/flashback/
Тэхён сидел рядом с кроватью Хосока и не мог сомкнуть глаза. На сегодня он перевыполнил норму грехов. Он соврал всем, кому мог, и кому не собирался. Он соврал Хосоку, что с Чонгуком всё в порядке и он скоро придёт в сознание, соврал Намджуну, сказав, что у Чонгука всё без изменений. Да. Соврал. Сегодня ему стало ещё хуже. Врачи уже ничего не могли сделать. Чонгук труп. Осталось подождать совсем чуть-чуть. И эти мысли здорово били по голове. Со всей дури. Топором с размаха. Что будет, если он умрёт? Они душевно умрут вместе с ним, потому что каждый приложил руку к его смерти, каждый из них, с той или иной силой подтолкнул его к этому. Вдруг, Тэхён услышал быстрые шаги. Даже не шаги, а бег. И все люди одним табором направлялись вглубь реанимации. Голоса этих людей слились в один сплошной гул, в котором парень не смог ничего расслышать. Тэ напрягся. Он, как можно тише, вышел из палаты Хосока и замер в абсолютном шоке… Все врачи, пробежавшие пару секунд назад вглубь, были сейчас в палате Чонгука. — Остановка сердца. Делайте компрессию грудной клетки… Сонджи, приготовьте дефибриллятор. — доносились чёткие команды врача. Тэхён быстро нашёл у себя в кармане телефон и набрал номер Юнги. Никто не отвечал. Везде тишина. Как вдруг. — Стоп компрессия. Анализ ритма. — секундная тишина. — Продолжить компрессию. Сонха, обеспечьте проходимость кислорода в органы дыхательных путей. Вдруг на другой стороне послышался голос Юнги. — Да? А из палаты Чонгука всё новые и новые команды. — Стоп компрессия! Ставьте сто пятьдесят джоулей. — секундная тишина. — Разряд! — раздался удар, от которого у Тэхёна сердце сжалось, а по телу прошёл табун мурашек. — Юнги-хён. — ели сдерживая слёзы. Ему страшно. Страшно, что-либо говорить Юну. — Тэ… что случилось? — Буди Намджуна и бегом сюда. — всё. Больше он не смог ничего ему сказать. Он просто сбросил. Язык не повернулся. Сбросил, потому что Юнги и без лишних слов поймёт, что дело дрянь. И Намджун поймёт. — Сохён, начинаем синхронную реанимацию… — Сколько идёт реанимация? — строгим голосом спросил один из врачей. — Примерно две минуты. — ответила женщина. Тэхён в этот момент охренел конкретно. Ему казалось, что уже успело пройти минут десять точно. Не меньше. — «Две минуты?! Какие, к чёрту, две минуты? Реанимация уже давно началась!» Ему так кажется. Кажется, просто потому, что он стоит и ничего не может сделать в тот самый момент, когда там умирает дорогой ему человек. Он чувствует, что там умирает не только Чонгук. Там вместе с ним умирает душа Тэхёна. Тэхён быстрым шагом направился к палате Чонгука, из которой доносился адски медленный отсчёт. Тогда Тэхён понял, как это, когда у некоторых людей проходит секунда, а у других целая вечность. — Две минуты… стоп. Анализ сердечного ритма. — он оказался на против двери в палату и увидел самую страшную в мире картину. Чонгук лежит на этой кровати… из его рта торчат различные трубки, которые, судя по всему проводят кислород… рядом с ним носятся врачи… мужчина давит руками ему на грудь… женщина рядом обеспечивает проходимость кислорода… другой во второй раз потянулся к дефибриллятору. — Пульса нет! — крикнул четвёртый врач. У Тэхёна от этой фразы сердце пропустило удар. — Все отошли! Ставьте двести джоулей. — снова секундная тишина. — Разряд! Тело Чонгука чуть подскочило, и снова рухнуло на кровать. — Анализ ритма. — Пульса нет. — Давайте двести пятьдесят джоулей! — снова тишина и команда. — Разряд! — Остановка дыхания … — Время смерти? … — Два шестнадцать …/end flashback/
/flashback/
— Тэ! — подбежали к нему Намджун и Юнги. — Что… произошло? — пытаясь отдышаться, говорил Юнги. Его голос звучал настолько испуганно, что без усилий можно понять, он подумал о самом страшном. — Юнги… прости нас. Мы скрывали это от всех. Всё это время… Чонгуку становилось хуже. — замолчал, делая очередную затяжку. — Тэхён! — поднял голос Юнги. Его нервы уже не выдерживали таких пауз. Дыхание затаилось. — Юнги… Намджун… — его голос начал дрожать. Из глаз с новой силой начали стекать слёзы, заслоняя обзор. Ему не хотелось говорить это, но они должны знать. — Чонгук… он умер. Время смерти 02:16. Джун закинул голову назад и тяжело, болезненно простонал. Из его глаз мгновенно потекли солёные капли. Он знал… знал, что всё так. Пока они ехали в больницу, он надеялся, что ошибается. Но если нет, и его донсент действительно на грани, то молился, что они не опоздали. Что Чонгук до сих пор жив. Всё тело начало дрожать. — Нет… нет, Тэхён… он не мог умереть… — Юн усмехнулся, но любой человек скажет, что это наигранно. Даже не нужно быть его лучшим другом или психологом, чтобы сказать, как ему больно. Тэхён посмотрел на него грустным, убитым взглядом, понимая, что сейчас ему будет в разы больнее, чем им с Намджуном вместе взятым. С его глаз покатились слёзы, но Юнги не осознавал этого. Он просто смотрел на Тэхёна, в надежде, что он скажет, что это очень глупая шутка. — пожалуйста, скажи, что это не правда. — Юнги не верил. Он просто не мог принять такую правду. Отрицание. Самая нелепая психологическая защита. Зачем отрицать то, что должно было произойти? Он подошёл к нему и заглянул ему в глаза. — Я тебя умоляю… скажи, что с ним всё в порядке. — Юнги не мог поверить, что его Чонгук уже мёртв. Он поднял на него взгляд, в котором, до сих пор была надежда, гаснувшая с каждой секундой. — Пожалуйста, скажи, что он жив. — он взял его за плечи дрожащими руками, и прошептал: «Прошу, не говори мне такую правду». — Прости, хён… Юнги развернулся, и что есть силы, побежал прочь. Он не мог находиться там, зная, что его там больше нет. Услышав это, он почувствовал, что из его сердца вырвали что-то, до безумия дорогое и любимое. Душу словно снова рвали на части. От этой боли хотелось просто умереть. Кричать, чтобы хоть немного остановить кровоточивость тех ран, нанесённые этим известием. Ему снова исполосовали и без того, больную душу, уничтожили внутри всё живое. Он сел за руль, но сил не хватало даже ключ зажигания повернуть. Юн до последнего держался, до последнего старался не показывать, все те потаённые эмоции, всю ту боль и пустоту. Он опустил голову на руль, обнимая себя за плечи, сжимая ладони настолько сильно, что скоро, на плечах, могли появиться синяки. — Чон… Чонгук… — только одного названого вслух имени хватило, чтобы окончательно разбить ему психику. — Зачем? Зачем ты меня оставил? Вернись… пожалуйста. — шептал сквозь слёзы. Он представлял, что младший сейчас сидит на соседнем кресле и смотрит на него. Так же, как это было несколько недель назад. — Ты же знаешь… я до сих пор люблю тебя… тогда зачем ты оставил меня тут одного?! — он сильно стиснул зубы, и зажмурил глаза, сдерживая свой крик бури эмоций. Из глаз стекали слёзы, которые просто падали на его штаны. — Вернись, Чонгук! Вернись! Я же говорил тебе, моя жизнь без тебя смысла не имеет… так почему ты меня бросил? — боль в сердце была настолько сильная, что теперь её, походу, уже ничего не заткнёт. Не одно на свете обезболивающее не поможет убрать сердечную боль и боль души. Это единственное, что не проходит со временем. Это единственные болячки, которые никогда не затянутся. В эту секунду Юнги потерял всё: донсента, друга, любовь, воздух, смысл жизни и жизнь в целом. Больше нет ничего. Осталось только волочить своё жалкое существование до смерти. Юнги никогда так сильно не хотел сойти с ума, чтобы просто перестать осознавать груз вины и силу боли, расцветавшие на его сердце. Он думал, что больнее уже не будет. Думал, что больнее, чем его предательство просто быть не может, но сегодняшняя ночь пробила дно. Сегодня он понял самый важный урок, который раз за разом преподавал ему Чонгук каждой своей попыткой суицида: «смерть победить невозможно, а значит, и жизнь не имеет смысла»… — Тэхён, ч-что произошло? Младший глубоко затянул и, выдохнув белый, густой дым, потушил уже третью сигарету. Он потянулся за ещё одной, потому что просто не мог остановиться. — Не выдержало… сердце. Просто не выдержало. Остановилось. Врачи не смогли помочь. — с его глаз сорвались ещё две слезинки. — Никто не смог помочь. Он просто ушёл. Трудно описать словами, что Намджун испытывал в этот момент. Но то, что ему было больно думать о том, что Чонгука больше нет в живых, это точно. Каждое воспоминание, связанное с этим милым ребёнком, каким его знал Намджун, резало, как скальпелем. Этот семнадцатилетний парень, с которым его познакомил Юнги, за год до дебюта, за очень короткое время, успел стать для них чуть ли не родным. А сейчас, когда они сидят на порогах больницы, зная, что Чонгук мёртв, всё внутри просто разрывает в клочья. Без сожаления. — Что теперь будет? Как мы скажем это Хосоку? Он же просто не переживёт того, что, можно сказать, своими руками убил единственного, оставшегося в живых, родственника. — спросил Тэхён, повернув голову в сторону старшего. — Нужно с начало немного оправиться. Юнги должен принять это. Хотя бы принять. Чтобы смериться ему нужно будет много времени. — Легче сказать, чем сделать. — Намджун забрал из рук донсента половину сигареты, которая просто тлела на ветру, и приложил к своим губам. — Ему ведь, даже его любимые сигареты, будут о нём напоминать. Не говоря уже, про их квартиру, нашу группу и Хосока. — Нужно что-то придумать, иначе мы можем и Юнги потерять…/end flashback/
Уже третий день, между двумя братьями, Чимином и Сокджином, гробовая тишина. Они не разговаривают друг с другом, не пересекаются взглядами, а иногда, даже избегают. Три дня траура. Они, по сути, снова влезли в криминал, подписали себе ещё один смертный приговор. Всё это не в первый раз, но три дня назад они убили дорогого для них человека. Чимина снова душит во снах. Чонгук снится ему, и просто убивает его. Джин этого не видит, но, с того дня, Чимин сам не свой. Даже зная, что происходит в тени, он всё равно не может освободить себя от какого-то чувства вины. А что уж говорить о Сокджине? Он почти не выходил из своей комнаты, а из дома тем более. По дому ходить спокойно не мог. Только в его личной комнате Чонгука никогда не было. Ему запрещено было находиться здесь, точно так же, как и в комнате Чимина. На брата, он, даже смотреть не мог. Чимин просто отнял у него жизнь. Самый дорогой и родной человек просто закрыл крышку его гроба, и утопил в море его собственных слёз. Точно также, как и тогда четыре года назад. И Сокджин не смог помешать этому, не смог, сделать что-то что помогло бы всё изменить. Он снова остался жертвой обстоятельств. — Джин-хён, иди сюда. — позвал младший с первого этажа. Джин нехотя поднялся с кровати, и направился к лестнице. Не хотел он разговаривать с Чимином, от слова совсем. — Чего тебе? — за всю свою жизнь, он никогда не разговаривал с ним так холодно и строго. Сколько бы между ними не было ссор, непониманий и разногласий, никогда, между ними, не было «прохладных отношений» таких, как сейчас. — Посмотри, какой я подарок тебе привёз. — в дверях показались люди, которые пытались занести что-то тяжёлое в холл. Глаза Джина расширились. — Чимин, что… — То самое. Ты же знаешь, я обещал. — Неужели ты… это… — Да… Хосок уже третий день находится в больнице один. Тэхён, Намджун исчезли, а Юнги, после того, как Хосок в сознание пришёл, больше не приезжал. Он не знал, что думать. Ещё и мысли о Чонгуке волнений добавляют. Что с ним? Пришёл ли он в сознание? Как эта авария повлияет на него? Почему никто ничего не говорит? Он сидел и смотрел в окно. — «Что вообще происходит? Где Чонгук? Где Юнги? Где они все? Почему они так резко все пропали?» — эти вопросы он задаёт уже не первый день, но ответов никто не даёт. Вдруг, к нему в палату, входит Намджун. — Мне нужно забрать его. Оформляйте выписку. — Вы уверены? Может, лучше, всё-таки, ему остаться здесь, под нашим контролем? — начал говорить врач, который зашёл следом за Джуном. Увидев Намджуна, у Хосока пропал дар речи. Синяки и мешки под глазами, распухшее лицо, и красные глаза. Бледный, словно живой труп. Что с ним? — Да. Ему будет лучше дома. Мы за ним проследим. — Хорошо. — врач вышел из палаты. Хосок уже собирался открыть рот, и спросить, что с младшим, но Джун не дал этого сделать. Он взял телефон и приложил его к уху. — Тэхён, дай хёну трубку… — с обычного, голос перешёл на строгий, и даже, какой-то, злой тон. — слушай меня внимательно, сейчас я привезу Хосока. Чтобы к тому моменту, когда мы приехали, твоя квартира блестела чистотой и порядком, и сам был во вменяемом состоянии. Не забывай, ему хуже, чем нам всем. — он сбросил, и опустил голову вниз. — Джуни? Ты… ты чего какой? — Хоби-хён, потерпи до дома. Там мы тебе всё объясним. — А что с Юнги? — Потом. Всё это казалось очень подозрительным. В его сторону не смотрит, говорит, можно сказать, в пол, ничего не объясняет. — «Всё это очень странно». Минут через десять они уже ехали в сторону дома Юнги. Чем больше Хосок находился с Намджуном в машине, тем больше замечал, что его донсент ведёт себя совсем не так, как всегда. Может это и не он совсем? Не понятно. Тишина. И именно с ним? С Намджуном? Как с ним можно молчать? Обычно, они оба болтают без остановки. Но, что происходит сейчас? Они подъехали к дому Шуги. Ничего не поменялось, но что-то не так. Тут очень тяжело дышать, воздух пропитан грустью и слезами. Откуда всё это? Джун вышел из машины и подошёл к двери, чтобы помочь Хосоку выйти. Идти было немного тяжело, особенно с переломом ноги. Непривычно снова чувствовать и этот воздух, и асфальт под ногами. — Намджун, лифт работает? — Должен. По крайней мере, когда я за тобой поехал, всё работало. — Надеюсь, не застрянет на полпути. — проговорил полушёпотом, и медленно пошёл в сторону подъезда. — Хён. Они здесь. Юнги ничего не ответил, и просто поднялся с кровати и, взяв полотенце, ушёл в сторону ванной. Уже минуты через три он услышал стук в дверь. — Здравствуй, Хосок-хён. — голос Тэхёна дрожал, и понятно почему. — Привет, Тэхён. — Проходи. — А где хозяин сего помещения? — спросил Намджун, проходя вперёд. — В ванной. Кстати… — он подошёл к двери и постучал. — Юнги. Выходи. Юнги молчит, но, всё же, решается выйти. Он прошёл мимо Хосока, всех остальных, даже не смотря в их сторону. Он сел на диван, и опустил голову вниз. — П-привет, Хосок. — голос Юнги звучал очень странно. Сорванный, хриплый, очень тихий. В нём нет того баритона, который всегда грел душу. Жизнь отсутствует полностью, хотя раньше она, немного, но присутствовала. Тон холодный и убитый. — Голову на меня подними. Я тебе в глаза хочу посмотреть. — Юнги услышал в его голосе чонгуковские нотки. Поэтому, даже посмотреть на него страшно, ведь если увидит, то просто не сдержится. — Тэхён, Намджун. Оставьте меня тут с ним. Завтра приедете. — Уверен? Вы же тут сопьётесь вдвоём. — Уверен. Идите. Тэ и Джун переглянулись между собой, и, посмотрев на хёна, вышли из его квартиры. Юнги поднялся с дивана, и подошёл к Хосоку. — Хоби, я не хочу смотреть на тебя. Младший расширил глаза. — Ч-что? — Не пойми меня неправильно, просто выслушай. Если я сейчас увижу тебя, то… Хосок, я просто не могу посмотреть на тебя. — Чего? О чём ты говоришь? — Тебе нужно сесть. — он аккуратно взял его за руку, о чём, почти сразу, пожалел. По телу побежал разряд электрического тока. Парень потянул его за собой, но Хосок даже не думал двигаться с места. Тогда Юнги решил прибегнуть к крайней мере: он поднял его на руки, стараясь смотреть куда угодно, но не на него. Хосока очень сильно задевало такое поведение со стороны Юнги. Не хочет на него смотреть, но на руках несёт. Как-то странно. Он поставил его на пол, перед диваном. — Садись. — снова не смотрит на него. Это уже начинает раздражать. Хоби взял его лицо в свои ладони, и повернул к себе. Юнги не сопротивлялся, но глаза закрыл. — Что произошло, хён? Почему ты не смотришь на меня? — Сядь, пожалуйста. Хосок коснулся его своими губами, пытаясь обнять. — «Неужели, всё было игрой? Неужели, он просто воспользовался мной? Как он мог?» Юнги свёл брови и, тихо выдохнув в его губы, ответил. Он не понимал, зачем поддаётся, но другого выхода нет. Тело не принимает команды мозга, как будто каждая частичка начала жить своей жизнью. — «Отвечает, но не прикасается. Как понять его?» — Хосок… остановись. — шепчет, опаляя губы младшего тёплым дыханием, но сам не отстраняется, не может. Младший не слушает и снова припадает к его губам, прижимая его к себе за затылок. Он настойчив, это не изменилось. Хосок просто хочет снова чувствовать его губы, ощущать его тепло. Теперь он понимал, почему Чонгук так сильно зависел от него, и почему ревновал ко всему. Юнги нельзя не ревновать. Хочется быть с ним. Хосок понимал, что разлюбил Анхо, и понимал, что влюбился в Юнги. Но Хоби для него не больше, чем замена Чонгука. Он сейчас такой же, нежный и аккуратный с ним, как и тогда. Все поцелуи медленные, тягучие, сладкие, как будто боится сделать что-то лишнее. Юнги не может оттолкнуть, но хочет. Он не может стоять с опущенными руками, но и не хотел прикасаться к Хосоку, хотя сопротивляться самому себе очень непросто. Одной ладонью старший обхватил его за талию, а второй прикоснулся к щеке. Он не чувствует Хосока, потому что это не он. Он боится смотреть на него, боится открыть глаза, потому что, только жизнь, в мираже, в собственной фантазии, поможет ему пережить. Только от одной мысль о том, что сейчас рядом с ним Чонгук, парню становится легче, хотя, где-то, в глубине, ноет сердце, потому что мозг знает, что всё это лишь очередная, нездоровая выдумка. Юнги целует