Когда нечего терять

Холодно. Эта сырость пробирает буквально до костей, впитываясь в каждую клеточку тела. Влажный спёртый воздух лёгкие принимают с отвращением, пропуская жалкие крохи кислорода сквозь забитые мокротой бронхи. От этого вдохи напоминают больше предсмертные хрипы, а кашель так и разрывает грудную клетку, словно обжигая её кипятком. Маленькая лампочка тускло освещает помещение, глаза уже привыкают к отсутствию солнца, довольствуясь лишь мраком холодного подземелья. Тонкий матрас влажный, жалкое одеяло совсем не дарует столь необходимого тепла, которого, скорее всего больше не почувствую. В этой камере даже крыс нет. Только холодные шершавые стены, поросшие плесенью, и маленькие лужицы воды, которая где-то монотонно капает. Звук эхом отскакивает от стен, словно теннисные мячики, и отражается в черепной коробке, медленно затихая. Тело больше не реагирует на мысленные приказы, а мышцы немеют, наполнившись усталостью. Даже перестает обращать внимания на боли от ожогов, порезов. От сломанных рёбер и запястья, опухшего и синего. Даже на чакроистощение плевать, как и на бесконечное голодание в принципе. Холод, сырость, боль, усталость. Всё это смешивается в какой-то безумный калейдоскоп, дикие пляски, ночные кошмары, которые затягивают в свою мглу, ту чёрную дыру с царствующей в ней пустотой. Даже время замерзает. Разбившийся циферблат с маленькими стрелками, застывающими на одном месте. День или ночь, лето или зима уже не важно. Лишь эти стены, маленькая лампочка над головой и провонявшее сыростью одеяло. Скрип железной двери означает, что меня навестили. Тело само собой сжимается в позе зародыша на узкой скамейке, называемой кроватью. За скрипом следуют коридоры, а за одной из бесконечных дверей комната пыток. И новые порции боли, попытки выяснить, кто я и что здесь делаю. - Хината. Женский голос ещё холоднее, чем стены этой камеры, ставшие моим домом. Тело не слушается, боится посетительницу, а ещё сильнее того высокого мужчину в чёрном кожаном плаще, напоминающего чем-то Морфиуса из небезызвестной «Матрицы». Но я усилием воли поворачиваюсь, медленно садясь на лавке, и ухмыляюсь. Губы трескаются, однако это не идёт в сравнение с остальной болью. - Вы отвлекли меня от размышлений о смысле жизни и Вселенной, Цунаде-сама, - ухмылка быстро сползает. – Что вас привело в мою скромную обитель? - Нужно поговорить. - Какими пытками вы удивите меня на этот раз? – интересуюсь, устало прислоняясь к стене. Холод не воспринимается так остро, как раньше. Сколько прошло времени? Год, месяц? А может всего неделя? - Никаких пыток, - женщина отрицательно качает головой. - Уже проходили, - не верю ей. Меня пытали, били, лезли в голову. Они хотели знать, но получили жалкие крохи моих воспоминаний, которые лишь раззадорили, заставляя копаться с ещё большим ожесточением. – Что вам нужно? - Правда. - Вот я вся в вашем распоряжении, - развожу в сторону руками, вновь ухмыляясь. – Давайте позовём Иноичи, чтобы он вновь покопался в моей черепной коробке. Или попросим Ибики провести пару десятков пыток. - Я не хочу причинять тебе боль, - Хокаге качает головой. - Почему-то раньше вас это не останавливало, - голос так и сочится сарказмом. – Но в любом случае мне терять нечего. На запястья защелкиваются наручники, вызывая лишь смех. Бросьте, я настолько истощена, что даже обычную технику замены не смогу произвести. Тело слишком устало, чтобы драться, а выбраться из этой тюрьмы в одиночку невозможно. Однообразные коридоры, лестницы, тысяча одинаковых дверей, когда мы останавливаемся перед одной из них. Свет слишком яркий, режет глаза от непривычки, а воздух, насыщенный кислородом, обжигает лёгкие, вызывая сильный кашель, который буквально выворачивает внутренности наизнанку. Цунаде кидает на меня обеспокоенный взгляд, но я лишь ухмыляюсь, мол, не следует на меня так смотреть. Где была ваша совесть раньше, Хокаге-сама? Меня усаживают на стул в центре комнаты, где в окна врывается тёплый солнечный свет, которого так не хватало мне всё это время. По яркому голубому небу плывут пушистые облака, где-то доносится весёлое чириканье птичек. И я закрываю гнойные глаза, наслаждаясь этими счастливыми секундами. Молчание повисает в воздухе каким-то тяжёлым комом, который даже можно потрогать. Оно настолько плотное, что ножом режь. А взгляды так и норовят прожечь пару дырок во лбу. Тишину нарушает лишь дыхание собравшихся людей в этом помещении. - Хина… - Цунаде обрывает себя, взглянув на мрачного Хиаши. Хьюга молча стоит у стены, сложив руки на груди. Правильно, ведь Хината не моё настоящее имя. - Вам снова хочется услышать мою историю? – склонив голову чуть в бок, улыбаюсь, показывая давно нечищеные зубы. Но мне плевать, как и на грязные сальные волосы, обломанные о стены черные ногти и гниющие раны. И противный запах немытого тела, смешанного с мочой, который заставляет морщиться от омерзения. - Где моя дочь? – глава клана Хьюга еле сдерживает себя, чтобы не сорваться. Мужчина неожиданно замахивается, и удар приходится мне на скулу. Голова откидывается назад, во рту появляется солоноватый привкус, и я сплёвываю кровь вместе со слюной на пол, взглянув на главу клана исподлобья. - Хиаши! – Хокаге вздрагивает, ошеломлённо наблюдая, как кулак снова впечатывается в мою челюсть. - Я спросил, где моя дочь?! – его лицо покрывается красными пятнами, а дыхание с хрипом вырывается из груди. Руки Хьюги перехватывают Иноичи и Ибики, а Неджи, который непонятно зачем оказывается здесь, встаёт между мной и братом отца. - Я тебе ответила, что не знаю, - снова сплёвываю, наблюдая, как с отвращением на лице Хиаши вытирает свои руки, словно может чем-то заразится. Будь больна бешенством, обязательно покусала бы этого напыщенного эгоиста. – И чем ты недоволен, Хиаши? Не признавал ведь добрую и милую дочь, считая, что из неё не выйдет наследница клана. Боги предоставили другую Хинату, которая тоже не пришлась по вкусу. Определись, надоел уже. Мужчина молчит, но через секунду вырывается из хватки Иноичи и Ибики, буквально вылетая из маленькой комнатки, громко хлопая дверью. Ну, и скатертью дорога. - Ответьте, сколько это ещё будет продолжаться? – устало опираюсь локтями в колени, рассматривая чакропоглощающие наручники на своих руках. Было бы ещё что вытягивать, я итак выжатый лимон, при этом ещё хорошенько подпорченный. – Вы вытянули из меня всё, что можно и чего нельзя! - Ты знаешь будущее, - отвечает Цунаде, пристально рассматривая. - Вы его уже тоже знаете, - фыркаю, кивнув в сторону главы клана Яманака. – Иноичи ведь доложил вам. Сколько я здесь нахожусь? - Полгода, - сухой ответ Морино. - Значит, скоро вернётся Наруто, - скорее утверждение, чем вопрос. Кивки только подтверждают догадки. А это навевает мысли об охоте Акацки на Джинчурики, нападение Пейна на Коноху и войну, которая унесёт вместе с собой сотни тысяч человеческих жизней. А я не хочу больше здесь оставаться. Я хочу домой. В свой настоящий дом, к родителям и младшей сестре. К друзьям, которые, наверно, уже забыли меня. Вернуться в ненавистный мне университет, скучным лекциям и длинным конспектам, от которых потом болит рука. Вновь почувствовать этот воздух, наполненный выхлопными газами автомобилей, услышать протяжные гудки поездов и стук их колёс. Очутиться вновь в родном городе, посреди хмурых и мрачных людей, которые так и норовят нагрубить друг другу. - Можно нам поговорить наедине? – Неджи обращается к Хогаке, и она, немного подумав, утвердительно кивает, показывая мужчинам следовать за собой. Хьюга провожает их пристальным взглядом, пока за спиной Цунаде не хлопает дверь. Потом садится на корточки передо мной, заглядывая в глаза. - Ты должна им рассказать. - Что рассказать? – на ухмылку не хватает сил. – Думаешь, что мы делали на протяжении этих шести месяцев? Рассказать? – Хьюга молчит, а для меня это значит словно сигнал. – Меня пытали, и, поверь, у Морино это отлично выходит. Раз за разом Иноичи лез в мою черепную коробку, ворошил память, мне казалось, что проходили недели, прежде чем они меня отводили обратно в камеру. Думаешь, я им ничего не рассказывала, а сидела, словно партизан на допросе? Они эту историю знают как технику замены! – срываюсь на крик, больше не в силах сдерживаться. – И я уверена, попроси бы Хокаге и остальных рассказать сие, моя история будет от их зубов отскакивать. Неджи молчит, зная, что утешать меня бесполезно. Да, и что он может мне сказать? Что всё это скоро закончится, и меня выпустят на все четыре стороны? Цунаде даже убивать меня не хочет, а предпочитает дальше пытать, даже сама не понимая до конца, что ей нужно. Хокаге… - Они до сих пор думают, что я на задании? - Да, - кивает парень, смотря куда-то в сторону. – И постоянно интересуются. Киба каждый день. - А Шикамару? – ухмылка трогает мои губы, при вспоминании об оленеводе. - Догадывается. - Не говори ему до последнего, - на просьбу Неджи покорно кивает, так и не поднимая взгляда. – Я не хочу, чтобы они о чём-то знали. Была б моя воля, скрыла бы это и от тебя. - Не судьба, - парень выдаёт мою любимую фразу, заставляя ухмыльнуться. - Чистейший плагиат, знаешь ли, - я укоризненно покачиваю головой. Даже погрозить пальцем не могу – сил просто напросто больше не осталось. И снова тот пристальный взгляд светло-серых глаз. – Не смотри так на меня, Неджи. Черт, какой же ты настырный, - не сдаться невозможно. – Зови их, я готова рассказать. Надеюсь, что это будет в последний раз.