В аромате благовоний тают ночные кошмары.

— Лань Сичэнь! За эту жизнь я бессчётное число раз лгал, бессчётное число раз убивал. Как ты и сказал, я убил своего отца, брата, жену, сына, учителя, друга… Чего я не совершил из всех злодеяний этого мира?! — А-Яо… — Но я никогда даже не думал причинить вред тебе! — А-Яо! — Безудержный вопль вырвался из груди Сичэня. Он подорвался, сметая шелковые простыни и легкие одеяла с постели. Сердце неистово и болезненно билось в груди, ломая ребра. — А…А-Яо… Потревоженное пламя свечи замерцало в пляске, пуская причудливые тени по стенам и узорчатым ширмам, сделанным, будто из густого воздуха. Дымок от догоревших благовоний заметался, поднимаясь к потолку. Широкие плечи дрогнули, когда на них легли тяжелые теплые ладони. Лань Хуань развернулся, бездумно замахиваясь рукой, но ее тут же перехватили. Цзян Чэн смотрел в его оторопевшие, наполненные ужасом глаза неотрывно, словно в омут. Дыхание у первого нефрита сбилось, длинные шелковистые волосы растрепались в беспокойном сне. Под прекрасными нежно-карими глазами залегли глубокие тени усталости. Он мучился вот так уже пару месяцев, и глава ордена Цзян с тяжелым сердцем наблюдал за ним, не в силах оказать должной помощи. — Снова тебе снится этот… — Ругательства застряли в его горле. Как бы он не презирал падшего главу клана Цзинь, в присутствии Цзэу-Цзюня язык не поворачивался оскорбить его. — Ваньинь… — Он уткнулся в его грудь, зарываясь в тонкие одеяния носом, вдыхая его слабый приятный запах. Цзян Чэн тяжело вздохнул, отпуская его руку, чувствуя, как крепко Сичэнь сжимает его в объятьях. Он осторожно провел ладонью по голове. Подобные движения всё еще давались ему с большим трудом, ведь он только-только учился проявлять чувства и заботу таким способом, потихоньку перенимая жесты от Лань Хуаня. — Ваньинь, — он снова тихо позвал, сминая ночные одежды в руках. — Поцелуй меня. В мерцающем свете, карие глаза наполнялись чем-то болезненным и хрупким, голос дрожал, с головой выдавая тот ужас, которым было налито сердце. Цзян Чэн осторожно обхватил его лицо ладонями, слушая тихий всхлип. Сичэнь приподнялся, обнимая его за шею, полу распахнутые одежды скользили вниз по плечам. Целуй Ваньинь любую девушку, она ужаснулась бы тому, какой он грубый и небрежный, а сам он, наверняка даже не принял бы во внимание нелестный отзыв. Но сейчас, права на ошибку он не имел. Осторожно прикасаясь к лепесткам губ Сичэня, он чувствовал, как они дрожат, как всё его существо, столь нежное и уязвимое в этот момент, тянется к нему, как тянутся к солнцу цветы. Он осторожно обнимал его за узкую талию, позволяя приблизиться настолько, насколько ему было необходимо. Сичэнь всегда делал это самозабвенно. Когда дело касалось его чувств к Ваньиню, Лань Хуаня, казалось, совершенно ни что не волновало. Его статус, звание и положение будто вылетали из головы, и он вел себя как играющий мальчишка. А прямо сейчас, он был юношей, молодым юношей которому невероятно больно. — Спасибо за то, что остался. — Он спустился чуть ниже, целуя его в шею всё теми же горячими дрожащими губами. — Благодарность ни к чему. Я рад быть гостем Цзэу-Цзюня. — Он отрезал привычно и коротко, пускай голос его смягчился. — Принесу тёплый отвар. Подожди немного. Он уже собрался подняться с постели, поправляя одежды, когда Сичэнь повалил его обратно. — Нет! Нет, пожалуйста! — Пускай голос его не был громким, интонация пробирала до костей, отдаваясь мурашками на затылке. — Никуда не уходи… прошу… Лань Хуань почти обвился вокруг него, забравшись на колени, обнимая плечи. Он был примерно одного с ним роста, но сейчас, Ваньинь носом упирался ему в кадык. Цзян Чэн издал бессильный вздох. Становилось ясно, убеждать его в том, что он совсем не надолго — бесполезно, сейчас Цзэу-Цзюнь совершенно не в том состоянии, чтобы такое понять. Ему нужна защита, ему нужно тепло, и Цзян Чэн не мог отказать. — Хорошо. Я останусь. — Он прижал его к себе в ответ. — Я никуда не уйду. Так он придерживал его слабо дрожащее тело, осторожно целуя шею, стараясь успокоить. Лань Хуань, как и подобало первому нефриту клана Лань, пах благородной смесью ароматов. Мыльный корень с сухой мятой, благовония из чайного дерева и жасмин, всё это создавало чарующий букет, в котором хотелось утонуть, провалившись в мягкую дрему. Мужчина без зазрения совести, даже с некой жадностью втягивал воздух носом, вырывая из уст Сичэня тихие нежные вздохи. А тот, сам того не замечая, запустил пальцы в его мягкие волосы, собранные в слабый низкий хвост. Цзян Чэн это безмерно любил. Ночной кошмар из воспоминаний, воскресший в памяти, медленно растворялся в теплоте объятий. Вместе они свалились поперек постели, когда Лань Хуань вдруг потянул Цзян Чэна за собой. Свеча возле ложа пару раз дрогнула и застыла, освещая оголенные плечи и расслабленный шелковый пояс Сичэня. Его лицо теперь украшала мягкая, но печальная улыбка, с ней он выглядел даже прекрасней чем обычно. Он, молча, смотрел на потерянного главу ордена Цзян. С чарующим и немного взволнованным выражением лица. — Цзэу-Цзюнь, — конечно то, за что Цзян Чэн попрекал Вэй Ина, случалось между ними уже не первый раз. Напротив, глава ордена Лань оказался на редкость страстным, что заподозрить в нем было сложнее всего. — Прямо сейчас? Слова Цзян Чэна непреднамеренно прозвучали будто упрек. Сичэнь посчитал, что, должно быть, действительно ведёт себя чересчур распутно и отвёл взгляд. Но Цзян Чэн и не думал его ни в чем упрекать, он просто хотел убедиться, что ненароком не ошибся. Он уже поймал это неприкрытое желание, и подцепив Лань Хуаня за подбородок, снова поцеловал. Более пылко на этот раз. Он выжал из него тихий глубокий вздох, склоняясь, легко придавливая к ложу. Сейчас, для Сичэня это был один из немногих способов забыться, расслабиться, и Цзян Чэн прекрасно понимал его. В связи с последними событиями ему тоже приходилось не сладко. Порой, Цзэу-Цзюнь был единственным, кто не раздражал его одним своим присутствием. А сейчас и вовсе, единственным, кого он хотел видеть касаться и чувствовать. В порыве, Лань Хуань избавил Цзян Чэна от легких ночных одежд, оставляя лишь ку, которые уже ничего не могли скрыть. Глава клана Цзян не был столь тороплив. Он предпочитал, распивать вина медленно, чтобы распробовать получше. А Сичэнь же просто с ума сходил, если вдруг подобное случалось. Ваньинь привлекал его своей остротой и радикальностью решений, еще будучи несмышленым учеником, приехавшим в Гусу. Кто же мог знать, что есть вещи, в которых он предпочитает не спешить. К сожалению, в тот раз им так и не выпал шанс пообщаться ближе, и любопытство Сичэня продолжало расти. — Ваньинь… — Он сминал кожу на спине Цзян Чэна пальцами, чувствуя, как медленно тот исследует его шею, плечи, как обжигает мочки ушей горячими фразами. — Дорогой Цзэу-Цзюнь… — Он нежно прикусил где-то в районе хряща, от чего по всему телу первого нефрита рассыпался целый град мурашек. Лань Сичэнь выгнулся ему на встречу, желая привлечь внимание к нижней половине тела, но глава ордена Цзян был непреклонен. Сичэнь отчаянно скреб по его спине подпиленными ногтями, про себя повторяя первую тысячу правил ордена о благочестии и послушании, в надежде хоть как то унять вожделение. Но строчки и столбики расползались по поверхности мыслей в разные стороны и не желали собираться в предложения. Лань Хуань провел рукой по твердым мышцам живота Саньду Шэньшоу, мысленно подмечая, что он неспроста стоит на пятом месте в списке самых красивых господ своего поколения. Но когда его рука достигла своей первоначальной цели, все мысли отшибло напрочь. Сичэнь разнузданно ахнул, ощущая, как Цзян Чэн впивается в его шею зубами, покусывая с легкой угрозой. В воздух проник легкий аромат грозы. Что-то коротко щелкнуло под пальцем Ваньиня. Но отступать владелец Лебин уже не хотел, сжимая твердый и внушительный корень Ян, в руке. — Цзэу-Цзюнь так торопится. — Он шептал на ухо, с силой сжимая руки на его бедрах, надавливая весом тела. Но это все ещё не мешало Сичэню оторвать их от перины. Он был достаточно силен чтобы выдержать вес двух или даже трёх взрослых мужчин, так что не стерпев, наконец, перевернул ситуацию. Хватило одного рывка. Теперь Лань Хуань, гордо восседал на его бедрах, держа спину привычно ровно. Он, наконец, сбросил с себя полупрозрачный кафтан. Одежда, словно морская волна, прокатилась по плечам и отхлынула в темноту, куда сияние свечи уже не доходило. Взгляд первого нефрита полнился туманной дымкой. Он наклонился, целуя Ваньиня с рвением и жадностью, заставляя его замереть на долю секунды. Но Цзян Чэн быстро опомнился, он вновь сжал его крепкие бедра, придавливая их к своим, и грубо толкнулся навстречу. Стон вырвался прямо в губы. Лицо старшего нефрита исказилось нетерпеливым выражением. Его бесповоротно затвердевший член тёрся о парчовую ткань, и он был несказанно рад, когда Цзян Чэн потянул за кончик тонкого пояска, и одежда сама сползла вниз, стоило только приподняться. Взору Ваньиня предстали крепкие оголенные бедра главы ордена Лань. Стройные ноги крепко обхватили его чресла, округлые упругие ягодицы прилегали к разгоряченной плоти, мышцы перекатывались под кожей волнами, стоило ему приподняться или опуститься. Сидя сверху, Сичэнь ещё раз провел руками по чужому торсу, а затем ещё, замирая в детском восторге. Его необъяснимо забавляли восемь твёрдых бугорков, и то, как скачут по ним пальцы. Не сдержавшись, он тихонько и нежно засмеялся. — Что тебя так развеселило? — С лукавой улыбкой спросил Цзян Чэн. Отсмеявшись, Сичэнь внимательно заглянул в серые глаза. — Ваньинь, ты очень красивый. И так всегда. Сичэнь просто говорил, а Цзян Чэн совершенно не знал что ответить. Будь это кто-то другой, он бы немедленно велел ему закрыть рот, приняв это за насмешку, но Сичэнь… Он был абсолютно искренен в своих речах. В глазах на секунду потемнело, когда Глава ордена Цзян вновь занял главенствующее место. Свеча дрогнула в последний раз и наконец, не выдержала. Комната погрузилась в густую темноту. И на тела упали тусклые полосы лунного света. — Ваньинь! — Мужчина с силой вцепился в последний элемент одежды на чужом теле, требуя немедленно от него избавиться. Именно так Цзян Чэн и поступил. В очередной раз они спутались в жарком поцелуе. Сичэнь ерзал, придавая простыни уж совершенно неподобающий вид. — Ваньинь… Возьми меня, скорей… — Блаженно простонал Цзэу-Цзюнь. Руками он внезапно нащупал спинку кровати и уцепился за нее мертвой хваткой. Услышав это, Цзян Чэн замер на секунду, но вскоре опомнился. Всё лицо горело огнем. Он наклонился, протягивая руку к одной из ножек кровати. Под пальцы вскоре попал маленький глиняный сосуд, пахнущий ароматным маслом. Он уже почти опустел, но мужчина всё-таки добыл достаточно содержимого. Опустевшая посуда со звоном покатилась по полу. Цзян Чэн прикрыл глаза и закусил губу. Тонкие брови сошлись у переносицы, когда он, наконец, коснулся своего члена рукой, с силой сжимая. Сичэнь наблюдал из-под густых ресниц, сквозь мрак, с нетерпением ожидая, и наконец, дождался. Прижимаясь к нему оголенным горячим телом, тяжело и грузно дыша, он ввел в него пару пальцев. Лань Сичэнь ахнул, задирая голову вверх, подставляя шею под обжигающий шепот. — Какое бесстыдство, Цзэу-Цзюнь. Так ты хочешь, чтобы я взял тебя? — Хочу! — Тихо и на удивление яростно прошипел Сичэнь, отчаянно цепляясь за его плечи. Длинные пальцы свободно входили внутрь, раздвигая влажные упругие стенки. Глава ордена Лань закусил губу, в надежде издавать поменьше постыдных стонов. Внутри будто вспархивали стайки маленьких птичек одна за другой. Мурашки волнами покрывали тело. Сичэнь томно мычал, и вздрагивал, иногда хватая воздух короткими судорожными вдохами. Хотелось больше, намного больше. Наконец движения стихли. Цзэу-Цзюнь распахнул глаза, ощущал как Цзян Чэн поднимается, раздвигая его ноги дрожащими от нетерпения руками, сминая кожу до легкой боли. Он страшно желал его, но терпел до последнего, надеясь помучить возлюбленного. Крупная головка упёрлась в проход. Воздух в лёгких сделался каменным. Сичэнь ощущал, как медленно чужой корень Ян погружается внутрь. Он был горячим, скользким и прямым, словно рукоять меча. Цзян Чэн сминал кожу на его бедрах, делая первые толчки, от которых владелец Лебин съежился, обхватывая Саньду Шэншоу стройными ногами за пояс. Как и до этого, он не намеревался спешить. У него голова кружилась от того, каким приятным было нутро Сичэня. Ни шелк, ни бархат не шли, ни в какое сравнение с этим. — Ваньинь! — Глава клана Лань дёрнул его на себя, вызывая резкий толчок, и громко рвано вскрикнул, припадая к его губам. Таким поворотом Цзян Ваньинь был совершенно недоволен. Он покинул нутро Сичэня и дразняще потерся членом о промежность. — Цзэу-Цзюнь, разве такое поведение приемлемо? Тебе стоит набраться терпения. — Он склонился над ним, прикусывая мочку уха в очередной раз. — Если так пойдет и дальше, мне придется наказать тебя. Его потряхивало то ли от страсти, то ли от гнева. От Цзыдяня снова послышался легкий треск. Он в очередной раз упёрся головкой в проход, и Сичэнь нетерпеливо заерзал, чувствуя, как она входит и выходит всего на цунь. — Мой дорогой Ваньинь… А…ах… — Короткими ногтями он впился в его плечи выстанывая эти слова. — За что ты так со мной?! Губы Цзян Чэна скривились в хищном оскале, глаза сверкнули фиолетовыми искорками в темноте. Сдавленные стоны партнёра были настоящей усладой для него. От них сердце падало вниз и разражалось целым строем быстрых неравномерных ударов. — Я… Я так люблю тебя! — Чувствуя, как нутро вновь туго заполняется до предела, как головка упирается в простату, взвыл Лань Сичэнь. — Так хочу чувствовать! Внезапно, сгиб его колена оказался закинут на чужое плечо. Такой пластикой мог похвастаться не каждый молодой адепт. Ваньинь распрямил спину, наполняя воздухом широкую грудь. От резкого толчка с губ Цзэу-Цзюня сорвался оглушительный пошлый стон. Сейчас Цзян Чэн заполнял Сичэня до предела и мужчина, кажется, места себе не находил. Уцепившись за прутья на спинке кровати, он закусывал губы, жмурил глаза, изнывая от блаженного ощущения. — Мой дорогой Ва...а...Ах! Мужчина грубо сжимал его талию, утробно рыча. Владелец Цзыдяня наконец сорвался, стремительно набирая темп и резкость движений. Сичэнь беспомощно закатывал глаза, в уголках которых уже навернулись слезинки. — Быстрее! — Он смотрел, как мужчина обливается потом, шипя сквозь плотно сомкнутые зубы. Цзян Чэн склонился вновь, позволяя Сичэню ногтями впиться в спину, а сам почти вгрызся в его шею, сжимая зубы до разноцветных искр перед глазами, от чего старший адепт сорвался на крик. — Ваньинь! — Он выгнулся с такой силой, что приподнял Цзян Чэна вместе с собой, а его корень Ян, оказался вогнан внутрь до последнего цуня. В глазах потемнело настолько, что не видно было даже лица партнера, выражение которого расплылось в сильнейшем экстазе. Цзян Чэн навалился на него всем весом, размазывая белую полупрозрачную жидкость, которая выплеснулась на его живот. Кожа была похожа на камни в горячих источниках, раскаленная и влажная. Сквозь тяжелое дыхание еще не скоро прорезался уже немного похрипывающий голос Сичэня. — Саньду Шэншоу, — он обхватил его лицо ладонями, оставляя влажный легкий поцелуй на верхней губе. — Ты такой замечательный. Цзян Чэн не видел его лица, но точно мог сказать, что Цзэу-Цзюнь широко улыбается, своей нежной приветливой улыбкой, напоминающий цветение лотосов в его родной пристани. — Тебе незачем так называть меня. — Кончиком носа он коснулся его лица и повел по щеке, когда на кожу вдруг попало что-то влажное. Случайно он растер дорожку слез по чужому лицу. — Сичэнь? — Всё нутро его вдруг содрогнулось. Он осторожно провёл по щекам большими пальцами, будто в неверии. — Что случилось? Я сделал тебе больно? Но вдруг до его ушей донесся чистый и легкий смех, опровергающий все предположения. Абсолютно искренний. Цзян Чэн не ошибся, Сичэнь действительно нежно улыбался. — Я так люблю тебя. — До ушей донесся едва слышный шепот, адепт клана Лань потянулся, желая прикоснуться к губам, но обладатель Цзыдяня его опередил. Запустив руки в его шелковистые волосы, он целовал мягкие горячие губы так бережно и сильно, что у Сичэня кружилась голова. — Я тоже… Тоже люблю тебя… — Он стирал новую дорожку большим пальцем, сквозь тьму заглядывая в глубокие карие глаза. — И пока я рядом, ни один кошмар больше не побеспокоит тебя, обещаю.