/flashback/
Потерянный, убитый взгляд ползёт по потолку, пытаясь отыскать своё отражение в гладкой поверхности белых панелей. Чонгук с годами очень сильно изменился. В его глазах перестал гореть огонь, лицо осунулось, ничего уже не говоря про тело. Длинные волосы, которые уже потеряли свой блеск. Бледные губы, которые стали такого же цвета, как сама кожа. А голос… господи, как же изменился его голос. В нём нет ни одной живой нотки. Он стал похож на живой труп, который снуёт из стороны в сторону по этой комнате, пытаясь найти себе место, в котором он сможет спрятаться от всего мира. От Чимина. Хоть эта комната и является его тюрьмой, но в тоже время она его спасение. Из неё нет выхода, но здесь есть хоть какая-то защита от него. Совершенно неожиданно открывается дверь в его комнату и входит тот человек, для которого в аду явно приготовлен отдельный котёл. Хотя нет, этот человек и есть ад. Чимин. Чонгук сел на край кровати, опуская взгляд в пол. Он не хочет смотреть на него, потому что ничего хорошего в этом лице он не видит. Вообще ничего. — Ты снова разговаривал с Хосоком. — со сталью в голосе проговорил Чимин, подходя к окну. Он отодвинул белый тюль, устремляя свой злой взгляд на дорогу, которая отходила от их дома. — Я же запретил тебе звонить ему. Чонгук поднялся на ноги, поднимая глаза на его профиль, освещающийся дневным светом. — Я не могу следовать этому запрету. Я не могу жить без брата. Ведь… Резко повернувшись в его сторону Чимин сделал пару шагов к нему, от чего слова, которые Чон хотел озвучить, мгновенно отказались образовываться и срываться с губ. — Мне плевать, можешь ты или не можешь. — его голос прозвучал очень грозно. Словно он пытается вдавить Чонгука в пол интонацией. — Я запретил тебе звонить и писать ему. Но ты делаешь наперекор. — сложил руки на груди. — Сейчас ты позвонишь ему. — Чонгук посмотрел на него расширенными глазами. — И сделаешь так, чтобы ему не то что твой голос, а твоё имя стало противно. Глаза Чонгука, которые и без того были широко раскрыты, после это фразы чуть не вылетели из орбит. — Нет… Я не буду. — проговорил тихо, потому что знал, если сейчас он начнёт кричать в порыве приближающейся истерики, то Чимин убьёт его тут. — Будешь. — протянул ладонь к его подбородку, поднимая его голову. — Ты ведь не хочешь завтра получить Хосока по кускам? — Пожалуйста. Не надо. — прошептал в надежде. Да, он как дурак надеется, что в нём проснётся хоть капелька человечности. Что его ещё хоть как-то можно разжалобить. — Надо, Чонгук. — он взял в руки телефон Чона и протянул его владельцу. — Звони. Младший отчаянно закусывает губу, прекрасно понимая, что другого выбора у него нет. Чимин убьёт его. Ему не трудно это сделать. Поэтому как бы сильно Чонгук не сопротивлялся, ему придётся сделать то, что сказал Чимин. Он дрожащими руками берёт телефон, и сосредоточенно смотрит на время. — «Может хоть время сейчас будет на моей стороне.» — думает он проводя счёт часам. — Сейчас слишком рано. — проговаривает Чон, опуская телефон. — В Сеуле сейчас только четыре утра. Чимин выхватывает телефон Чонгука и тоже смотрит на время, но вместо того, чтобы проводить какие-то расчёты он выходит из комнаты Чонгука и заходит в соседнюю. Но ненадолго буквально через пару секунд он возвращается в его комнату. Чимин зол. Он просто в бешенстве. Но в данный момент выдают это только глаза. — Значит так. Звонить ты ему будешь сегодня ночью. Пока не позвонишь — спать не ляжешь. Ясно тебе? Чонгук опустил глаза в пол и кротко кивнул. — Мой тебе совет. Подготовься к этому разговору, чтобы он ничего не понял. — убрал телефон Чонгука к себе в карман. — Твой телефон у меня пока побудет…/end flashback/
— «Чимин — урод. Если бы это придурок не приказал прекратить общение с тобой, если бы всего этого не было… Господи, позволь мне вернуться к ним… нужно, что-то придумать». Именно с этой мыслью он начал спешно собирать свои вещь. Он никогда не собирался настолько быстро. Ведь если так подумать, то раньше он никуда не торопился, раньше никуда не нужно было спешить. Ему понадобилось всего пятнадцать минут. И вот он уже сидит в просторном холле и смотрел в потолок. Этот дом очень красив. Самый настоящий дворец. Стены поклеены красивыми обоями с золотым рисунком. Много старинных и дорогих элементов декора. Столы во всём доме только из натурального красного дерева. Красивые дорогие люстры, словно родом из далёкого средневековья. Всё это очень красиво и очень прекрасно, только вот в этом дворце нет жизни. Нет ни веселья, ни смеха, ни улыбок. Чонгук уверен, что после того, как Чимин умрёт это место станет замком запустения. Через некоторое время, Чонгук услышал шаги с верхнего этажа и приближающиеся голоса. Они идут. Идут два брата Ким и Пак. Пак Чимин. Его самое главное наказание в этой жизни. Чимин — его проклятие, от которого Чонгук вряд ли избавится. Он присвоил его себе, сделал своей собственностью. Но в этом доме есть человек, который спасает его. Человек, которому Чонгук обязан до гробовой доски. Жизнь обязан. Ким Сокджин. Он — его спасение в этом доме проклятий. Он — единственный, кто хоть как-то может защитить его от Чимина. — Чимин~а, я хочу переехать обратно в Сеул. — услышал Чонгук, когда два брата начали спускаться по лестнице вниз. — Джин-хён, мы обсуждали это много раз. Мой ответ не меняется. Нет. Старший закатил глаза и нервно выругался. — Да твою ж мать! Там жила наша семья, у тебя там филиал. Чего нет в Сеуле такого, что есть в Америке, в этом грёбаном Нью-Йорке? — Во-первых, Нью-Йорк приличней, и по уровню жизни лучше, чем Сеул или другие города. Во-вторых, сама Америка намного богаче, чем Корея. — он встал напротив него и заглянул в глаза. — Тем более, Джин-хён, нам туда попросту нельзя. Сам вспомнишь, почему? Или тебе напомнить? Джин вновь закатил глаза. А потом посмотрел на Чонгука. — Блин. Не я один хочу вернуться туда. Чонгук тоже хочет. Парень удивлённо посмотрел на него, встречаясь с глазами старшего. — «Ой дурак! Зачем он завёл об этом тему? Будто не знает, что Чимину вообще всё равно на желания других.» — Мнение этой вещи меня не волнует. — холодно кинул Чим. И это не удивило ни одного, ни другого. Он всегда так. Он никогда не упустит возможность смешать Чонгука с грязью. Посмотрев на Чимина с укоризной Сокджин проговорил. — В отличие, от тебя он человек, у которого тоже есть чувства. — Нет, хён. Он вещь, которая продалась мне. Им всегда пользуются. Что тогда, что сейчас. Слова снова лезвием режут по венам, артериям, оставляя всё новые и новые шрамы. Если бы он услышал эти слова от кого-то другого, то в ушах Чонгука эти оскорбления прозвучали бы как пустой писк, но слушать это, каждый чёртов день, невыносимо. Все фразы, унижения, которые он выслушивает раз за разом, откладываются на подкорке и каждую ночью собственные мысли сравнивали его с плинтусом. У него нет к нему обиды, нет злобы, нет никаких чувств, кроме всепоглощающей ненависти. Ненависти, которая произрастает из прошлого. Ведь раньше всё было по-другому. Они были как одна большая семья, а теперь что? Чонгук раб в этом доме. Раб, у которого есть только право на жизнь в этом аду. Он прикрыл глаза, сжимая кулаки до хруста костей. Как же сильно он хотел вскочить с места и втащить ему. Он мечтал это сделать все три года, но строго осознаёт, что если он так сделает, то сильно пожалеет. Джин заметил, что он сдерживается. Он понимал, что Чонгук сейчас чувствовал. — Замолчи, Чимин! — И что ты мне сделаешь, если я тебя ослушаюсь? — Если бы мог, то грохнул бы. — Ну признай, — подошёл к нему, приобнял со спины и наиграно чмокнул Чонгука в щёку. — тебе нравится моя игрушка? Джин тяжело выдохнул, переводя взгляд на Чонгука. В его глазах была пустота, а зрачки, словно из стекла, отражали только Джина. Как же невыносимо слушать, то, как тебя вминают в пол, тем более, когда не можешь ответить. Его губы начали дрожать от ненависти к Чимину. — «Ненавижу!!! Ты даже не представляешь, как я хочу тебя задушить!!! Если, у меня будет возможность, я не упущу её. Я не только придушу, я вскрою тебя и все твои органы, кожу, волосы, отдам собакам на съедение, а кости превращу в пепел и развею либо в Америке, над заливом Лоуэр, либо в Сеуле над рекой Ханган, либо над моим любимым Японским морем!!!» — Господи, отвали уже от него. Нам уже пора на самолёт. — строго посмотрел на младшего брата. — Это единственный сегодняшний рейс, на котором можно улететь без пересадок. Туда и так четырнадцать часов лететь! И между прочим это всё из-за тебя, а точнее из-за того, что ты не захотел лететь на своём самолёте, и заставляешь нас тащится на обычном, пассажирском. — Сколько раз тебе нужно повторить сказать? У нас самолёт сломан, а вылет отменять нельзя. Скажи «спасибо», что, хотя бы летим в бизнес-классе. Хотя не всем доставлена такая роскошь. Да, Чонгук? Снова молчание. — «Сколько можно??? Мне кажется, что ненависть скоро выжжет меня изнутри. Что от меня останется потом? Просто тело, ни души, ни эмоций, ни каких-либо чувств. Ну, ничего, осталось ещё чуть-чуть. Если такое когда-нибудь случится, то потом будет намного легче. Мне останется прожить здесь всего каких-то лет тридцать, а потом я, наконец-то, умру… Нужно подождать ещё совсем чуть-чуть». — Чимин, мы уже опаздываем! Полчаса до вылета. Чимин тяжело выдохнул, словно ребёнок, у которого отнимают любимую игрушку. — Ладно, на выход. Чонгук резко пошёл в сторону выхода, открывая дверь для этих двоих. — Ты, сядешь за руль. — размеренным голосом сказал Джин Чонгуку. — Слушаюсь, Господин. — говорил, как будто на автомате, потому что привык уже настолько сильно, что для него перестали существовать имена «Чимин» и «Сокджин». — «Когда я в последний раз выходил на улицу? Где-то, месяц назад, или больше?» — в голову ударил кислород, капилляры и альвеолы в лёгких расширились. Голова закружилась так сильно, что, кажется, весь мир начал кружиться каруселью перед глазами. Земля ушла из-под ног, как будто он завис в невесомости, в абсолютной пустоте. Звуки, цвета, запахи, всё испарилось за пару секунд. Глаза закатились назад… резкий и достаточно сильный удар. — … я тебе говорил, что нельзя держать человека в четырёх стенах целый месяц. Это гипоксия. — слышался Чонгуку голос Джина, как из-под воды. — Джи-хён, ты же знаешь, что мне поебать. Я не собираюсь его жалеть. — Дайте мне кто-нибудь терпения. — прошептал старший. — Когда там у нас эта встреча? И во сколько мы туда прилетим? — Встреча семнадцатого, в десять по Корее, а прилетим мы шестнадцатого в три часа утра. — Ну, зато выспаться успеем. — И да, кстати, возможно, мы едем не на три дня, а на неделю, смотря как дела пойдут. Но всё должно быть втайне от… сам понимаешь кого. — Поверь, чем дольше, тем лучше. Я хочу остаться там как можно дольше, раз уж нельзя переехать назад… — «Ох, Боже. Джин, ты даже не представляешь, как сильно я хочу вернуться назад. Насколько сильно я хочу снова пройтись по сеульским улицам. Хочу снова стоять на балконе девятнадцатого этажа, и смотреть на то, как засыпает город. Хочу быть там не с тобой и твоим братом, а с Хосоком и Юнги. Как же я хочу хоть на секунду его увидеть, взглянуть на него. Может он уже забыл про меня? Может прямо сейчас он лежит на нашей кровати со своим новым парнем? Надеюсь, что скоро я увижу его. Это моя единственная надежда и самая желанная молитва».Было ли у вас в жизни что-то такое ради чего вы готовы отдать всё, чтобы вернуть хотя бы на пару секунд? У каждого есть это «что-то»: года жизни, любовь, близкие люди, время свободы и счастья. Но в этой жизни есть вещи, которые нельзя вернуть, если их потеряешь…
…и Чонгук это понимает, как никто другой…