Кто вообще заказывает мебель по телефону? Терпеть не могу этого парня.
Именно так Орангузмей сказал утром, когда радар перехватил телефонный звонок расстроенного Мао Мао. «Терпеть не могу этого парня» почти тут же превратилось в «о да, какой чудесный парень, всё делает нам на руку». План по захвату департамента шерифа пираты неофициально и гордо окрестили «Троянский диван». И, о боже мой, всё прошло идеально. Томительное ожидание ночи окупилось сполна, и Орангузмей даже занёс над Мао пурпурный топор и даже успел ощутить сладостное предвкушение. Но ведь именно когда цель достигнута, что-то обязательно выходит боком.
Пираты захотели остаться. Бездушный металлический корабль — их физический дом. Департамент шерифа — духовный. Это довольно забавно. Орангузмей хотел избавиться от Мао, но вовремя одумался, ведь если не будет самого шерифа, то и департамент, стало быть, развалится. Вот черт, теперь придется беречь этого придурка, бить его в полсилы или даже поддаваться. От одной такой мысли Орангузмея передёрнуло, давать слабину не хотелось. Быть слабым отвратительно, быть слабым перед Мао Мао отвратительно вдвойне.
Шериф спал на потертом диване, уткнувшись мокрым носом в мягкие складки воротника. Смотреть на него оказалась невыносимо, потому что в руках и за грудиной что-то начинало безумно щемить, словно плоть пыталась надломить кости и выбраться наружу. Орангузмей ходил по комнате из стороны в сторону, заламывая пальцы, рассматривал статуэтки на полках, потом оборачивался на Мао, листал старые книги и снова оборачивался. Ему всё время казалось, что Мао подглядывает за ним, это раздражало настолько сильно, что в конце концов он решил не отворачиваться, чтобы в случае чего тут же раскусить враньё и дать легендарному герою по лбу!
Орангузмей осторожно присел на диван рядом с Мао и тяжело откинулся на спинку. Взгляд упёрся в телевизор. У пиратов никогда не было телевизора… Если честно, иногда быть пиратом отстойно, быть эмоциональным пиратом отстойно вдвойне. Хорошие парни тебя не любят, а плохие парни тебя не уважают.
У Мао Мао серая мораль, он хороший коп, но плохой парень. Орангузмей всегда хотел заслужить уважение настолько противоречивой и солидной фигуры, но никогда не мог признаться себе в этом. Мао неприступная крепость, к нему никак не подобраться, его ничем не пронять и не подкупить.
Сила.
Но сейчас он маленький и хрупкий, как стекло. Он сопит на диване, и что-то в его образе вызывает неясную щемящую тоску где-то под сердцем. Очень непривычно видеть его таким спокойным, он же вечно мельтешит перед глазами и переживает о всякой ерунде. Орангузмей всегда отчётливо ощущал, если Мао что-то беспокоило, потому что эта вязкая тревога всегда сообщалась и ему.
Орангузмей потёр глаза и упёрся взглядом в пол. Деревянные доски испещрены светлыми полосами от когтей, свидетелями немой злости. Котёнок. Единственное слово на языке. Хрупкий котёночек, чьи кости можно переломать парой ударов и прости-прощай.
Это странное чувство, это странное-странное чувство превосходства на всех уровнях. Мао совершенно беззащитен: катана небрежно брошена неизвестно где, и даже если разбудить его сейчас, в первые пару минут он не будет ничего соображать и сделает кучу необдуманных штук, после чего снова свалится от усталости. У Мао взгляд тупой и напряжённый, похоже, из-за систематического недосыпа. И Орангузмея это…
расстраивает? Он тревожно проморгался прежде чем понять, что ему жалко злейшего врага.
Мао вдруг стал ворочаться, Орангузмей поднял на него взгляд, и то, что он увидел это явно не то, что можно забыть. Мао плакал. И шептал себе под нос какой-то бред.
Что-то фундаментальное внутри пошатнулось, остро запульсировало и стало ныть так сильно, что Орангузмей был вынужден выйти на улицу. Давно стемнело, за обрывом выл холодный ветер, деревья гнулись и надрывно скрипели. Здесь так неприятно и горько, но всё лучше, чем испытывать сострадание к тому, кто ни в грош тебя не ставит, кто тебя не уважает и считает забавным обидно подшучивать над тобой. Считает забавным по частям разрушать твое эго, раскалывая его на мелкие кусочки постепенно, чтобы потом оно вмиг разбилось, как стеклянный шар. Из него обязательно вытечет какая-нибудь полупрозрачная ядовитая субстанция, похожая на слюну. Она прожжет пол и доберется до ядра планеты.
Орангузмей вернулся в дом и так по-дурацки тихо затворил за собой дверь вовсе не из-за страха, что Мао
проснется. Наоборот, он боялся
разбудить Мао.
С кухни только и слышалось, что шуршание пакетиков с соусами, а потом загорелся свет, видимо, кто-то особенно голодный открыл холодильник. Вот же им неймётся. Ах, если бы голод был единственной проблемой Орангузмея…
Мао безуспешно кутался в плащ, стараясь согреться, поджимал лапки и ёжился. В какой-то умной книжке Орангузмей прочитал, что кошмары снятся, если сновидцу холодно или температура в комнате ниже нормы.
Одна лишь только мысль о том, чтобы накрыть Мао.
— Нет уж, никогда, — Орангузмей решительно скрестил руки на груди, но тут же уловил свое темное отражение в маленьком зеркале, висящем на противоположной стене. Какой же он… дурак?
Сопротивляйся дальше, можешь сопротивляться бесконечно, но это никогда не изменит того факта, что ты переживаешь за Мао и не можешь избавиться от этих чувств. Ты говорил, что не любишь никого, кроме себя. Но это неправда. Ты говорил, что тебе безразличен плохой коп. Но это ложь.
Орангузмей переворотил полкомода, но всё-таки нашел плед, осторожно накрыл им Мао, зажмурился и отвернулся.
Зачем ты делаешь это, скажи, открой мне свои чувства. Кто ты такой? Кто ты снаружи? Кто ты внутри? Почему внутри ты не такой, как снаружи?
— Босс, что вы делаете?
— Проваливайте отсюда!
Дверь захлопнулась, и по рукам пробежал ветерок с еле уловимым запахом испуга. Мао завозился, снова что-то прошептал, нахмурился и натянул одеяло на озябшие плечи.
Теперь бесполезно что-то отрицать, выбор сделан, ответственность закреплена. Мао важен. Был, есть, будет. Можно снова притвориться, но обмануться больше не получится. Все могло быть иначе, если бы не такой тяжёлый характер Мао. Вечно тревожного, злого и циничного Мао.
А может он просто несчастен?
Забавное бы вышло совпадение.
