. — Когда я служил в Альбе, мы говорили, что те, чьи имена внесены в список погибших, могли остаться в живых, — он как будто задумался над этим на мгновение, — хотя, возможно, они просто ускользнули домой. Мы уже не узнаем. — Нам, мертвым, можно все, сержант. — В вышине на юг пролетел длинный птичий клин. — Не могли пропустить прогулку по старому полю битвы? — На самом деле, я пришел отдать дань уважения. Не только вашим, но и нашим, — он снова огляделся, чувствуя себя неуютно. — Над погибшими нет керна или памятника, даже после третьей войны. Заметьте, я никого не виню, кто захочет ставить памятник напавшим… в Нильфгаарде есть скульптура в их честь, но, простите, моя госпожа, такая глупая. Не там, где они пали и похоронены, далеко, — он махнул рукой куда-то назад. Потом полез в сумку и достал маленькую глиняную бутыль. Вопросительно взглянул на чародейку, и она согласно кивнула. Сержант шагнул ближе к камню и заговорил: — Ладно, парни, прошло много времени. Не думал, что смогу прийти, но я здесь. Может, это мой последний поход, если то, о чем судачат, правда и нам больше не придется сражаться. В конце концов, так говорит новая императрица, и я ей верю. Итак, я… ну, вы знаете, — он запнулся на мгновение, — Надеюсь, вы счастливы, где бы ни находились. Сержант ненадолго склонил голову, будто в молитве, потом, откупорив бутылку, вылил содержимое на землю в молчаливом воздаянии. Отступив обратно, сделал большой глоток, взглянул на Трисс и протянул бутыль. Она вскинула бровь, но все же взяла ее. — За отсутствующих друзей, — она подняла глиняную бутыль в тосте, думая о мертвых, Литте и Тиссайе, и о живых, Филиппе и Йеннефер. Внутри оказалось крепкое сливовое вино, не водка, как она сперва решила, сладость фруктов смешалась с горьким привкусом алкоголя. Потом Трисс вернула бутылку сержанту, он запечатал ее и убрал в сумку. Два ветерана спустились с холма и побрели к лагерю в лучах заходящего солнца. Обелиск одиноко возвышался среди пшеничных полей Соддена.***
Брокилон всегда оставался таким же, подумала Цири, медленно шагая позади дриад, провожавших ее через обширный лес. Ивы склонялись до земли, создавая впечатление протяженных туннелей вдоль дорог, которые были едва заметны, потому что дриады заботились о лесе, а не о дорогах. Едва ли она нашла бы путь самостоятельно, если бы не провожатые, встретившие ее на краю леса и ведущие куда более достойным образом, нежели последний раз, когда она оказалась здесь, покрытая чужой кровью. Путь привел их на поляну. Древние дубы окружали пруд, по поверхности которого стелился пар. Высокая дриада с каскадом серебристых волос, спускавшихся до поясницы, сидела на простом камне, заросшем мхом, касаясь пальцами воды. Цири задумалась, стоит ли поклониться, но в итоге решила не делать ничего подобного. Вместо этого просто встала, ожидая, когда дриада заметит ее, в то время как провожатые исчезли. — Воды Брокилона способны на многое, — произнесла королева Эитнэ без вступления, — они предсказывают будущее, меняют воспоминания и прошлое. Они — кровь леса и через них мы становимся частью Брокилона. — Она сложила тонкую руку чашей, набрала парящей воды. — Здесь, в Коль Серрай, она лечит снаружи, — она раскрыла пальцы, позволяя воде вернуться в пруд, — и убивает изнутри. — Сера, — кивнула Цири. — Если хочешь, объясняй так, — королева дриад слегка пожала плечами. Снова воцарилось молчание, а потом Цири потянулась к поясу и достала украшенный свиток с алыми кистями. Это был, осознала она, последний свиток из привезенных в Новиград. Цири подала его королеве. — Договор. Эитнэ медленно повернула голову и недоуменно приподняла бровь. — Какая мне польза от велума, о императрица? Здесь нет архивов, нет орды писцов, чтобы подписывать и сортировать стопки бесполезных бумажек. Цири почувствовала, как вспыхнули щеки, но сдержалась. — Совершенно верно. Тем не менее, договор заключен и вступил в силу. Брокилон и его границы находятся под защитой, вторжения запрещены, прилегающие районы очищены и будут воссозданы. — Находится под защитой навсегда? — спросила королева. — Так указано в документе, — Цири пожала плечами, — по крайней мере, так будет, пока я царствую. В этом — клянусь. — Правление императрицы — лишь мгновение в жизни леса, — вздохнула Эитнэ и встала, подошла к Цири, возвышаясь над ней. — Но полагаю, следует принять это. — Она подняла руку и Цири на мгновение заколебалась, пожать ее или просто отдать свиток. В итоге не потребовалось ни то, ни другое, поскольку королева указала на другую дриаду, появившуюся в сумраке. — Аглайиса проводит тебя к тому, что ты ищешь. — С этими словами королева Брокилона вновь села, серебряный взгляд замер на парящем озере. Цири последовала за новой провожатой по другому короткому пути. Дриада ничего не говорила и не объясняла, но Цири и не хотелось задавать вопросы. Дорога привела их на другую поляну, где маленький водопад наполнял другой горячий источник. Маленькая, ветхая хижина была сложена из камня и упавших веток. Перед ней лежало единственное бревно вяза, на котором сидел человек. Морвран выглядел совсем по-другому, стройнее, чем прежде, а щеки покрывала короткая борода. Крестьянская хламида, которая теперь заменяла его обычную униформу, почему-то заставляла его казаться моложе. Солнечный свет играл на обычной такой бледной коже, когда он подставил лицо теплу. На мгновение Цири замерла, безмолвно глядя на Морврана, прежде чем заговорить: — Наслаждаетесь отпуском, генерал? Она почти ожидала, что он вскочит на ноги, но вместо этого он просто обернулся, улыбнулся, встал и поклонился. — Ваша светлость, — произнес он, — для меня счастье видеть вас в здравии. — Видеть меня… глупец! — Цири шагнула вперед и вдруг схватила его в объятия. Он едва не поморщился, когда ее руки сжали его плечи. — Прости, прости, — отстранилась Цири, — я не была уверена, что ты справишься. Дриады обещали, но все же… — Я тоже рад, — Морвран вдруг нахмурился, — хотя сказать по правде, мало что помню. Все смазано после битвы, следующие несколько дней будто… — он покраснел и потер левое плечо правой рукой, — ну, полагаю, вам не интересно. — Интересно, — Цири осторожно коснулась его раны. Морвран кивнул и указал на бревно. Когда они сели, он заговорил первым: — Прошу прощения за навязчивость, но что случилось с отрядом и слугами? В поместье, я имею в виду. — Все твои люди пали, — Цири покачала головой. — Я уже убедилась, что их семьям будет выплачена личная компенсация и пенсия. — Потом она улыбнулась. — Но слуги выжили! Слуги, управляющие, кухонные работники, даже Гретка. Она спрашивала о тебе, кстати. Морвран рассмеялся, с горечью и облегчением. — Что ж, я доволен, — он смахнул слезу с лица. — Рад, что так вышло. — Он вдруг сломался и открыто зарыдал. Цири обхватила его рукой, осторожно на сей раз, пока он не перестал вздрагивать. Морвран глубоко вздохнул и потер лицо ладонями. — Я так волновался, поймите. Здесь, в изоляции, ничего не зная, а дриады либо не хотели говорить, либо тоже не знали, что произошло. Кстати, мы победили? Я имею в виду не бой, а… — Победили, — Цири убрала руку, — в итоге, хотя пришлось приложить усилия и устроить совершенно абсурдный фарс. — Она протянула ноги к воде. — Я сразилась с драконом. Ну, притворилась, что сражаюсь с драконом, что по сути то же самое. Генерал медленно повернулся к ней, спачала с выражением ужаса, но почти сразу разразился смехом. — Это… простите, ваша светлость, но это лучший способ решения политических проблем. Цири сначала уставилась на него, а затем тоже рассмеялась. — К твоему сведению, у меня есть и другие способы решения проблем, — она легко хлопнула его по руке. Он почти вздрогнул от неожиданного контакта, эйфория облегчения ушла. — Прости, — сказала она, прежде чем Морвран успел извиниться. — Не стоит, ваша светлость, — между ними снова повисла официальность. Какое-то время они сидели молча. Поздняя стрекоза жужжала в клубах пара, ее полупрозрачные крылья отражались в озере. — Честно говоря, я ожидала, что ты огорчишься, — немного погодя заметила Цири. — Возможно, раньше так и случилось бы, — он пожал плечами, — но после того, как увидел вас живой, узнал, чего добились… я ни капли не беспокоюсь. — Я не всесильна, Морвран, — Цири покачала головой. — Просто обладаю определенными навыками и умениями, которые почти бесполезны в Нильфгаарде. Когда поместье погибало, я оказалась бессильна остановить это, явная ловушка, в которую я попалась. Многие умерли и почему? Потому что я считала, что умнее людей, с которыми мы столкнулись, и недооценила их решимость. Снова и снова страдали люди, а я была бессильна сделать хоть что-то. — Она засопела и наклонилась в поисках камешка, который можно запустить по поверхности. — Цирилла, — начал Морвран, и она застыла от неожиданной фамильярности, — ты всего лишь человек. Да, человек с даром и силой, но просто женщина, не бог. И никто не винит тебя так, как ты сама себя. Вот почему из тебя выйдет великая императрица. Только ты станешь императрицей, в которой мы все нуждаемся, и сделаешь империю достойной своего народа. — «Империя, которая не служит народу, не должна существовать», — процитировала Цири по памяти. — Ты так думаешь? Мне понадобиться много помощи. — Я знаю. И у тебя будет все это, все, что я смогу дать и даже больше. Цири улыбнулась. Потом встала и отряхнулась. — Что ж, генерал, тогда, полагаю, у меня нет иного выбора, кроме как пойти и стать императрицей! — Она протянула руку, чтобы помочь ему подняться. — И я — Цири, Морвран. Запомни, если собираешься помогать. — Постараюсь, Цири, — он улыбнулся и сжал ее предплечье. — До самого конца. А затем они исчезли во вспышке голубого света.