and the stars exploded

Гул и темнота. Они сужались вокруг шеи толстым коварным змеем из райского сада и душили так, что невозможно было не то, чтобы вдохнуть - не представлялось возможным даже на секунду закрыть глаза. Вместо этого зрение превращалось в черно-белую липкую субстанцию, скачущую из одного угла в другой, будто хитрые тени заманивали в свой бессмысленный хоровод. Голова взрывалась тысячей осколков невыполненных решений, а всё тело наполнялось усталой жидкостью. Очевидно, он был заперт. Конечно, об этом даже не шло речи. Вся жизнь до этого инцидента слилась в комок чего-то неповторимого - да и зачем вспоминать пережитое, если сейчас это ни капли не помогало. Вокруг всё было нереальным, опущенным в густой чан тьмы, из которого нет выхода. Как же глуп человек тогда, когда не может видеть что-то перед собой. Он даже не мог усмехнуться в этом слое неизвестного вещества, ведь любой шорох, любое сотрясение этого кристального баланса приведёт к катастрофе или к концу всего мира, всего человечества. Он был в этом уверен, он прекрасно это осознавал. А потом резко зажегся свет, и он понял, что его нашли. Весь мир слился в одну белую точку. Рождение сверхновой звезды - такое прекрасное, но какое же разрушающее действие. Он хрипло закричал, при этом не произнося ни звука, хотя мерзкая липкая темнота покинула его лёгкие и глаза. Он не понимал, что происходит, правда не понимал и не желал этого делать. Было слишком много всего, что проникло в его сознание разом. Это сводило с ума, но почему-то начинало успокаивать, будто он увидел рождение всего в мира в один миг, который длился тысячи лет и одну секунду. Наконец-то он нашел спасение, выход, он верил в это до глубины своей души, но что-то внутри начало царапаться, буянить, выть и давиться пеной бешенства, как больной раненый зверь. Это был дикий страх неразумного животного, и он понял, как именно его нашли. Он наконец-то увидел помещение перед собой. Белые стены, окружающие его словно в охотничьем капкане - лишь подтёки по углам выдавали присутствие чего-то настоящего и несовершенного в этом месте. Гул никуда не исчез, а лишь плотнее заполз в череп противным насекомым, которое глупо и смешно умирало внутри, скребя по склизкой оболочке своими тонкими твердыми лапками. Он посмотрел на свои руки. Серые дорожки железа текли по ним, застывая в виде вулканических дорожек, как и миллиарды лет тому назад. Белоснежный пух света разливался по ним, заполняя своей искусственностью и гнилью. Хотелось убрать этот снег со своих ладоней, снова взглянуть на чистые горные вершины застывшей крови. Он сжал руки, чувствуя, как разрушаются горы, сдвигаются тектонические плиты, а по ладоням бежит тёплая лава. - Джонатан, я тебя нашёл. Гул изменился - прозвучал гонг его короля, владельца, хозяина. Он вздрогнул, бездумно цепляя ладонями обрывки цивилизаций на полу, чтобы вспомнить своё существование. Перевёрнутые сожжённые на костре инквизиции стулья, стекла, выбитые из всех окон этого мира, а также клочки важной ранее бумаги - лишь насмешка над тем, чтобы запомниться этой вселенной. Это всё было не то. Воспоминания, жизнь лежали где-то за этими стенами, вне досягаемости его рук. Его пальцы были несомненно сломаны, а он сам мертв, хотя он только что держал в руках целый мир и вдыхал запахи разрушенных надежд. Ему вдруг стало горько и он захотел заплакать. - Джонатан, оставайся на месте, я помогу тебе. Он зарыдал. Глупо, по-детски хныкая и размазывая все прозрачные выделения на лице, он дрожал и беззвучно открывал рот, жмурился и мотал головой. Ему было так плохо, словно он остался где-то позади всего мира, будто всё человечество ушло куда-то вперёд без него, а он лишь один остался где-то за кулисами огромного спектакля, который был для всех, кроме него одного. Память - замечательная вещь, была заполнена тьмой и стенами, которые он никогда больше не сможет разбить. Он завалился на бок и начал бить кулаками по кускам стекла. Словно игрушечный бисер они вонзились в кожу, ещё больше напоминая об этой утрате. Сверхновая продолжала рождаться, уничтожая вслед за собой прошлые планеты, жизни, историю и само время. Ведь этого того стоило. Взгляд затуманился, покрылся пластмассовой пленкой над зрачками, но покрытый кровью слух начинал распознавать приближающийся сумасшедший шорох, который выползал из самых глубин земной коры. Вместо мучительной горечи, пришел отвратительный страх агонии. Он забился в грязный пыльный угол этой ушедшей в прошлую эпоху комнаты, чувствуя, как в щели стены ползают муравьи и тараканы, умоляя держаться подальше от агонии. Но агония шла, скрипела, и была заодно с этим отвратным гулом. Он точно это знал, поэтому начал кричать. Но в помещении стоял один только гул, от чего он схватился за своё горло и не понимал, почему стал душить самого себя. Грязная железная дверь начала открываться, разрушая пыль, которая складывалась там тысячелетиями. Ему снова стало больно и он вонзил в свои ладони новую порцию стекла. Железные тонкие трубы скользили по полу, издавая протяжный лязг чего-то великого, что приближалось к нему с каждым вдохом. Ведь он знал как звучала агония, и она звучала именно так. Они беспрепятственно приблизились к нему, обхватывая за плечи и утягивая в бессмертную глубину темного коридора, ведущего определённо в ад. Он надеялся, что он снова вспомнит, хотя бы что-то. Что конце концов греховная тьма принесёт спокойствие и забытье. Но во тьме снова запахло этим, и он закричал. Это проникало в кровь, в каждую клетку, к сожалению, живого организма, устанавливая своё командование над ним. С каждой секундой он терял контроль над собственным телом. Он хотел сделать, хотя бы что-то, выпустить огонь боли изнутри, который пожирал его кости, но он больше не мог этого сделать. Что-то внутри взорвалось и залило своим целебным золотом. Сверхновая звезда образовалась, а стены стали ещё толще. Тараканы и жуки медленно в муках погибали в многовековом бетоне. Но он оставался где-то внутри. Где-то внутри он разбивал свою голову о прутья клетки, поочередно ломал себе пальцы и ими криво вытыкал себе глаза. Только это ни капли не помогало избавиться от осознания. Песочные часы перевернулись, и всё изменилось. Железные трубы с очевидно уродливыми лицами продолжали тащить его к этому. Его руки без движения, словно чужие, собирали остатки прошлых жизней на полу - на ладонях появлялось всё больше царапин из-за разбитого стекла, в которые заливались вонючие ручейки из кровавых луж, расплывшихся повсюду. Его разорванная на части, посмертная рубаха лишь сильнее промокала в чужих разлитых грехах, впитывая в себя это изысканное и редкое вино. В глубине души кометы бездумно мчались навстречу другим планетам, пока в разуме расцветали крохотные иголки вины. Он чувствовал, что подобно куску космического льда, бегущему навстречу своей смерти в виде огня оболочки атмосферы, он с такой же быстротой приближался к этому. Язык, уже совершенно ничего не чувствующий от безгрешного обезвоживания и святого многонедельного голода, шевельнулся во рту, пытаясь безумно и неосознанно усмехнуться. - Тебе не нужно было убегать, Джонатан. Головная боль вспышкой, смешанной с несуществующим мёртвым гулом, пронзила его сознание и он в судороге открыл рот. Металлические лица изогнули свои оскалы в нечто непонятное, что было совершенно неестественно этому. Звезда бурлила в своём соку, то умирая в наслаждении, то рождаясь в муках. - Джонатан, всё будет хорошо, поверь мне. Самое гадкое заключалось в том, что он верил. Грешное ощущение сверлило где-то в затылке, и он, неловко брошенный в сторону железными восковыми лицами, поддался ему и упал вниз, подчиняясь ему и чувствуя, как оно разъедает мозги. Вокруг плясал огонь мёртвых. Красные и чёрные светлячки плясали танец из другого мира перед ним, сплетаясь в единое ощущение всего сущего в виде этого. Это вздыхало, бурлило, переваривало и начинало всё сначала, создавая гул. Бессмертные искусственные свечи подавали жертву этому в конце очередного мерзкого цикла. По звезде пошли волны новых газовых слоев. Звёзды мелькали земными окнами в домах, которых он никогда не вспомнит. Да и незачем. Всё равно он их продолжит раз за разом забывать. - Джонатан, мне нужно понять, ты же это прекрасно знаешь. Я не отступлю. Трубы со змеиными языками по-хитрому прищурились, ползая вокруг него и ухмыляясь. Он начал бездумно отползать к стене, перебирая слабыми ногами и махая головой до того, что внутри глаз черно-белая рябь взмахнула своими кожаными крыльями с новой силой. Он случайно упёрся рукой в стену. Каменную нечеловеческую стену его жизни и понимания. Он неверяще улыбнулся, найдя подле неё настоящие очки. Звезда сделала проблеск в миллиардах её собратьев. Лишь маленькая несущественная искорка посреди чёрной бездны. Настоящие очки состояли из застывших человеческих слёз и страданий, но это невысокая цена за то, что он пытался понять. Он неловко потянулся за ними. К сожалению, это было слишком заметно. Труба зашипела, задохнулась блевотной пеной и воткнула железные очки ему в глаз. Он резко открыл рот, высунул язык и замер на несколько десятков минут. - Нет. Металлические лица разошлись в улыбке, а со слюнявых губ бежала рвота. Трубы отвратительно начали скользить по его коже, запутывая его в огнях красного и чёрного. Он теперь видел лишь одним глазом, и так об этом жалел. Трубы мокро, с какой-то липкой грязью касались кожи и пытались добраться до каждого миллиметра. Он жалел, что не родился слепым, как и все. Звезда начала приходить в свою постоянную форму существования на многие тысячелетия. Трубы на ощупь нашли его рот и проникли в него, облизывая лезвиями каждый участок полости и горла. Его вырвало в себя же. Звезда горит многие миллионы лет. Внутри него метались демонические духи, царапали кожу, рвали органы с кровью, впитывая их аромат в себя. Металлические лица с острыми зубами вкушали жертвенный пир, как в последний раз. Он не мог больше кричать. Он не хочет этого. - Я должен понять, Джонатан. Иначе ничего из этого не имеет смысла. Он не может больше бежать. Он не хочет этого. - Если я не пойму, почему так происходит, не смысла в том, чтобы продолжать путешествие. Он не может. Он просто не может. - Миссия будет провалена навсегда. И нет пути назад. Звезда замерла на многие триллионы лет. Зрачок глаза закрыла адская тьма. Все оборванные мышцы превратились в единый комок в преддверии единственного, что он мог сделать. Звезда умерла, превратилась в одну чёрную точку, и он закричал. Стена рассыпалась в прах. Весь мир замер. Весь космос замер. Все железные лица замерли. И Джонатан побежал вместе со своими воспоминаниями, которые топили его в своей греховной воде, сжимая вокруг его горла костлявые руки. Джонатан осознанно улыбался. Комната с белыми стенами казалась спасением. Джонатан лишь должен был найти выход на этом корабле, сообщить в главный штаб о поломке всего сервера искусственного помощника, и тогда всё будет хорошо. Но сверхновая звезда должна была родиться посреди космоса, и Джонатан упал в черную глубину пустого неба. Джонатан умирал в бетонных стенах, пока он снова был заперт. Его лишь окружала темнота и гул. Сверхновая звезда родилась. Это поистине прекрасное и разрушающее действие.