Осознание

Название фанфика: В одной клетке Фэндом: Ганнибал Пэйринг и персонажи: Ганнибал/Уилл; Ганнибал Лектер, Уилл Грэм Метки: AU, Hurt/Comfort, UST, Романтика, Флафф, Кинки / Фетиши 18+ Описание: Что если изменить последнюю серию 2 сезона и Ганнибал все же был схвачен нарядом ФБР и помещён в клинику Балтимора для душевнобольных преступников?! Как быстро его навестит Уилл, очнувшийся после наркоза с заштопанным животом? «НАЧАТЬ ЧИТАТЬ» *** Выход из наркоза был достаточно непростым: слабость, тошнота, головные боли, галлюцинации… Ну, казалось бы, к последнему, Уилл должен был привыкнуть, но не в этом случае… Осознание того, что Эбигейл всё-таки мертва и вместо неё в палату вошёл Чилтон, не хотело откладываться в его голове и она возвращалась снова и снова, разговаривая с ним часами. Говорила дикие вещи, на самом деле, вызвавшие бы шок у большинства людей, но ведь Уилл не большинство… Он прекрасно может понять мотивы и поступки каждого человека. Эбигейл говорила, что прощает Ганнибала, что скучает по нему, что хотела бы видеть их троих семьей… Что хотела бы уехать в домик Лектера на берегу Атлантики, куда он привозил её наслаждаться природой и пением птиц, под звуки прибоя. Она часами могла смотреть, как чёрные воды океана разбивались о скалистый берег и как нежные лучи солнца скрывались за горизонтом. А теперь она мертва, её нет, а человек, безжалостно перерезавший ей горло, по-прежнему оставался для неё дорогим и любимым. «Стокгольмский синдром, не иначе» — подумал бы любой человек, услышав подобное. Любой, но только не Уилл. Ведь он видел ситуацию с совершенно другой стороны. Уилл видел в этом поступке отчаяние и искренность, зависимость, скорбь и боль разбитого, безумно любящего сердца… Хотя, в том, что оно у Ганнибала всё-таки имелось — сомневались все, а уж тем более в том, что оно способно на любовь. Опять же, все, кроме Уилла… Он знал, чувствовал, что смерть Эбигейл была не просто плата или месть за предательство, а, как бы дико это не звучало — признанием в любви. Да, это было именно признание… А как ещё было донести до несносного профайлера, что всё, что он делает, было только ради него, для него, из-за него… Он простил ему даже обман с Фредди Лаундс… У Ганнибала ведь прекрасный нюх и он учуял её запах ещё задолго перед «последним ужином» с Джеком, учуял запах пороха на руках Аланы, зная, что пистолет ей мог дать только Грэм, видел напряжение Кроуфорда, который явно что-то не договаривал, но при этом скрыто ликовал, думая, что Ганнибал уже у него в кармане… Увидев всё это, Лектер не убил Уилла, хотя мог, сразу же, при первой возможности, не сбежал из города, не попытался скрыться, а ждал, ждал что решит человек, которого он больше всего на свете хотел видеть рядом и просто продолжал готовить ужин, зная, что за ним придут… Ганнибал был готов дать этот бой, лишь бы увидеть, что выберет человек, который был для него всем… Убийство Эбигейл - это был крик, крик разбитого и любящего сердца… И вот сейчас, лёжа в капельницах, катетерах с зашитым животом, который был вспорот не для того, чтобы убить, нет… Уж слишком аккуратно и с хирургической точностью был сделан разрез, так, что Ганнибал точно знал, что он выживет, и Уилл понимал, что прощает его… Он ощущал это всем сердцем и каждой своей частичкой души… Каждой, а не только тёмной её стороной. Но разум не позволял Грэму прийти и просто сказать это Ганнибалу в глаза. Не позволял ему признать то, что Лектер необходим ему так же, как и он необходим ему. Это очень тяжёлая степень созависимости, когда не можешь быть с ним, но не можешь и без него тоже… И наверное, это даже можно назвать любовью. Больной, непонятной, неправильной, катастрофической, но всё-таки — любовью. Только вот мысль об этом пресекалась на корню. Несмотря на то, что Уилл даже позвонил и предупредил Ганнибала, он всё же его отверг… Не тогда, когда обманул с Лаундс, не тогда, когда дал Алане пистолет, а в ту самую минуту, когда зашел к нему в дом, и не для того, чтобы сбежать вместе с ним, а держа пистолет, чтобы арестовать… Уилл не мог после этого просто прийти и сказать, что прощает его, ведь прощение — не значит принятие, а для Лектера этого было бы недостаточно. Ганнибал ждал именно принятия, когда Уилл придёт и, глядя в глаза, скажет, что он нужен ему. Нужен рядом, весь, целиком. Что ему нужна его помощь, присутствие, страховка, ум, что ему нужен весь Ганнибал, без остатка! И именно это означало принятие, на которое Уилл был пока не готов. А вот Ганнибал напротив, был готов ждать. Ждать сколько угодно, ведь в клинике ему было некуда спешить. Но Лектер знал, точно знал что Уилл придёт. И он пришёл… Спустя год… Год, проведённый в душевных самоистязаниях и всепоглощающей тоске, от которых Грэм отвлекался только ловя очередных убийц и пряча их за решётку. И из раза в раз он делал это с лёгкостью… Он просто щёлкал их, как семечки, не оставляя ни малейшего шанса, ведь они - не он… Они все даже рядом не стояли с тем умом, обаянием, харизмой и эстетикой, которыми Ганнибал был просто пропитан насквозь. Он был уникальным… Единственным в своём роде: социопатом, садистом, каннибалом, умеющим любить, чувствовать, ценить прекрасное и сострадать… И вот, спустя год, Уилл столкнулся с преступником, чей мозг не смог прочитать самостоятельно, и понял, что ему нужна помощь… Что ему нужен он… Ведь Уилл никогда не был так эффективен, как в связке с Ганнибалом, когда их разум сливался в единое целое, составляя один общий, неразделимый, живой организм, способный уничтожить, разоблачить, одурачить и противостоять кому угодно, кто встанет у них на пути… Сначала, не решаясь идти самостоятельно, Уилл попытался действовать через Кроуфорда, которого надоумил пойти к Лектеру и невзначай, так, между делом, выудить из того информацию, что он думает касательно нового убийцы, но план провалился… Ганнибал только позабавился с Джека, который и сам не понял, что им манипулировали, что он всего лишь пешка в чужой шахматной игре, которая длилась уже 3 года… Грэм совсем отчаялся… Не знал, как быть дальше, пока в очередном, абсолютно бессмысленном для раскрытия дела разговоре между Лектером и Кроуфордом, Ганнибал вдруг, якобы случайно, не обронил фразу, которая была не просто намёком, а прямым руководством к действию. Он буквально назвал свою «цену» за помощь, выражаясь абстрактно, но вполне конкретно и понятно для Уилла. Он знал, что Джек передаёт ему всё слово в слово. — Знаешь, Джек, самое печальное и разочаровывающее в людях то, что они лгут. Я говорю не про сокрытие ими правды, нет, а именно про ложь. Ложь прежде всего самому себе, когда человек не способен нести ответственность за собственные решения, не способен действовать честно, когда до конца отрицает собственное бессилие, надеясь, что помощь сама придет в его руки и ему не придётся ничего предпринимать, чтобы её заслужить. Разочаровывает эта неспособность людей играть в открытую, которые действуют за спиной других людей, пытаясь получить собственную выгоду и оставаться в тени. Я всегда был искренен, даже в своих убийствах, вот, наверное, и жду от людей того же. — закончил свою речь Ганнибал. Джек, выходя из клиники, так и не понял, к чему была сказана эта фраза, зато её прекрасно понял Уилл. Понял и прочувствовал каждое слово, они острием раскаленного лезвия врезались в самое сердце, вскрывали душу… Да уж, что-что, а Лектер даже без скальпеля прекрасно мог вскрыть любого, вывернуть наизнанку, выпотрошить, сделав из этого что-то прекрасное, правильное, подарить осознание, поведать свой замысел. И, как оказалось, он способен на это даже на расстоянии… И Уилл понял… Понял, что Ганнибал не против оказать ему помощь, но для этого придётся действовать самому, признать, что Лектер нужен ему, попросить быть вместе, после того, как отверг. И он поможет, обязательно поможет, но когда Уилл придет и вежливо попросит его об этом, признавая поражение, только так. Вот его цена. Зайдя в больницу и поднявшись в крыло для особо опасных преступников, Уилл шёл по длинному коридору, предвкушая встречу… В корпусе было холодно, тусклый свет мерцающих ламп освещал белый больничный кафель и серые шершавые стены, что не выпускало из той мрачной и жуткой атмосферы, которая царила в балтиморской клинике для душевнобольных преступников. Чем ближе он подходил к камере, тем чаще билось его сердце, готовое покинуть грудь в любую минуту… Но дойдя до последней камеры он не нашёл там Лектера. Оказалось, его бывший психиатр, на правах сохранения врачебной тайны, попросил приватный разговор в отдельной камере для допросов, которая не была оснащена видеонаблюдением и прослушивающими устройствами. Охрану таких встреч обеспечивал лишь один санитар больницы, стоявший внутри и подписавший документы о неразглашении услышанной им информации. Поняв, что в камере Лектера никого нет, Уилл вернулся к постовому, чтобы спросить, что происходит, и его сразу же проводили в приватную камеру для допроса, где уже находился прикованный ремнями к своему креслу Лектер и санитар, стоявший у дальней двери. На Ганнибале была смирительная рубашка белого цвета, прочно связывающая его руки за спиной, вдоль всего корпуса были кожаные ремни, удерживающие Лектера в неподвижном состоянии, а на лице была маска, которую надевали на самых опасных преступников каннибалов в истории, но при этом дающая возможность беспрепятственно разговаривать. Уилл нерешительно зашел внутрь и санитар закрыл за ним дверь, а затем вновь вернулся на свое место около дальней стены. Камера была достаточно просторной, но тёмной, чем то напоминающая сырое подвальное помещение, посередине стоял переговорочный стол на две персоны, к которому уже был прикачен в своём кресле Лектер, а над столом болталась на проводе одинокая лампочка, излучавшая тёплый жёлтый свет, но не способная в достаточной мере осветить всё помещение. Это давало ощущение уединения, даже несмотря на стоящего около дальней стены санитара, которого толком и не было видно. В помещении царила тишина, подойдя к столу Уилл нарушил молчание первым: — Ну, здравствуйте, доктор Лектер. — К чему же так официально, Уилл?! Я прошу вас, давайте отбросим формальности, скинем маски и поговорим глаза в глаза, как взрослые люди, без этой официальной клоунады… Только не после того, что мы пережили вместе. — Я прощаю тебя, Ганнибал. - Неужели ты пришёл за этим?! Спустя год, чтобы сказать мне это? — Нет, не только за этим. Как ты это понял?! — Когда я вспарывал тебе живот, нежно обнимая, убаюкивая тебя на своих руках, я заглянул тебе в глаза. И в этом взгляде уже читалось осознание, сожаление, скорбь и прощение. Ты уникальный человек Уилл Грэм, способный понять кого угодно, даже своего убийцу, но только не самого себя. — Ты не мой убийца и ты не хотел меня убивать… — А что я тогда хотел сделать? — Пометить. Укрепить нашу связь… Ты знал, что тебя схватят, и хотел, чтобы каждый день, ложась спать, я видел этот шрам перед сном, трогал его и ощущал твою улыбку, как и то, что мы связаны, навсегда. И что в какой бы части мира я не находился, ты всегда был бы рядом. Я даже не сопротивлялся, потому что знал твой замысел, а может быть, и даже потому, что сам хотел этого. — А как же Эбигейл? Как ты расценил её убийство? И прощаешь ли ты меня и за него тоже?! — А это уже слишком личный разговор, не в присутствии посторонних, а то вдруг кто-то решит, что у тебя есть сердце. Ганнибал едва заметно улыбнулся уголками губ и подозвал к себе санитара. Подойдя к нему, Джеймс (так его звали) вопросительно посмотрел на доктора, не понимая что тот от него хочет. И Ганнибал ответил на безмолвный вопрос: — Тебя зовут Джеймс-Альберт Рассл. Живёшь в Балтиморе с 14 лет, в 16 был отчислен, но родители смогли устроить тебя в медицинский колледж, там тоже не сложилось из-за незнания химии, и, чтобы заработать хоть что-то себе на жизнь, ты устроился сюда охранником, а потом был повышен до санитара, благодаря своим не глубоким познаниям в медицине. Твою жену зовут Кэролайн, а дочь Эсми. В данный момент они находятся на отдыхе в Калифорнии. Видишь, как много информации можно узнать, имея нужные связи и чуточку ума. Так вот, я прошу тебя, Джеймс, воспользуйся и ты своим, покинь помещение и дай нам поговорить тет-а-тет, и запомни, я делаю тебе огромный подарок, что вообще тебе об этом рассказал, а то ты мог бы так и не узнать, почему жена вдруг не вернулась из отпуска, глядя до конца жизни своей дочери в глаза, чувствуя при этом собственную вину. Так что, взамен я хочу чтоб ты не просто вышел, а дал нам возможность побыть вдвоём, так что сходи, прогуляйся, в этом крыле всё равно нет камер, так что от начальства не прилетит. И не волнуйся, я его не убью, так что заберёшь его целым и невредимым, чего не скажешь о твоей жене, например. Недолго думая, санитар пулей вылетел из камеры, оставив их наедине. Лектер продолжил говорить только тогда, когда звук удаляющихся шагов в коридоре полностью растворился в звенящей тишине. — Прости за эту сцену, Уилл. Но я подумал, что за год ожидания мы заслужили поговорить без лишних ушей. Так прощаешь ли ты меня за убийство Эбигейл? — А как можно не простить человека за любовь?! Я это заслужил. Я разбил тебе сердце, а ты разбил моё в ответ. Только вот убивать её было не обязательно, достаточно было уехать, скрыться вместе с ней и я бы страдал до конца жизни, не зная, где тебя искать. — Почему бы ты страдал, Уилл? Потому что знал, что я не остановлюсь и продолжу убивать, а ты будешь не в силах это предотвратить?! — Отчасти. Но это не основная причина. — А какая же основная?! — Я не могу без тебя. Мне плохо без тебя, ты нужен мне. Мне нужна твоя помощь, забота, поддержка, мне нужен ты. Я прощаю тебя… Я принимаю тебя, Ганнибал. — Этого недостаточно. Снова недосказанность и ложь самому себе… — Ганнибал, пожалуйста… Ты нужен мне. — Я знаю, но это всё равно не то. — Я… Я просто… не знаю…наверное…я…возможно… — Уильям… Пожалуйста, прекрати это. Иначе ты просто сведёшь меня с ума. ПРОСТО СКАЖИ, ЧТО ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ! Это так сложно?! Мне просто нужна искренность. — Я не знаю, как называется то, что я чувствую к тебе. — Ложь. Снова. Любой другой на твоём месте был бы мёртв, ещё после первого обмана, но ты жив. — Ганнибал… Я правда не знаю как это назвать. Возможно, я испытываю то же, что и ты по отношению ко мне… — Возможно? «То же, что и ты»? Ммм… Хорошее определение. Так искренне и по-взрослому, малыш Уилл… — Да что тебе от меня нужно??? Не знаю, я не знаю… Что ты хочешь еще от меня услышать?! Да, я люблю тебя, Ганнибал. Я знал это ещё в тот момент, когда звонил предупредить тебя, когда дал шанс тебе уйти. Я дважды, как минимум, мог в тебя выстрелить, но не сделал этого… Я просто не смог… И зная обо всём, что ты натворил, я всё равно хотел чтобы ты сбежал… И даже хотел сбежать с тобой. И да, меня подкупало твоё отношение ко мне, то, что ты относился ко мне не так, как к остальным людям, что ты видел во мне больше, чем я сам о себе знал, видел, на что я был способен… Видел эту силу во мне, отражение себя, а не просто зашуганного профайлера неудачника, живущего в своре собак, каким я по факту являюсь… Ты обнажил передо мной свою душу, открылся мне, позволил узнать тебя, и, пожалуй, это и есть наивысшее проявление любви… Но ты тоже единственный, кого я впустил в свой разум, позволил себя изменить. Так какого чёрта ты тогда спрашиваешь. Да, я люблю тебя, грёбаной платонической любовью. Люблю и принимаю. Прощаю тебя… И ещё, ты нужен мне, пожалуйста… — Ну вот, так уже намного лучше. Но всё же ты лукавишь, мой дорогой Уилл, говоря о том, что твоя любовь носит чисто платонический характер. Я вот чувствую другое. — Я… Нет, это вряд ли… я гетеросексуален, Ганнибал, меня никогда не привлекали мужчины в физическом плане, хотя в случае с тобой я вообще ни в чем не могу быть уверен, да и ты, вроде как, был с Аланой, а значит тоже не по этой части… — Я открою тебе секрет, Уилл. Иногда люди влюбляются прежде всего в душу, во внутренний мир, и хотят провести с этим человеком всю жизнь. И не всегда пол этого избранника — противоположный. Никто не говорит тебе о том, что ты гомосексуален, я тоже далеко не такой, у меня вообще особое отношение к сексу, но это не мешает мне любить тебя и хотеть тебя, всего, целиком. — Тебе мало моей души, ты хочешь получить и тело, обладать мной полностью?! Таков твой замысел? — Ну вот, опять роль несчастной жертвы. Мотылек, который полетел на свет и сгорел, муха, угодившая в паучье логово, несчастный зайка, забравшийся от холода в лисью нору, лишь бы согреться. Только вот это всё — очередная ложь. Они не знали, что их ждет, а ты знал, они не знали, что идут на смерть, а тебе я открылся, дав возможность сделать выбор. Они достигли своей цели и погибли, а ты выжил и снова пришёл. САМ! Так почему? Почему, мать твою, Уилл?! Зачем ты здесь и стоишь передо мной? Да потому, что ты нихрена не жертва. Ты мангуст, такой же хищник, как и я, дерзкий и сильный, который, встретившись с коброй, не захотел её убивать, а захотел подружиться, принять её, сдаться. Ты хищник, который сам захотел быть побеждённым, лишь бы чувствовать, что тобой хотят обладать, лишь бы сделали тебя своим, как бродячего пса. Поняли, отмыли и приласкали, почесав за ушком. И для этого ты раз за разом возвращаешься, ты хочешь чтобы тебя поняли, ты хочешь почувствовать себя нужным, ты хочешь принадлежать. Принадлежать целиком. И если я не прав и ты никогда не думал обо мне, как о чём-то большем, чем друг, не представлял, как я даю тебе ласку, в которой ты так нуждаешься, даю тебе любовь, нежность, защиту, то можешь прямо сейчас отойти к двери и позвать санитара и проваливать отсюда, потому что я больше не могу это выносить. Или немедленно прекрати мне лгать! Сейчас же! А то я порву эту чёртову рубашку и придушу тебя собственноручно. — Надо же, я первый раз услышал как ты ругаешься… И то, что ты вообще можешь повысить голос… Я думал, твой пульс никогда не поднимался выше 80. — Обычно я убивал раньше, чем люди могли это увидеть. Иди, зови санитара. — Нет! Я лучше сам сниму с тебя рубашку и закончу это всё. Всё это безумие… По мне никто скучать не будет, кроме собак, а о них позаботятся, но лучше умереть здесь и сейчас, от твоих рук, чем выносить собственное безумие. Да и ты, наверное, будешь в бешенстве, если меня убьет кто-то другой из преступников, за которыми я постоянно охочусь. Так что, пожалуйста, будь той коброй, которая убила глупого мангуста. Закончив свою речь, Уилл подошёл и аккуратно расстегнул маску на затылке Ганнибала, затем расправился с тремя коричневыми кожаными ремнями, держащими тело. Ганнибал встал с кресла, повернувшись спиной, в немой просьбе развязать его руки. После того, как рукава рубашки были развязаны, Ганнибал самостоятельно стянул её через голову, одновременно потягиваясь, разминая затёкший позвоночник. Повисла пауза, когда они просто смотрели друг на друга. И Уилл нарушил молчание: — Не убивай только санитара, пожалуйста, у него жена и ребенок… Ты всё равно сделал всё, чтобы тебя признали невменяемым, так что тебя не казнят и тебе ничего не будет за мою смерть… Просто не убивай его. — Уилл вздохнул и зажмурился, готовясь принять свою смерть. — Знаешь, мне иногда льстит, что ты свободно читаешь каждого человека, а вот меня прочитать не можешь, точнее читаешь только то, что я тебе позволяю. — Просто сделай это, Ганнибал! — Повернись. Уилл послушно повернулся к нему спиной. Лектер подошёл сзади и, обхватив локтем горло Уилла, перекрыл поток кислорода к лёгким. Уилл задыхался, но даже не пытался сопротивляться. — Я же говорю, мангуст, который отчаянно играет роль жертвы и готов умереть, лишь бы не признавать очевидного. — тихим и спокойным голосом сказал Лектер Уилл держался из последних сил, постепенно обмякая, и, наконец, окончательно повис на руке Ганнибала, когда тот, буквально за несколько секунд до его смерти, разжал свою руку, уронив кашляющее и обессиленное тело на пол, а затем присел рядом на корточки. — Глупый, глупый мангуст… Ты так сильно хочешь умереть, лишь бы не признавать своего желания, своих чувств… Чего ты так сильно боишься, если даже в смерти видишь спасение? — Я боюсь того, к чему это приведёт, боюсь того, что со мной будет… Потому что ты здесь навечно, я там, а даже если бы ты был там, ты бы не остановился и всё это свело бы меня с ума. Я устал. Я просто устал. — вымолвил дрожащим голосом Уилл. — Хочешь, чтобы за тебя всё решили, как и всегда. В этом и есть твое желание принадлежать, чтобы ничего не решать, а просто вручить себя в руки тому, кто о тебе позаботится. Я всё ещё тут только потому, что мне это надо, глупый мальчишка, чтобы ты всегда знал, где меня найти, когда наконец созреешь. Я уже завтра могу быть в другой стране, на другом континенте, а я сижу и жду, когда ты признаешь очевидное. А ещё ты сказал, что я бы ради тебя не остановился? Так ты даже не просил, чтобы утверждать это. Я бы выполнил любую твою просьбу, если б чувствовал что ты мой. — Я твой. — Нет, ты до сих пор сопротивляешься и даже был готов умереть 5 минут назад, лишь бы не признавать этого. Так почему я должен тебе верить и не убивать этого грёбаного санитара по твоей просьбе? — Поцелуй меня. — Что? — Поцелуй меня… Я… я хочу…тебе…принадлежать… Поцелуй или убей меня, закончи всё это, умоляю, Ганнибал, пожалуйста, я так больше не… Профайлер не успел договорить, как мгновенно был впечатан в пол, когда губы Лектера накрыли его рот, увлекая в поцелуй. Уилл сразу приоткрыл губы, позволяя Ганнибалу изучать себя изнутри. Язык Лектера был очень дерзким и настойчивым, изучая каждый миллиметр рта возлюбленного. Он ласкал своим языком каждую десну, язык, нёбо, продолжая впечатывать брюнета в пол. Почувствовав возбуждение, с губ Уилла сорвался глухой стон, когда Ганнибал принялся ласкать его скулы, мочку уха, посасывая и прикусывая её, плавно переходя к шее, а свободной рукой расстёгивая пуговицы на рубашке профайлера. Уилла трясло, он буквально сходил с ума от нахлынувших эмоций. Ещё никогда в жизни он не чувствовал себя более живым, более нужным, как сейчас, находясь под своим бывшим психиатром, другом, находясь под самым опасным и безжалостным убийцей современности. Все эти чувства буквально уничтожали здравый смысл, разум отказался воспринимать действительность и Уилл просто безбожно стонал, лёжа на полу в одной клетке с хищником… Точнее, под хищником, а если ещё точнее, под своим хищником. Теперь Уилл не сомневался, что Ганнибал принадлежит ему так же, как и Уилл принадлежит Ганнибалу… Затуманенный взгляд медовых глаз, казался совсем чёрным от возбуждения. Лектер почти рычал, добравшись до ключиц Грэма и увидев, как тот стал извиваться под ним от смеси удовольствия, возбуждения и желания продолжать. Не удержавшись, Ганнибал впился зубами в нижнюю губу профайлера и продолжил целовать ещё более страстно, почувствовав металлический вкус на языке. Это затуманило сознание окончательно, он кусал Уилла везде, докуда мог добраться, оставляя свои метки по всему торсу, на руках, рёбрах, груди, шее. Уилл только продолжал жалобно поскуливать и трястись под своим сладким мучителем. Ганнибал ласкал, казалось, каждый сантиметр тела своего возлюбленного, властно сдавливая руками горло, предплечья, бока, пока одна из его рук не накрыла изнывающий пах любимого. Даже через плотную ткань брюк чувствовалось его горячее возбуждение. — Платоническая любовь, говоришь, что-то не похоже! — довольно хмыкнул Ганнибал, продолжая поглаживать через брюки возбужденную плоть, и подмигнул Уиллу, заглянув ему в глаза. От смущения Грэм просто забыл, как дышать, и снова закрыл веки, чтобы отдать себя чувствам, не наблюдая за этим безумием. Лектер настойчиво и решительно расстегнул ширинку, стаскивая серые джинсы Уилла вместе с бельём. — Уильям, посмотри на меня. Сейчас же. От голоса Ганнибала и от того, как он полностью произнес его имя низким и хриплым от возбуждения голосом, он жалобно и нетерпеливо всхлипнул, подчиняясь, и посмотрел прямо в глаза своему безумию. — Ты прекрасен, слышишь?! Ты самое шикарное произведение искусства, которое я видел, ты уникален, Уилл Грэм, неповторим. Я хочу слышать, что ты готов навсегда стать моим. — Докажи то, что ты меня любишь, пожалуйста, сделай что-то только для меня… — То, что ты всё ещё жив — это не доказательство?! — Алана тоже жива и ты тоже с ней спал. В эту же самую секунду, рука Ганнибала, резко и властно закрыла рот профайлера, прижимая с такой силой, что можно сказать, что это было грубо и даже больно. — Я это обязательно исправлю, это во-первых. — начал тихим голосом Лектер, но Уилл под ним с ужасом встрепенулся. — А ну-ка, лежать, я не закончил! Во-вторых, я спал с ней только потому, что она нравилась тебе, чтобы у нас было что-то общее, да и просто, хотел держать тебя в узде, если ты задумаешь выкинуть очередной фокус, как с тем санитаром Мэтью, которого ты послал убить меня. Я никогда не испытывал к ней ничего, кроме ревности. И то, ревновал не её, а тебя. Лектер разжал руку, дав возможность Уиллу вздохнуть. — Не трогай её, пожалуйста. Я буду твоим, я хочу быть твоим, но не делай мне больно, Ганнибал, умоляю… Я просто хотел, чтобы ты сделал для меня что-то особенное, чего не делал ни для кого… Хотел почувствовать твою лю… Не успев договорить, Уилл ощутил губы Лектера на своём члене, жадно посасывающие, не выпуская из горячего плена. Брюнета накрыло с головой… Все миры, все картинки и реальности смешались воедино, видя, как Ганнибал Лектер, грёбаный Чесапикский Потрошитель, делает ему минет… Это даже в голове не укладывалось, настолько нереальным это казалось. Грэм даже мог бы подумать, что это очередная галлюцинация, но горячие и властные губы возвращали его обратно в реальность, чтобы отправить на другую орбиту. Лектер сосал властно, но нежно, как будто предугадывая каждое микро желание своего любовника. Он то оттягивал крайнюю плоть губами, то раскрывал головку, обводя по ней языком, то вбирал в себя член полностью, до основания, сжимая горло и заставляя Уилла кричать от удовольствия. Видя, что его профайлер на пределе, Ганнибал резко отстранился, выпуская изливающийся смазкой член изо рта, прямо за несколько секунд до желаемого оргазма, и услышал обиженный жалобный всхлип под собой. — Не так быстро, я ещё не разрешал тебе заканчивать. Скажи мне, Уилл, такое доказательство любви тебя устраивает? Или ты считаешь, что я делал это для кого-то еще? — Просто сделай со мной все что хочешь, пожалуйста, чёрт, Ганнибал, не останавливайся, умоляю… — Ммм, как часто ты стал меня умолять, и всё это за один только вечер, хороший мальчик, мне нравится. Поворачивайся. — нежно добавил он. Перед тем, как повернуться, Уилл замешкался, словно чувствовал неуверенность. — В чём дело? — словно считав неуверенность, спросил Ганнибал. — У меня никогда, в общем, я… — жалобным голосом так и не смог закончить фразу Уилл. — Глупый, я знаю. Я подготовлю тебя, просто доверься, докажи, что ты готов стать моим до конца. Уилл зажмурился и повернулся спиной к Лектеру, поджав под себя колени, разводя ноги в разные стороны. Огладив его бёдра одной рукой, со внутренней стороны, Лектер протянул вторую руку ко рту Грэма, не недвусмысленно дав понять, что от него требовалось. Уилл жадно вобрал в себя пальцы, посасывая, покусывая их, хорошо и обильно смачивая слюной. Ганнибал вытащил пальцы у него изо рта, и провёл ими меж разведённых ягодиц, увлажняя тугое кольцо мышц, но вместо того, чтобы ввести в Грэма один из пальцев, он обхватил его член влажной рукой и начал интенсивно работать ею вверх-вниз, крепко сжимая пальцы вокруг ствола. При этом наклонившись к уху профайлера и сказав ласковым, почти мурчащим шёпотом: — Давай, мой мальчик, я разрешаю. Оргазм наступил незамедлительно и Уилл излился в руку Лектера, отчаянно продолжая толкаться в его ладонь. Тело обмякло, Грэм больше не мог стоять на четвереньках и просто лёг на пол. Открыв затуманенные, пеленой оргазма глаза, он непонимающе посмотрел на Лектера, который улёгся рядом с ним, продолжая рассматривать идеальное обнажённое тело и оглаживать его чистой рукой. Посмотрев на Ганнибала еще минуту, Грэм всё же решился спросить: — Почему ты не… ну, не сделал этого со мной? Ты перехотел? Его голос звучал очень тихо, жалобно и с огромной долей непонимания и грусти. — Глупый, какой ты глупый… Ну как?! Скажи, как можно тебя не хотеть? Я же сказал, ты самое главное произведение искусства в моей жизни. Уилл продолжал смотреть ему в глаза с благодарностью и непониманием одновременно, и, казалось, даже с обидой. Лектер молча взял и положил руку Уилла на свой до предела возбужденный член. — Это тебе тоже ни о чём не говорит? Я безумно тебя хочу, мой глупый мангуст. — Тогда почему ты не взял меня? — Где? На грязном полу, в обшарпанной камере, в психушке? Издеваешься?! Величайшее творение Бога, которое было послано мне, как дар свыше?! Я слишком сильно тебя ценю, Уилл, и никогда бы не поступил так. Ты станешь моим, чуть позже, на кровати, которую я застелю итальянским шёлком и усыплю лепестками роз. Перед этим я буду часами изучать губами каждую клеточку, каждый сантиметр твоего тела, чтобы заласкать каждый из них. Я буду долго целовать твою шею, говорить тебе на ухо, как сильно я тебя люблю и как сделаю ради тебя всё на свете, выполню любую твою просьбу, стану кем угодно, убью кого угодно и всё это ради тебя. Только затем я позволю себе ввести в тебя палец, используя качественную охлаждающую смазку, и начать нежно и долго тебя растягивать и подготавливать для себя, нащупав твой чувствительный бугорок и наслаждаться твоими стонами. Но не здесь, мой мальчик, и не сейчас. — А зачем ты тогда дал понять, что хочешь этого всего прямо сейчас? — не унимался Уилл. — Мне важно было видеть, что ты пойдёшь до конца. Что ты принял не только меня, но и принял себя, что ты позволил себе признаться в своих чувствах и доказал, прежде всего самому себе, что готов принадлежать мне полностью и без остатка. Для меня этого было достаточно, а теперь я дам тебе таблетку и ты уснёшь, проснёшься в больнице и скажешь, что не помнишь, что произошло и как я высвободился и сбежал. У тебя констатируют кратковременную амнезию в следствии асфиксии. А после этого ты сбежишь из больницы и придёшь на крышу высотки, за зданием областного суда, я буду ждать тебя в вертолёте и мы отправимся в любую точку мира, куда ты захочешь, чтобы купить наш новый дом. И на этот раз ты доказал мне, что поступишь правильно. — Ганнибал, а если я больше тебя не увижу и ты оставишь меня… — Никогда, ни на минуту больше. Я буду тебя ждать там, на крыше, я обещаю. — А как же…а если… ты хочешь сходить к ней перед отлётом? — Ещё одно слово и она точно умрёт, так что заткнись, пока я не передумал, а обо всем остальном и о моей будущей «диете» мы поговорим уже в нашем новом доме, согласен? Я обещаю, мы найдем компромисс. А теперь выпей таблеточку. Не переживай, тебя не заподозрят. Вся твоя сперма осталась у меня в руке, а на твоём горле внушительный след от удушья, так что беспокоиться не о чем. Завтра мы уже начнём новую жизнь. Вместе. Уилл послушно проглотил таблетку, преданно смотря на своего мужчину. Тем временем Ганнибал ни на секунду не отпустил его, убаюкивая на руках, пока Грэм окончательно не заснул. Очнувшись в больнице, Уилл не сразу понял где он находится. В палате его уже ждал Джек Кроуфорд — Уилл, слава ангелам, ты очнулся… У тебя была такая сильная асфиксия, что ты не приходил в сознание больше 5 часов… Представляешь, этот сукин сын сбежал, обезвредив охранника, забрав у него ключи и выйдя через закрытый служебный холл, где нет камер… Он всё просчитал… Мы не знаем, как ему удалось высвободиться из оков, но, вероятнее всего, вина лежит на ком-то из санитаров, которые халатно затянули ремни и рубашку. — Санитар жив? — На удивление да, видимо, он спешил, поэтому не стал его убивать, а вот тебя попытался… Опять! А еще этот ублюдок убил местного заправщика на ночной стоянке, просто выпотрошил, даже не стал измываться и не забрал себе пару органов на жрачку… А еще у него хватило наглости, оставить на его лбу наклеенный стикер, со словами: «Это ваш убийца, не за что, Джек» и сердечко… Нет, ну ты представляешь?! Лёгкая улыбка коснулась лица Уилла и он понял, что не только Ганнибал изменил его, но и он изменил Ганнибала. От этого осознания всё окончательно встало на свои места. Это и есть настоящая любовь и, чёрт возьми, он влюблён в него по уши… Дождавшись, когда Джек уйдёт и самовольно покинув палату, Уилл направился в назначенное место, забрался на крышу и увидел красивый чёрный вертолёт. Внутри находился Ганнибал, абсолютно безоружный, что лишний раз доказывало его стопроцентное доверие. В его руках были новые пакеты документов на двух человек. Мужчины смотрели друг на друга, не разрывая взгляд, пока Уилл вскарабкался в вертолёт. — Венеция, Париж, Флоренция, Чехия, Норвегия?! Что ты выбираешь, Уилл? — Я выбираю тебя! Посмотрев на Грэма со всем своим обожанием, Ганнибал заставил вертолёт взлететь, чтобы отправить их в новую жизнь.