Коллекционер

Жак громко закричал от боли. С полок на него посыпался драгоценный сервиз, посуда билась, и билась, и билась, а Жак орал не своим голосом. Он ненавидел всеми фибрами души и проклинал Андрея Рустамовича, этого старого больного дурака, и весь его дом. Халупа Андрея Рустамовича была построена добротно, хоть и обветшала со временем, однако не обошлось без изюминки: все окна в доме запирались сплошными металлическими ставнями, и, когда хозяин отсутствовал, они были наглухо закрыты; исключение составляло только единственное окно на чердаке. Основание здания глубоко врезалось в землю, и дом грозился в один день превратиться в землянку. Андрей Рустамович распорядился приварить к окнам ставни ещё задолго до того как окончательно ослеп, но на голове у него уже выцвели почти все волосы. Теперь-то Андрей Рустамович перестал видеть совсем, к тому же от заводской жизни ему досталось тугое ухо. Друг рассказывал ему, что у Андрея Рустамовича богатое прошлое: он был то ли экспедитором, то ли археологом, и большую часть жизни разъезжал по интересным местам, захоронениям, участвовал в раскопках едва ли не на затерянных чудо-островах. Случались у него и тяжёлые времена: подростком он отрабатывал смены на заводе, кое-как отучился, а потом одним упорством добился, чтобы его зачислили в университет на бюджет. Жак даже немного завидовал его истории, ведь сам провалил вступительные испытания трижды. Хотел на политологию. Сейчас Жак раскладывал товары по полкам в супермаркете и презирал свою жизнь. Он окончил дурацкий платный юридический колледж, но так и не нашел работу по специальности, а родители перестали присылать деньги. Собственно, по этой причине Жак и решился ограбить Андрея Рустамовича. После двадцати лет экспедиций Андрей Рустамович вернулся в поселок, в котором когда-то вырос, взял себе старую хату и сделал в ней ремонт. Жителям поселка пообещал, что скоро откроет музей в своем доме, чтобы каждый мог полюбоваться его находками. Друг сказал, что Андрей Рустамович — золотая жила. Он наворовал произведения искусства и артефакты со всего мира и держит у себя в хате. Одной вазой на его тумбочке можно было купить десять квартир в центре города. Самое соблазнительное — Андрей Рустамович слепой и практически глухой инвалид. Он сохранил атлетичное тело, но был беспомощен, как котенок. Если бы Жак пробрался к нему в дом и нашумел, как слон в посудной лавке, старик даже не узнал бы об этом. Сложность заключалась лишь в проникновении: зайти к старому коллекционеру можно только через главный вход, но друг заверил, что замок на двери слабый. Жак посмотрел несколько обучающих видео, и к концу недели готовился идти на дело. Жак плохо спал и мучился. Должен ли он грабить больного и одинокого старика? Если что-то пойдет не так, Жак может сесть в тюрьму за воровство, а может даже убийство! Неужели его жизнь настолько ужасна, что оправдывает эти риски? Ночью Жак в ужасе метался по кровати, думая об этом, и перед тем как заснуть говорил себе: «Нет, всё-таки я не пойду на это». Наутро он снова шел на работу в супермаркет и, выслушивая крики клиентов и начальства, думал уже по-другому: «Я ограблю этого деда!» В конце концов, Андрей Рустамович далеко не святой человек: реликвии, хранящиеся в его закромах, не принадлежали ему ни на йоту, он украл их! Это достояния человечества, и они должны храниться в музее, а не задыхаться в глухом поселке. Да, этот археолог говорил, что собирается открыть музей, но какова цена его слова? Он живёт в поселке восьмой, а то и девятый год, и по-прежнему ни о каком музее никто не слышал. Даже больше: старик поставил на окна сплошные ставни, чтобы никто ничего не увидел даже случайно. Он выжил из ума от жадности. Жак не отрицал, что его порывы тоже отнюдь не благородны, но, вспоминая жадность Андрея Рустамовича, он считал, что своим поступком всего-навсего ограбит вора, и в этом была своеобразная справедливость. Так он решился. Днём коллекционера выводила гулять женщина, работающая сиделкой в поселке, а глубоким вечером, уже затемно, он возвращался домой. Жак подобрал время: когда начнет вечереть, он проберется к дому на окраине поселка, вскроет замок, возьмёт в мешок пару драгоценных ваз, и скроется навсегда, никому не навредив. Даже старик не должен ничего потерять от его визита, ведь у него и без этих ваз добра останется навалом. Жак вошёл и первым делом оказался в полной темноте. Действительно, слепому старику вовсе не нужен свет, чтобы вести свою обычную жизнь. Жак посвятил фанатиком по стене в поисках выключателя, но ничего похожего не обнаружил. Неужели освещения и впрямь не было? Жак осветил пространство перед собой. Его встретила маленькая прихожая со старым тарахтящим холодильником и кухонным столом. На столешнице лежал нож, влажно блестевший от огуречного сока, рядом положили горькую огуречную попку. Слева по стене расположился пружинистый диван с темными болотными узорами. Жак прошёлся по прихожей, пощупал диван, но ничего ценного не нашел и прошел во вторую комнату, но и там его ждало разочарование. Комната оказалась просторнее прихожей, у стены с ковром стояла красивая железная кровать с пуховыми перинами, а на другом конце на тумбе стоял телевизор. Жак открыл большой дубовый шкаф и вытащил оттуда всю одежду Андрея Рустамовича. Шкаф оказался пуст. Тогда Жак пошарил по всем ящикам, которые только попадались ему, но ничего, похожего на драгоценности, он не нашел. В голову Жака закрались подозрения, что друг его обманул, и Андрей Рустамович на самом деле просто нищий инвалид, у которого нечего красть. Но Жак не сдавался и искал дальше: всё-таки должно быть что-то у этого старика! Наверняка он боялся, что его обчистят, и спрятал свое добро поглубже, а это значит, что надо проявить смекалку. Жак ощупал стены, но даже за ковром не оказалось ничего, напоминавшее сейф. Тогда Жак поднял ковры на полу. Под письменным столом обнаружился запертый на замок люк в подвал. Чертыхаясь, Жак перерыл дом ещё раз в поисках ключа, а затем его осенила горькая мысль: возможно, опасаясь ограбления, старик таскал ключ с собой, и тогда все старания Жака вылетели в трубу. Какой же он дурак, не взял с собой хотя бы лом или кусачки! Не видать ему денег как своих ушей, ведь во второй раз Жак ни за что не решится на подобное. Он оглядел комнату, беспомощно ища подсказки. Всюду на него из темноты смотрели фотографии незнакомых людей, осуждая Жака за его натуру. Ему не нравилось в хате старого коллекционера. Белые кружевные занавески, укутывающие наглухо закрытые окна, нагнетали жути. С письменного стола него смотрела фотография самого Андрея Рустамовича. Он молодой стоит с несколькими людьми из экспедиции и смотрит на Жака изучающе. Как охотник. На полках, прибитых к стене красовались расписные тарелки, которые, хоть и привлекали внимание, вряд ли стоили очень много. По углам кое-где пауки свили паутину. Жак поморщился, но неожиданное открытие заставило его замереть. С потолка ему на плечо едва не падала веревка, ведущая на чердак. Уж где-где, а там должна была храниться хотя бы часть несметных сокровищ старика. Жаку и не нужно много, он всего лишь хочет жить чуточку лучше, чем сейчас. Ему нужен шанс. Никто, кроме него самого, ему не поможет. Жак потянул за верёвочку, и с потолка ему открылась пыльная лестница. Он улыбнулся, не веря своему счастью, рука схватилась за край лестницы, пробуя ее на прочность, и, не увидев подвоха, Жак полез наверх. Он полез во весь опор, радостно и беспечно, за что поплатился. Одна из ступень, уже на самом верху, под весом ноги громко разломилась, и Жак полетел вниз, а нога его застряла там, наверху, между двумя ступеньками, и, не выдержав, хрустнула. Жак ударился головой о стену, и сверху задрожали праздничные тарелки, а потом полетели вниз, прямо на него. В ушах страшно зазвенело. Жак, не помня себя от боли, зажмурился и кричал что есть мочи. Так он пролежал во мраке под лестницей чердака около часа, не в силах пошевелиться. На улице темнело, и приближалась минута, когда Андрей Рустамович должен был вернуться с прогулки. Жак оказался заперт в доме старого чудака. Это оказалась глупая и бесполезная трата времени. И богатств у Андрея Рустамовича наверняка не было. Хотелось выть от боли. Жак попытался встать, когда ясно услышал, как поворачивается ключ в замке. Андрей Рустамович пришел. Хотя старик практически ничего не слышал, Жак притаился. Он взволнованно сглотнул. Фонарь телефона слабо светил где-то из-под стола, и Жак мог видеть лишь некоторые очертания комнаты. Вот занавеска, отделяющая прихожую и спальню, колышется, и из-за нее появляется высокий человек в шерстяном свитере и брюках. Он идёт спокойным и даже уверенным шагом. Теперь Жак вспомнил ещё одну вещь, о которой упоминал друг: был у Андрея Рустамовича особенный талант, который помог ему добиться успеха — невероятный нюх. Вроде бы его нос чуял запахи на порядок лучше собачьего. Звучало, конечно, как сказка, но Андрей Рустамович, мол, сам говорил, что нюх у него самое дорогое, что он все потерял: и глаза, и уши, а вот потерю носа не пережил бы. Жар от боли быстро сменился бледным холодом. Незрячим взглядом Андрей Рустамович уставился прямо на Жака.  — Ну здравствуй, — улыбнулся Андрей, засунув руки в карманы. Жак промолчал. Он молился, чтобы старик решил, что ему почудилось чужое присутствие.  — Не притворялся, что тебя нет, — продолжил Андрей, ничуть не смутившись тишиной. — Я туговат на ухо, так что придется кричать, чтобы я услышал. Как тебя зовут? Жак снова промолчал, не сводя взгляда со старика.  — Что же, Жак, если ты не ответишь, то я вызову полицию. Я знаю, ты никуда не можешь убежать. Но как? Откуда он узнал? Жак страшно раздосадовался. На все. Он так глупо попался, а старик наверняка вызовет полицию. Или он хочет провести воспитательную беседу, долгую и нудную, чтобы потом отпустить Жака с позором и сломанной ногой, которая, к тому же, лишала его премии на работе, а он и так пахал на нее целый месяц. Теперь вот в один день он не только не приобрел, но и потерял.  — Жак! — выкрикнул он свое имя и затих.  — Что ты забыл в моем доме, Жак? Отвечай коротко и понятно. Если будешь мямлить, я тебя не услышу. Этот инвалид над ним издевается!  — Я! Хотел!.. — Жак залился краской стыда. Его принуждают громко признаться в таком низком поступке. Без приукрашиваний, без объяснения ситуации. Так просто взять и сказать. Андрей всё ещё смотрел на него, ожидания окончания фразы.  — Хотел ограбить… — прошептал Жак. У него совсем не получалось выдавить из себя и слова, тем более громко. — Мне так жаль, простите…  — Я всё ещё не слышу тебя, Жак.  — Мне очень жаль! — выдавил он. — Я поступил плохо, простите меня! Андрей замолчал и потёр свой нос. В тишине молотом стучали секундные стрелки часов.  — За что тебе жаль? — улыбнулся Андрей. — Я всё ещё не понимаю, что ты забыл в моём доме.  — Это же ясно как божий день! — в сердцах крикнул Жак. — Я хотел вас ограбить! Мне так нужны деньги! Но теперь я понимаю, что это был глупый поступок! Секунда молчания, и Андрей Рустамович громко рассмеялся. Его голос звучал глубоко и мелодично, и оттого так не подходил этой ситуации. Он сделал шаг вперёд, нагнулся и подобрал лежавший под столом телефон, который всё ещё испускал холодный свет. Жак смог разглядеть его невозмутимое лицо, Андрей опустил веки, ощупал бока телефона, и во мгновение свет погас, и в этом мраке исчезло совершенно все, глаза перестали видеть совсем.  — Что вы делаете? — спросил Жак, глубоко вздохнув, что в подавить подступающую панику.  — На самом деле, Жак, я подозревал, что ты придёшь, — признался старик, и эти слова стрелой пронзили лёгкие Жака. — Не знал наверняка, но подозревал. Килька, наверное, тебе про меня все рассказал. Ловушка! Жак поверить не мог, что позволил себе так легко попасться, но что старику от него нужно?  — Они такие забавные, думают, что им ничего не стоит ограбить глухого и незрячего инвалида, — теперь Андрей Рустамович разговаривал исключительно с самим собой. — По молодости я действительно старался ухватить себе лучшие драгоценности мира: от королевских реликвий до сокровищ янтарной комнаты. Вещи меня больше не интересуют. Что по-настоящему для меня важно — люди. На них совсем не жалко заработать. Он чокнутый! Он точно спятил! Все что он нашел и прикарманил извратили его ум, и теперь это не просто незрячий инвалид, а душевнобольной психопат! Сердце заколотилось как бешеное. К черту сломанную ногу, он должен бежать, бежать как можно дальше, прочь из дома, прочь из поселка, только бы добраться до входной двери, и он спасён. Дрожащими руками Жак хватал пустоту, но в кромешной темноте не удавалось найти никакой опоры. Холодный пот крупно выступил у него на лице.  — Поздно трепыхаться, Жак, прости, — сказал Андрей Рустамович, подходя к своему письменному столу и открывая выдвижной ящик. Во мраке похоронным звоном от стен отразился звук возведённого курка. — Ты умер, когда переступил порог моего дома.  — Нет, стойте! — взвизгнул Жак, кое-как поднимаясь на одной ноге. Найти бы выход в этой темноте, только добраться бы до двери! Руками он нащупал стенку и неуверенно попробовал опереться на одну ногу.  — Ты, наверное, думаешь, что тебе удастся уйти, — рассмеялся Андрей где-то совсем рядом, а может далеко, как сложно было разобрать! — Мне не нужно зрение, чтобы увидеть тебя, мальчик. Мне не нужен слух, чтобы услышать, как ты кричишь. Все мое мастерство в моем обонянии. Я точно знаю, где ты находишься, и куда лучше выстрелить, чтобы ты умер быстро. Ледяной ужас выполз из самой души Жака, и он лихорадочно рванул вперёд, ударившись о лестницу.  — Пожалуйста, не надо! Я умоляю! Отпустите меня, прошу вас! Я никогда больше вас не потревожу!  — Спокойной ночи Жак, — улыбнулся Андрей Рустамович. — Теперь ты часть моей коллекции.