/flashback/
Как только звучит хлопок входной двери, Чонгук сразу оказывается прижатым к холодной стене прихожей. Он чувствует на себе не только чужие руки, но и губы, которые так нещадно терзают его собственные. В этой темноте, Чимин набросился на него, как хищник на свою жертву, которая вновь попала в его ловушку. Его грубые, горькие поцелуи настолько жадные, что кажется, будто с каждым прикосновением губ он высасывает из него душу. Высасывает из него жизнь. И Чонгук борется с невыносимо сильным желанием оттолкнуть Чимина от себя. Но в своей душе он понимает и старается смириться с пониманием того, что к этому нужно привыкать. Привыкать к тому, что теперь с этими отношениями нужно жить всю оставшуюся жизнь. Что никогда больше выбраться он не сможет. Если раньше у него была надежда на то, что сможет вылезти из этого дерьма, заслужить прощение всех и вернуть нормальную жизнь, то теперь он понимает, что даже думать об этом теперь запретно. Чимин крепко прижимает его к себе и следом за собой тянет его в глубь дома. В свою спальную. Туда, где будет поглощать Чонгука всю оставшуюся ночь. Туда, где для Чонгука не будет спасения. В ту бездну, которая вновь засосёт его. Он толкает его на свою постель, мгновенно нависая с верху, вновь примыкая к чужим мягким и тёплым губам, которые помогут растопить его уже давно замороженное сердце. Которые помогут ему начать заново жить и дышать. Со стороны Чонгука медленно угасает сопротивление. Медленно приходит смирение, которое для Чимина всегда являлось своеобразным сигналом к тому, что он сдался. Которое позволяет ему брать ситуацию под свой личный контроль. — Давай же, Чонгук. — шепчет Чимин ему в губы. — Обнимай меня так же, как обнимал его. Целуй меня так же, как целовал его. И Чонгука только сам факт того, что у Чимина хватает наглости и смелости сравнивать с собой Юнги уже накаляет. Он хочет влепить ему пощёчину, оттолкнуть и вылететь из комнаты, как пробка из бутылки. Но он продолжает переступать через себя, через свою гордость и через свои принципы. Он целует. Он обнимает. Конечно не так, как обнимал Юнги, но тем не менее. Он перестал быть бревном в сексе с Чимином. И от этого он чувствует себя ещё паршивее… Чимин рывками стаскивает чужую одежду, и Чонгуку кажется, что Чимин увлечётся настолько сильно, что разорвёт ему кожу голыми руками на огромные шматки мяса. Хотя, так будет лучше. Даже если он его тут пристрелит, задушит собственными руками или какой-нибудь из подушек. Даже это будет лучше секса с ним. Однозначно лучше. Чонгук пытается применить старую тактику, которой он пользуется уже без малого пять лет. Он представляет Юнги вместо Чимин. Представляет, будто сейчас не Чимин целует его, а Юнги. Будто не Чимин обнимает его, а Юнги. Воспроизводит в своей голове картинки из прошлой ночи, и перенося их в реальность. И он очень надеялся, что когда откроет глаза, то увидит ни Чимина, который навис над ним, а Юнги, который так сладко прикасается к его губам. Но нет. Стоит ему открыть глаза, он сразу встречается с ненасытными глазами Чимина, которые горят плотоядным огнём, будто он мечтает сожрать его и не оставить ни кусочка. Как только их взгляды встречаются, Чимин опускает губы на шею Чонгука, одаривая чужую кожу нежными поцелуями. Чимин никогда не заботился о том, что он чувствует, о том, что он думает. Но стояло ему лишь раз лишиться его, он осознал, что Чонгук тоже как никак человек. Такой же, как и он. Даже более чувствительный, более ранимый. Именно поэтому сейчас он пытается хоть как-то загладить свою вину этой скудной нежностью, которой внутри него никогда не было и не появилась бы, если бы не Чонгук. — Прости меня. — шепчет, целуя в скулу. — Прости меня, Чонгук. — одной ладонью прикасается к его щеке. — Я не хотел, чтобы всё так вышло. — вновь целует в скулу. — Пожалуйста, прости. Чонгук жмурит лоб, отворачивая голову в сторону. Он бы простил, Чонгук умеет прощать. Он научился прощать даже попытки удушья со стороны других. Но Чимин не из тех людей, которые заслужили чужое прощение. Именно его Чонгук будет ненавидеть и проклинать всегда, ведь он — причина его бед. Он — причина его разрушенной жизни. И Чонгук рад бы сказать ему всё это в лицо, только вот решимости не хватит. Чонгук знает, что Чимин мгновенно впадёт в ярость. — Мой. — послышался шёпот, который заставляет Чонгука вырваться из собственных мыслей. — Ты только мой, слышишь? — немного отстранился, заглядывая ему в глаза. — Я тебя никому не отдам. Ты — мой…/end flashback/
Чимин подошёл к Чонгуку, устремляя на него свой грязный, похотливый, раздевающий взгляд, который не предвещал ничего хорошего. — Я тебе много раз говорил. От меня ты всё равно никуда не денешься. Даже спрятаться не сможешь. — навис над ним, нагло улыбаясь, и смотря в глаза. — Я найду тебя, где бы не был. И как бы печально это не звучало, Чонгук понимает, что это правда. Только признавать это он не собирается. Он отвернул голову от него, сильно зажмуривая глаза. Он уже чувствует, как Чимин проводит пальцами по его животу, как проводит носом по его шее, вдыхая запах его кожи… — Пять… шесть… семь… восемь… девять… - шепчет Намджун, сидя у стены, рассматривая часы, которые висят на противоположной стене. — Десять… — взял с пола наполовину пустую пачку сигарет. Уже десять часов прошло с того самого момента, как Намджун узнал об аварии. И парень смело может утверждать, что это были самые худшие десять часов в его жизни, потому что за эти десять часов не появилось никакой новой информации. Его красные глаза вновь наполняются отчаянием, которому Намджун до последнего не давал поселиться в своём сердце. Он до последнего надеялся, до последнего старался гнать мысли о возможной смерти Сокджина, но это сумасшедшее ожидание просто на просто убивает внутри всякую надежду. Ему тяжело дышать, тяжело вновь и вновь слышать эту проклятую фразу о том, что выживших нет. Тяжело понимать… и принимать то, что его Сокджин разбился на этом чёртовом самолёте. — Я же просил… просил тебя никуда не улетать. Просил тебя… остаться со мной. — поджёг сигарету и сделал глубокую затяжку, потому что чувствовал, как к нему вновь подступает истерика. — Почему… почему ты не стался со мной? — единственный вопрос, который мучает его уже около четырёх часов. Его трясёт, изводит в болезненной лихорадке. Время изводит его, не щадя. Время причиняет боль, разбивает его в пух и прах. И Намджун ничего не может с этим сделать. Рядом лежащий телефон начинает вибрировать, и это хоть немного, но выводит из размышлений. Он поднял телефон заглядывая в экран. Юнги. Впервые за несколько часов звонок от Юнги. — Да, хён? — Как ты там? Есть новости? — раздаётся тихий голос старшего, который выдаёт в себе только пару эмоций. Одна из них — беспокойство. — Нет. — помотав головой ответил Намджун, прикрывая глаза, с которых в ту же секунду срывается чёртова слеза. Она служит знаком. Знаком того, что отчаяние всё же взяло своё. — Всё по-старому. Ничего нового. — Намджун… — Юнги замолкает, не зная, что можно сказать в такой ситуации. Вроде как, и утешить хочется, сказать то, что всё будет нормально, что Джин не мог так вот умереть. Хочется дать надежду. Но с другой стороны он прекрасно понимает, что нет ничего хуже разрушенных надежд. Понимает, что чем сильнее он его обнадёжит, тем больнее ему будет, если надежды не оправдаются. — я… подожди ещё немного, а если что-то станет известно, то позвони мне. Я сразу приеду. — Хён, а что, если он мёртв? — совершенно неожиданно для самого себя проговаривает Джун, вновь устремляя взгляд на часы. — Прошло уже изрядно времени. Если бы он был жив, то ответил бы. Парень слышит, что Юнги тихо, но достаточно тяжело выдохнул. — Прекрати. Не делай себе хуже. — Юнги старается мыслить, старается включать голову и думать, потому что понимает, Намджун сейчас этого делать не может. Все его мысли занимает Джин и вероятность его смерти, процент которой растёт с каждой минутой. — Когда его самолёт должен был приземлиться? Младший внимательно смотрит на часы, в болезненной лихорадке начиная высчитывать время, числа которого никак не складываются в его голове. — Не знаю. Не могу сейчас сказать. — Вот что, подожди ещё около двух часов. Если за это время ничего не поменяется, то наберёшь мне… Всё повторяется. Снова Америка и снова Нью-Джерси. Снова Ньюарк и снова отель. Снова тишина и одиночество. Ничего не поменялось и не изменилось. Всё те же стены, всё те же окна. Вся та же обстановка и вся та же гнетущая атмосфера. Просто чудный букет. Сокджину он «по душе». Парень проходит вглубь номера, оставляя свой чемодан около двери. — Оставь меня. Я хочу побыть один. — проговорил Сокджин тихим голосом, устремляя взгляд в окно. Девушка, которая стояла на пороге номера проводила его взглядом и, прикрыв за собой дверь, покинула пределы номера. Джин сразу прикусил губу и приложил руку к ноющей ране в животе, болезненно морщась. Всю дорогу до Америки именно эта боль не давала ему расслабиться. Боль такая, будто там до сих пор торчит нож и Чимин, своей же рукой прокручивает его. Может это кончается действие обезболивающего, которое Джин готов уже пачками глотать, лишь бы перестать мучиться. Он смотрит на своё еле заметное отражение в стеклянной поверхности, но вместо себя видит лишь полотно белого лица, и чёрные прорези глаз, которые скрыты городским пейзажем. Сверкающие разноцветные огни города до безумия красивы. И высота, расстилающаяся под ногами, захватывает дух. Сокджин всегда любил рассматривать такие картины за панорамными окнами отелей или различных квартир. И раньше такой пейзаж бетонных джунглей грел, помогал хоть немного отвлечься и забыться. Но только сейчас Сокджин начал понимать, что все эти огни слишком далеки, чтобы как-то согревать. Бетонные клетки многоквартирных домов, высотных офисов настолько холодные, что могут заморозить даже в самую жаркую ночь. — Нужно было всё-таки остаться в Сеуле. — проговорил, прислонившись лбом к холодному стеклу. — Или привезти частичку Сеула с собой. — он достал из кармана телефон, и попытался включить, но к своему удивлению, он обнаружил, что телефон разряжен. Он быстро нашёл в своём чемодане зарядник, и поставил телефон на зарядку. Только вот, как только он включился его засыпало различными уведомлениями о многочисленных пропущенных звонках. И от количества этих звонков, его взял испуг. Пятьсот пятьдесят девять пропущенных и все от Намджуна. Джин как можно быстрее набрал номер Намджуна, сгорая от любопытства и страха. Ведь если он позвонил ему столько раз за последние несколько часов, то определённо что-то случилось. — Ким Сокджин! — проговорил громко, с нескрываемой истерикой в голосе. — Намджун, что случилось? — заикаясь спросил старший. Для Намджуна такой голос не свойственен. Что так выбило его из колеи? И как это связанно с Сокджином? На другом конце слышится тяжёлый, но облегчённый выдох. — Ты какого чёрта не отвечаешь на звонки? А? — его голос начинает дрожать. — Я тебя похоронить успел за последние десять часов! — он повышает голос, но мгновенно снижает его, потому что понимает, что сейчас крики не к чему. Сокджин слушает его и ничего не понимает. Он не может сложить в своей голове, что за бред Намджун сейчас несёт? Почему он его собрался хоронить? Что вообще такого произошло? — О чём ты? — Самолёт, летевший из Сеула в Нью-Йорк, рухнул в России. — Джин слышит, как тяжело он начинает дышать. Будто прямо сейчас у него отнимают кислород. — Я подумал, что это твой самолёт. — Нет-нет, Намджун. Это не так. — он старается говорить, как можно спокойнее, но волнение за него всё же проскальзывает в голосе. — Я только что приехал в отель. А не отвечал я потому что телефон сел. На другой стороне вновь раздался облегчённый выдох. — Ты даже представить не можешь, как я переживал за тебя. — его голос стал тише и мягче. — Я бы не смог жить, если бы с тобой что-то случилось. Немного ухмыльнувшись Сокджин проговорил. — Не переживай, Намджун-а. Со мной всё нормально. Я жив и полностью здоров. — парень резко замолчал, неожиданно вспоминая про две раны. — Ну, не считая двух ножевых, конечно. В трубке раздался единственный смешок, который звучал немного раздосадовано. — Хён, я не смог сказать тебе этого раньше, но я до безумия люблю тебя. — он ненадолго замолчал. — Просто знай это. — прошептал. Джин улыбнулся. — Я знаю. Я тоже до безумия тебя люблю… Вновь и вновь прикасаясь губами к горлышку бутылки, Юнги начал понимать, что быть алкоголиком не так уж и плохо. Понимает, что с помощью водки можно жить дальше. Быть может не все люди начинают пить из-за зависимости? Может у некоторых просто не хватает сил справиться с натиском каких-то жизненных обстоятельств? Или от того, что потеря дорогого человека просто не выносима? Или из-за всего сразу? Быть может не стоит их винить в этом, ведь каждый справляется со своим горем по-своему. Он уже далеко не первый час сидит наедине с бутылкой водки, как в воду опущенный. Он чувствует себя настолько жалким, и даже поверить не может, в то, что он опустился до такого. Что его так развезло, от ухода Чонгука. Ведь семь лет назад он как-то справился с этим? Да, он бухал. Бухал по-чёрному две недели подряд. А потом просто научился терпеть. И перетерпел же. Четыре года терпел. Тогда почему он не может сейчас просто перетерпеть? Может потому что нервы сдают? Нет. Юнги прекрасно понимает, что у него хватит сил вытерпеть. Прекрасно понимает. Тогда, почему он пьёт? Потому что алкоголь — это единственное, что может убить боль. Единственное, что помогло ему справиться тогда и поможет справится сейчас. Рядом с ним начинает вибрировать телефон и Юнги сразу обращает на это внимание. Конечно у нет сейчас желания с кем-либо разговаривать, но как только он видит кто ему звонит он сразу отвечает. — Да, Намджун. Ну как ты там? — Он жив. — проговорил младший с явным облегчением. — Он только что позвонил мне, сказал, что он уже в Нью-Джерси и что с ним всё в порядке. — послышался немного нервный смешок. — Это не его самолёт разбился. Юнги выдохнул. Впервые за несколько часов случилось что-то по-настоящему хорошее. — Я же говорил тебе не переживать. — проговорил с лёгкой улыбкой. — Можешь выдохнуть спокойно. — Я уже выдохнул. Выдохнул, как только услышал его голос. Юнги вновь улыбнулся, но ничего не сказал. Он прекрасно понимает, что сейчас чувствует Намджун. Это самое настоящее облегчение. Самое настоящее счастье, знать, что с тем, кого ты любишь всё в порядке. Нет ничего лучше этого. — А ты там как, хён? Может мне стоит приехать? — в голосе Намджуна послышалось беспокойство. Причём очень сильное беспокойство. — Не переживай. Со мной, как всегда, всё в порядке. — проговорил, сам себе не веря, что произносит такие слова как «всё в порядке». Ведь с ним далеко не всё в порядке. Но Юнги, как всегда, врёт и не краснеет. — Точно? — с лёгким недоверием в голосе произносит младший. — Да. Просто нужно немного побыть одному. — проговорил, закинув голову назад. — А ты лучше отдохни, выспись хорошенько. Ты и так сутки без сна. — Хорошо, хён. Если что, обязательно звони. Юнги посмотрел на телефон и как только звонок завершился, просто отключил его, откидывая его сторону. — Нет, Намджун. Не позвоню…