Кончится лето

Роджер дрожит под проливным дождем уже черт знает сколько времени. Часы были запрятаны в одном из миллиона пришитых к сумке кармашков, но по его ощущениям прошло несколько вечностей с тех пор как он вышел с заправки в нескольких милях от Честера, куда его подвёз неприятный полный мужчина с жидкими светлыми волосами и крысиными усиками. Всю поездку он называл Роджера «детка» и пытался возложить свою руку с короткими пальцами-сосисками на бедро Тейлора, а тот вежливо улыбался и ёрзал на сидении, заговаривая в отчаянной попытке отвлечь от своих многострадальных бедер. Думал ли этот крыс, что вместо симпатичной невинной блондинки ему попался парень с прокуренным голосом и потрёпанной библиотечной версией «В дороге» в хлопчатой сумке через плечо? Или он знал, что подвозит парня, но был человеком широких взглядов? Подобные размышления крутились в голове юного автостопщика пока он медленно брёл по обочине шоссе с большим пальцем вверх, мысленно прикидывая что успеет добраться до Бирмингема максимум часа через три, а там уже и к приятелю на ночь можно будет напроситься… И до первой упавшей капли Роджеру казалось, что все в его жизни неплохо, не смотря на уходящее лето. Но по прошествию десяти минут типичная английская морось превратилась в дикий ливень, заставляя Роджа громко проматериться в пустоту. Машины пролетали мимо, брызжа нечистотами луж и совсем не желая замечать одинокую фигуру, бредущую по кювету. Тяжёлые капли барабанили по его голове, отбивая ритм похлеще Джинджера Бейкера и воссоединяясь со своими собратьями в светлых спутанных волосах, стекая тонкими струйками на легкий вязаный свитер, присланный одним очень дорогим другом из самого Лондона, до которого теперь было не четыре часа пути без пересадок, а три непробиваемой стены из дождя как минимум и его хреновое зрение. При хороших условиях Тейлор видел на пятнадцать-двадцать футов вперёд — навскидку. Простирающиеся впереди мили асфальта и Поля с силуэтами одиноких деревьев и изогнутых змей- фонарей. Сейчас он видел только отчётливо вырисовывающийся средний палец прямо перед глазами, а опустив взгляд — мелкие камешки и грязь, грязь, грязь… она смешивалась под его тряпичными кедами, позволяя оставить в себе недолговечный след и смыть его меньше, чем за минуту. Он рисковал врезаться в следующий фонарный столб, если не поднимет голову и хотя бы не попытается рассмотреть его подобие сквозь потоки воды. Вытянутая вбок рука дрожала не столько от резко упавшей температуры, сколько от напряжения. И хотя тело парня привыкло к разнообразным испытаниям (которые начинались от безобидного: провести ночь на Брайтон-бич в компании мелких крабов и сколопендр; до: проехать зацепом на товарняке, заскочив на него на ходу — по секрету сказать, это была история о том, как один нерасторопный студент медик чуть не уехал в Шотландию по собственному неусмотрению) за лето, но такого дикого ливня Тейлору удавалось избегать до этого дня. Шансы добраться хоть до какого-то населенного пункта падали с каждой минутой, как и степень сухости его одежды. Роджер мысленно настраивался на то, что брести по этой обочине ему предстоит ещё ооочень долго — водители крайне редко подбирают промокших насквозь пассажиров, а если и подбирают, то остаток пути брезгливо морщаться, наблюдая за мокрыми пятнам на обивке сидений. Роджу никогда не нравились такие люди, он называл их снобами. Да, он промок до последней нитки, но что вы ожидали увидеть, подбирая человека в такую погоду? Словно в насмешку небо разделилось кривоватым световым лучом что за доли секунды снова исчезло. Прогремел гром. Нерасторопный путник глубоко вздохнул, принимая свою судьбу как нечто неизбежное и уже рисуя в голове снимки его воспалённых лёгких, словно в одном из его учебников на медкурсе. Парень обернулся, хлестнув мокрыми прядями себя по лицу, меняя уставшую правую руку на левую, щурясь и вспоминая, что какое-то время назад он проходил дорожный знак, возможно, тот указывал сколько ещё километров ему страдать до следующего населенного пункта. Но стараясь сфоткусировать многострадальное зрение Роджер оказался ненадолго ослеплён ярким светом фар. Одна из быстро пролетающих мимо машин снизила скорость и плавно затормозила в пятнадцати футов от юноши и терпеливо принялась ждать. Чего же? Неужели он реально застопил какого-то сердобольного и чересчур ответственного гражданина? Роджер преодолел расстояние до машины в несколько гигантских прыжков и буквально ввалился на заднее сиденье. Оно тут же пропиталось водой. — Здрасссьте, — просипел он, не глядя на водителя, — мне до Бирмингема хотя бы. А вы куда? — А, э…- неловко запнулся водитель, поворачивая голову назад, — до Лондона вообще. Роджер резко тряхнул волосами, поднимая голову и брызги отлетели в разные стороны. — До Лондона? Шикарно, мне туда же. Теперь у него была возможность тщательно рассмотреть безумца, который решился подобрать мокрого юнца в ущерб своему времени и обивке. Молодой парень за водительским сидением провел указательным пальцем по щеке, стирая брызги чужих волос. Буйная копна темных кудрей шапкой возвышалась над его головой и приковывала к себе внимание с первого взгляда. Роджер отстраненно подумал, что от этого пушистого гнезда за полторы мили несёт духом Хендрикса, а когда опустил глаза, то поймал себя на мысли, что нежданая помощь едва ли старше его самого. Ну ладно, может, год-два, не больше. Уставшие ореховые глаза смотрели заинтересованно, без примеси укора, который часто видел Тейлор, садясь в очередную прокуренную тачку к скучающему толстосуму, что решил развлечься. Но видимо, сегодня ему повезло («хоть раз, и на том спасибо»). Оба парня бесстыдно рассматривали друг друга и на пару секунд в автомобиле воцарилось молчание. «Симпатичный» — подумал каждый и тут же затолкал эту мысль как можно дальше. Брюнет откашлялся, прерывая неловкую паузу и отводя взгляд, пока Роджер все продолжал пялится на попутчика. — Мы будем ехать или тебе нужно сходить поссать в кусты? Роджер быстро отбрасывал все условности и переключался на более привычный ему стиль диалога. Тем более глупо общаться в послевоенном Форде будто они на приеме у королевской семьи обсуждают внешнюю политику страны. Обычно он не был настолько наглым, но раз уж ему попался не мужчина за сорок с пивным животиком, то и поязвить можно, так? — Да! То есть нет. То есть мы едем, — бедняга резко развернулся и схватил руль, а после надавил на газ. Роджера мотнуло в сторону и прижало к правой дверце — Я… Меня Брайан зовут. А… — " все автостопщики такие, или мне так повезло?» — А тебя? — Брайан подавил в себе желание спросить прямо. Бедный-бедный Брайан, решивший, что подобрать автостопщика во время ливня будет интересным новым опытом, вопреки мнения его дражайшего консервативного батюшки. Встречи с отцом никогда не шли ему на пользу. Никому не пойдет на пользу сидеть в напряжённой тишине и заталкивать в себя греческий салат, пока не зайдет речь об учебе и дальнейшем будущем. Так же, как и никому не пойдет на пользу разрываться между рациональностью и мечтой. И поэтому уезжая из отчего дома под гробовое молчание и виноватый взгляд любимой матушки, Брайан неожиданно вывернул руль на трассу противоположного направления, куда он изначально планировал двинуться. Так он оказался в Ливерпуле. Первый раз в своей жизни Брайан Гарольд Мэй сделал что-то настолько рисковое и спонтанное, поддавшись ярости и минутному наваждению, решив утопить залить свою горечь со злостью августовским холодным дождем у причалов Альбер-Дока. Он бродил по каменной брусчатке неприкаянным призраком, ищущим упокоение, но как только поднимал голову, так снова погружался в саморефлексию. Стены окружающих его домов кричали: «здесь родился знаменитый Джон Леннон!», «На этой площади юные Маккартни и Леннон проводили свои первые выступления!». Не говоря уже про Каверн, который переодически мелькал перед глазами, как упрямо бы Мэй не старался его обогнуть. Будь с ним хоть один из его лондонских знакомых, те тут же бы вскрикнули, что это знак и Мэю стоит продолжать выступать: — Чувак, тебя благословил сам Харрисон, даю зуб, ты станешь следующим Клэптоном! Но Брайан не был Клэптоном, а Клэптон — Мэем. У Клэптона не висело гигантским балластом на шее незаконченное астрономическое образование, не давил Титаник вины перед отцом, который столько в него вложил. Поехать именно в Ливерпуль было точно плохой идеей. Так что Брайан не долго выдержал такие блуждания и вскоре вернулся к машине, чтобы вернуться в Лондон и начать следующий учебный год в очередной раз разрываясь между музыкой и наукой, засыпая поздним вечером с конспектами на груди и гитарой в руке. Брайан возвращался домой уставший и измученный собственными мыслями. Когда молния сверкнула на горизонте, он даже не обратил на это внимание. У Мэя было ноль причин подбирать непонятного человека, тем более насквозь промокшего, с обочины трассы. Но Брайан это сделал. Он мог сказать, что любит помогать людям, но это было бы не совсем правдой Тем более, такой человек как… — Меня зовут Роджер. Просто Роджер. Просто Роджер внезапно начал стягивать с себя зеленовато синий свитер, частично обнажая свой живот. — Аааа, что ты делаешь, прости? — В голосе Брайана проскакивала паника. Он сжал руль и периодически переводил взгляд с дороги на зеркало заднего виденья. «Он же не подумал что я пытаюсь его снять???» Роджер недоуменно застыл полураздетый, но с руками все ещё в бесформенной вещи, связанной сестрой Булсары, который Фредди гордо звал свитером. Загоревшие на солнце плечи облескивали в свете летящих мимо фонарей и снова скрывались в темноте. «Он же не подумал, что я шлюха?» — Переодеваюсь? — Блондин приподнял одну бровь. Он поднимает высоко вверх бесформенное шерстяное нечто, демонстрируя Брайану в зеркало. — Мой свитер промок до… Роджер резко замолчал, всматриваясь во что-то мелкое. Фредди впихнул его Тейлору прямо на улице, догнав со словами: «пригодится!». И правда пригодилось. Но до этого момента возможности сильно рассматривать вещь не находилось и только сейчас Роджер рассмотрел прилепленную к воротнику надпись. Она гласила: «Человек вредный и не вкусный. Собственность музыки и общественное достояние. При потере возвращать Фредерику Булсаре по улице Ферри Роад, 40.» Когда Тейлор все же дочитал надпись, максимально поднеся к самой освещенной точки машины, то из его горла вырвался сдавленный кашель, который медленно перетек в смех. — Фредди, засранец ты эдакий…- уставшее лицо вдруг снова воссияло. Роджер протянул тощую руку вперёд биркой и растянул свитер, чтобы было лучше видно. — Во! Брайан покосился на предмет, прищурился, быстро скользя глазами по строчкам и добродушно хмыкнул. Ему было тяжело представить, что кто-то дарит такому, как Роджер, теплые свитера, подписывая втихую адрес на бирке. Впечатление о попутчике менялось с дикой скоростью, не присущей Мэю. То ли быдловатый кокни из пригорода, то ли сумасброд с богемным образом жизни. — Хорошие у тебя друзья. — Мэй коротко усмехнулся и снова перевел взгляд на шоссе. Машина ехала под шестьдесят миль в час, мелкие зерна воды разбивались о лобовое стекло и под напором ветра медленно ползли вверх. Раз в несколько секунд их сбивали дворники. Брайан не любил дорогу. Не любил быть в дороге. Тесно, некомфортно, ноги некуда деть, спать черт знает где и как, питаться так же — это все не для него. Хотелось побыстрее домой, в родные стены с облезшими обоями и выпить чай в кухоньке два на три с протекающим краном. Звучало непривлекательно, но Брайану было даже уютно лежать в своей продавленной кровати и читать фантастику, склонившись над страницами долгими зимними вечерами. Иногда. Не когда теми же долгими зимними вечерами отключали отопление и приходилось кутаться в старые дырявые одеяла. Не когда девушка, которая вроде как ему нравилась пожимала тонкие губы и говорила, что она хочет быть уверена в завтрашнем дне, если он понимает, о чем она. Конечно он понимал. И поэтому… И поэтому Брайан сделал глубокий вдох и постарался сосредоточиться на потоке слов, который лился на него с заднего сиденья: -…и вообще Фредди очень круто поет! Я ему говорю, бросай свой Иллинг и ищи группу себе, пой! Но нет же, он стесняется, зубы у него, видите ли, кривые, — Роджер и сам кривляется, показывая свое пренебрежение к неуверенности товарища, — надеюсь, он одумается, такого вокалиста как он, днём с огнём не сыщишь! Брайан навострил уши. — А ты играешь? — Осторожно последовал вопрос. Его дорогая Рэд Спэшл уже месяц стояла в углу возле шкафа без дела и отчаянно требовала к себе внимания. И если бы он только нашел с кем играть… Хотя бы раз в неделю устраивать сейшн и приглашать знакомых, друзей, закупать напитки на всех и чувствовать себя живым Роджер почувствовал себя в полной безопасности с этим странным отстранённым парнишкой и придвинулся ближе к переднему сиденью, зацепившись рукой за сиденье возле плеча Брайана. Голос блондина раздался в десяти дюймах от уха Мэя: — Играю, и неплохо! — Гордость сквозила в его словах. — Конечно, до Кита Муна мне ещё далеко, но люди говорят, что я неплох. — Слушаешь The Who? — Роджер впервые за все их знакомство уловил нотки восторга и уважения в голосе его нового знакомого. Он цокнул и перегнулся через сидение. Его рука быстро дернула бардачок на себя и наружу тут же вывалилось несколько кассет и затерявшаяся колода карт. Брайан прибалдел от такой наглости, но не успел ничего сказать. — Я люблю The Who. А что любишь ты? — Роджер бесцеремонно сгреб кассеты и начал их рассматривать, переклонившись через сиденье. Туго затянутая в джинсу худая задница торчала вверх, пока ее хозяин мотыля ногами и перебирал кассеты, перечисляя вслух все, что находил: — The Kinks, Jefferson Airplane, The Beatles, Jimi Hendrix! — под конец предложения тон резко скакнул вверх. — И Cream! Блондинистая голова смотрела на него с прищуром, посылая ментальный сигнал: «Я знаю, ты не зануда, ты просто притворяешься». Брайан не любил игры в разгадай эмоцию. — Роджер, сядь нормально, я тебя прошу, — нервно выдохнул, снижая скорость и надеясь, что этот безумец, которого он подобрал, не расшибёт себе что-нибудь. Но похоже, у Роджера давно выработалась толерантность к таким фразам. — Так Хендрикс или Клэптон, кудрявый? Брайан усмехнулся и кинул быстрый взгляд на светлую макушку. С этим парнем однозначно будет весело. Вот и знак, который он -не- искал в Ливерпуле. Немного неожиданный и радикальный вброс со стороны игривой Судьбы. Но Брайан же не верит в судьбу. — Клэптон, — он качнул головой из стороны в сторону и на секунду возвел глаза к потолку, — Мне искренне жаль все гитары, которые сжёг Джими, — он уже даже не старался подавить смешок, так рвавшийся из его губ. Роджер комично ахнул и за каких-то пару сумбурных мгновений с кряхтением кувыркнулся. Обитая в ткань и резину пятка пролетела в нескольких дюймах от лица Брайана. Чудом не попав ярко-розовым кедом в лобовое стекло, его ноги оказались сверху, а все остальное — снизу. — Господи блять, прекрати так делать! — Мэй схватил диссидента за шкирку и подтянул вверх. Родж ойкнул и прижал колени к тощей груди. Теперь он полноценно сидел на переднем сидении и потирал башку, нещадно болевшую после подобных кувырков. — А ты ещё и материться умеешь… — пробормотал неудавшийся акробат и наклонился за упавшей кассетой. Брайан саркастически приподнял одну бровь: — Ты думал, я в церковь по воскресеньям хожу и с девушками в принципе не общаюсь? Родж выпучил большие глаза. Диалог становился все забавнее и забавнее. — А разве нет? — Наивно-ошарашено прозвучало сбоку. Тут Брайан впервые искренне расхохотался. Его смех переливался маленькими раскатами грома в ночном небе его чернильных кудрей. Тейлор завороженно смотрел на этого до жути странного человека. Вроде свингующего, как и весь Лондон сейчас, а вроде и слишком нормального для современных реалий. Для бастующих студентов во Франции. Для «Рек Крови» и политики. Такие, как Роджер всегда ненавидели, ненавидят, и будут ненавидеть политиков (если это не песня Cream). А такие, как Брайан, всегда будут хмурится, читая газеты, и пытаться разобраться в этом безумном новом мире. — Неужели ты считаешь меня настолько скучным? Почему, по-твоему, я тебя подобрал? — В голосе Мэя звучало только веселье и ничего более. Роджер расслабился и с хрустом потянулся. Он активно махнул зажатой в руке кассетой и ответил: — А вот это уже фиг тебя знает! Может, ты убийца, просто очень хорошо маскируешься, а? — Он пялился на греческий профиль Мэя через согнутые в бублик указательного и большого пальцев. Тот фыркнул, игнорируя детское поведение Роджера. — Если бы я был убийцей, ты бы давно уже лежал мертвый у меня в багажнике. Кто раздевается перед первым встречным? — Парень критично оценил ситуацию, приоткрыв немного окно на проветривание. Становилось душновато. Наверное, это все неуёмная энергия Роджера. Его слишком много. Вышеупомянутый же задыхался в возмущении. — А что мне, в мокром свитере сидеть? У меня и так все шансы простудиться, а мне в универ через пару дней! Если я и на этот раз не появлюсь, то меня точно отчислят. Брови Брайана взлетели вверх. — А ты ещё и учишься? В него прилетело ещё не до конца высохшим свитером. — Очень смешно, — буркнул обиженный блондин, обнимая колено обеими руками и кладя голову сверху. — Я, между прочим, в Империале учусь, а не абы где! — В Империале? — Брюнет быстро сориентировался, стягивая с головы предмет одежды и опуская на сиденье, — А на каком факультете? Тейлор недоуменно поворачивает голову: — На биологическом… А что? — Медленно произносит каждую букву, не понимая, к чему ведёт собеседник. Тем временем Мэй, кажется, уже построил какие-то свои многолетние планы с четким расписанием и с Роджером в главной роли — его глаза горели так, как никогда раньше. Неужели он все ещё может чувствовать такой подъём? Когда эмоции льются через край неспокойным океаном и плотина уже не выдерживает? Неужели он все ещё может так верить? Он буквально впился пальцами в руль до побеления, а сам с широко распахнутыми глазами выдал, смотря четко в перепуганное лицо Роджера: — Я на астрофизическом! Мы с Тимом Стаффелом играли несколько раз в концертном хо… Роджер подскочил на месте, чуть не достав макушкой потолка: — Так это были вы?! Тейлор помнил их. Две высокие фигуры на деревянном помостке, склонившиеся над инструментами и микрофоном — одним на двоих. Он помнил, как шел за конспектами в соседнее крыло и случайно услышал приглушённые мелодии, доносящиеся из-за одной из дверей. Тогда он просто полюбопытствовал, заглянул ради минутного впечатления и развлечения, но отступив от прохода, остался надолго. Людей было немного, человек пятьдесят на большую аудиторию, коим являлся зал, но кажется, музыкантов это не смущало. Они обращались к публике так, будто получили контракт от EMI и сейчас успешно записываются в лучших студиях Лондона, раздавая автографы с лучистыми улыбками нарасхват, скрывая таинственные взгляды за темными очками. Так, будто перед ними миллионы, а не полтинник. Но вот их барабанщик… Был абсолютно безлик. Непритязательный стиль игры, незаметная внешность, ничего особенного. Сильно он не лажал, но и не выделялся. Для уличной скиффл-группы неплохо, но не для полу-профи, которыми были эти ребята. Роджер хотел подойти после сейшна, собраться с духом и даже предложить себя на роль ударника, но… Не сложилось. Не в тот день. И если бы он не бросил все этим летом и не уехал по стране, то «не в этот день» превратилось бы в «никогда». — Ты умеешь обращаться с публикой. Заставлять их чувствовать себя важными, министрами и музыкальными критиками — блондин скрещивает руки на груди, — ты хорош. Вокалист неплох, Тим, да? Но как басист не дотягивает. Но вот ба… Эй, смотри на дорогу, придурок! Вовлеченный в динамичный диалог, Брайан впервые не заметил, как отвлекся от исполнения ключевой роли в данный момент — роли водителя. Время замедлилось на несколько слишком долгих секунд. Он резко вздрогнул и вырулил вправо под громкие гудки других машин, избежав столкновения с дорожным знаком в паре ярдов от оного. Оба парня выдохнули с облегчением. Адреналин ещё бушевал в их крови, но уже медленно отступал. — Погоди, ты вообще туда свернул? Ты хоть знаешь, куда мы едем? — Роджер хмурится, стараясь рассмотреть в заплаканное дождем окно быстро пролетающие указатели. — Теперь уже не уверен, что знаю, — признался Мэй. — Возьми карту, она тоже должна быть в бардачке. Наверное, мы в районе Бригнорта. Родж полез в бардачок, чувствуя себя потерявшимся капитаном дальнего плавания, которому нужно вернуться обратно в родной испанский порт иначе провизии надолго не хватит. Сейчас он достанет карту, глубокомысленно будет смотреть на нее сверху вниз, а потом за минуту рассчитает, куда им плыть. То есть ехать. И весь экипаж будет дико благодарен капитану, который спас их никчемные души от… — Роджер, ты чего молчишь? Озвучивай, пожалуйста, я не могу одновременно вести машину и смотреть на карту. Тейлор вынырнул из странных размышлений и сдавленно откашлялся. — Да-да, пардон, — он начал разворачивать пожелтевшую бумагу, обрисовывающую длинными венами дороги всей Англии. Роджер очень тяжело вздохнул. С картами он всегда был не в ладах. Однажды, пару лет назад, он решил съездить в Кардифф на выходные. Долго что-то мудрил, рассчитывал, сравнивал, а в итоге приехал в Дерби. Не то, чтобы топографический критинизм, но явно что-то со внимательностью, как говорили учителя в его детстве. «Такой умный мальчик, но непослушный до жути!» — Так, ну… — кончик карты упирался уголком в скулу брюнету и тот отодвинул его одной рукой. Роджер всматривался в точки городов и перекрёстки красных линий. — Мы… Ладно, блять, мы выезжали по этой трассе из Честера, так? Так. Я стоял где-то здесь, — он уверенно ткнул пальцем куда-то, — и я точно помню что мы ехали по трассе А41, пока переодевался увидел. Брайан нахмурился. Солнце начинало уже медленно кренится к горизонту, ливень превратился в маленькую морось. Красновато-оранжевые лучи отблескивали в поворотниках. — Нам нужно на М6 было повернуть, оттуда легче всего добраться до Лондона в потоке. Кажется, мы повернули в обратную сторону. Роджер задумчиво промычал из-за карты, скрывшись за ней полностью. — Чё так сложно то, а, — тяжелый вздох донёсся до ушей Брайана. Блондин встряхнул карту, а потом проложил ее на колени, — Так, мы возле Киддерминстера, кажись. В общем, любая дорога, что поворачивает налево — наша. Брайан тряхнул массивными кудрями, согласно кивая. Сойдёт. Раньше ему приходилось каждые сорок миль останавливаться и сверяться с картой; долго и муторно уточнять, что он именно возле этого перекрестка, а не возле какого другого. Что заправка возле М62, а не А63. Удобно, когда ты ездишь с кем-то. Ладно, он врёт сам себе. Так просто спокойнее. Когда есть с кем поговорить, обсудить, послушать музыку, от которой вы оба тащитесь, поссориться и помириться. Раньше Брайан не думал, что ему так нужны люди. Воцарилось недолгое молчание и умиротворение. Роджер, казалось, смотрел в прострацию. Пушистые ресницы почти не моргали, а взгляд устремился куда-то вправо, где закатные лучи оглаживали окружающие их поля и луга. В приоткрытой окно задувал лёгкий ветер, колыхая кудри Брайана и отдельные пряди Роджера. В свете заката они казались ещё более золотыми, чем раньше. И за это золото Брайан был готов отдать многое. Гитарист изредка поглядывал на попутчика, не смея прерывать момент ненужными словами. — Знаешь почему я люблю дорогу? Взгляд Тейлора не отрывался от окон. — Почему? — Мэй спрашивал очень аккуратно. Впервые за такое короткое время он смог наладить контакт и не хотел его рушить неосторожной фразой. — Когда все, что тебя окружает, это путь, или несколько, дорога в никуда или куда — трудно отказаться от него. Потому что запереться в отцовском доме, когда вокруг тебя происходят цветочные революции и музыка — это необычайно тупо. Понимаешь, дорога вечна, — Роджер медленно перевел странные, грустно-счастливые глаза, отблескивающие на свете, — Дорога никогда не закончится, потому что всегда есть развилка или перекресток. И тебе всегда есть, куда идти. Наблюдать счастливых в моментом помрачении сознания, когда они забывают про условности, людей. Старинные покосившиеся здания, обвитые плющом, на окраинах городов. Они стоят в назидание другим своим жилым собратьям, но насколько они прекрасны. Тейлор завороженно поднимает правую руку вверх и плавно крутит кистью чтобы потом она безжизненно упала ему на колени. — Я люблю ночь больше утра, луну больше солнца, а здесь и сейчас больше любого где-то потом*. Я люблю неожиданные встречи, старых знакомых и танцы на закате. Люблю длинные волосы, фенечки и звук там-тамов на улицах. Люблю выпить, залезть на дерево и прислушиваться к музыке, которая льет из всех щелей этим летом. Тут парень неожиданно поморщился и сжал рукой многострадальную обивку сиденья: — Лилась изо всех щелей прошедшим летом. Оно растянулось на тысяча и одну ночь. Или я зачарован и это всего лишь наваждение? Скажи мне, кудрявый, сколько лет я проспал? Брайан впился руками в осточертевший руль и с болью изрёк: — Ни одного. Или так много, что тебе уже плевать. Его лето было совсем другим. Счастливый Роджер, уже не казавшийся таким счастливым, рассказывал что-то о мире, куда Брайану не было хода. И место ему там не занимали. Он стоял у ворот вечеринки жизни и просил подаяний, пока все остальные хохотали, проходя мимо. А он стоял и пялился. И тихо завидовал их разрисованным лицам и свободе. Может быть, он совсем другой. Может быть, такая жизнь не для него. Он будет стоять и глядеть, как раньше, только из окна своего ухоженного домика в пригороде, а не тесной квартирки, где каждое утро он будет просыпаться с абсолютно разными людьми на одном диване от чьего-то громкого смеха с кухни. Защитит диссертацию, может даже будет работать в НАСА, а не играть в барах и клубах за копейки. Найдет девушку, милую и любящую, с которой он захочет связать свою жизнь, а не светловолосого барабанщика с острой ухмылкой. Чем не жизнь, о которой он мечтал? — Ты прав, кудрявый. Но помяни мое слово, лето 1967 запомнят навсегда. И через лет пятьдесят, когда мы станем седыми стариками, найдутся такие молодые чудаки, которые будут говорить о нем с тоской, будто и сами там были. Ненадолго Брайан захотел, чтобы все забыли о этом лете, будто его и не было. *** Прошло уж пару месяцев с окончания времени, которого в газетах грубогласно прозвали «летом любви». На улицах Сан-Франциско становилось все меньше и меньше людей с перевязанными плетенкой длинными волосами, ищущими подработку ненадолго. Они все медленно стекались к себе домой, в маленькие уютные домики по всей стране, возвращались к семье. Становилось все холоднее, первые изморозки ударили неожиданно, убив последние вялые цветы на клумбах и заставив опасть оставшиеся бурые листья с деревьев. Ещё недавно он обмахивался чем попало, стараясь лишний раз идти по тенистой стороне алеи в попытке спастись от вездесущей жары; теперь же он ловил каждый тусклый лучик света, что падал на серый асфальт, шлепая по лондонским лужам и кутаясь в изношенный тонкий плащ. Несколько месяцев назад он разошелся с Брайаном, крепко обнявшись и помахав рукой на последок. А ещё напрочь забывая взять номер телефона этого серьезного астрофизика. Утешало лишь то, что он точно знал — Брайан учится в Империале, учится на астрономическом, но понятия не имел, на каком курсе. Он блуждал потерянным иностранцем по длинным коридорам физмат отделения, получая насмешливые взгляды в спину. Нужно отнести что-то в соседний корпус? Тейлор здесь, всегда готов. Забрать реактивы? Да что вы, вон Тейлор, он рад будет. Попросить закончившийся мел? Первым в очереди стоит Тейлор! Доска объявлений была старой, потрескавшейся коричневой мякотью, на которую все вешали что попало: расписание, приглашения, события местного масштаба и концерты. Иногда попадалось забавные записки: «нужен собутыльник-сожитель для общего пропивания зарплаты!»; «ищу девушку на пять дней, проживание бесплатное, звоните по номеру-»; «продам друга! Часто выходит из строя и жалуется, но бутылка виски и горячий суп все исправляют, обращаться в третий корпус, каб.305». Роджеру нравилось читать эти записки м иногда даже короткие переписки между продающими-отдающими-чего-то-ждущими. Доска висела на главном переходе между корпусами и возле нее всегда стояло хотя бы несколько людей. Роджер привычно притормозил около нее, огибая высокого парня, читающего что-то про курсы испанского. Блондин скользил взглядом по уже знакомым, старым объявлениям и выискивал что-то новое и интересное — больше для своего развлечения, чем для информации. Его взгляд цепляется за белый лист А4, прицепленый за кнопки относительно недавно — даже бумага ещё не успела помяться. Он окончательно затормозил перед ней и прищурился, вчитываясь. «Ищем барабанщика в стиле Митча Митчелла и Джинджера Бейкера! Группа Smile. Приходите на пробы в субботу, 21го декабря на 19:00 в концертный зал! P.S. Студенты биологического отделения приветствуются.» Резкое осознание резко перехватило дыхание и сжала тонкими пальцами на несколько секунд, пока организм не заорал, что дышать вообще-то критично важно для жизни. Роджер со скрипом поборол невыносимое желание схватить этот лист бумаги и спрятать подальше от чужих глаз. «Осталось полторы недели. И я должен быть лучшим. Желательно, единственным.» Эти полторы недели он мучал барабанную установку у себя дома как черт, оставляя соседей барабанить по трубам и угрожать заявлениями в полицию. Огрубевшие ладони выли от количества синяков, но Роджер перематывал их чем попало и продолжал. Фредди ничего не говорил, только непривычно хмурился и носил остывшие макароны ему в комнату. Вечер субботы выдался аномально холодным. Минус 16 по Цельсию, таких цифр давно не видели лондонские метеорологические станции. Булсара, не смотря на все протесты, впихнул Роджеру толстый, красно-желтый шарф со словами: — Ни пуха, ни пера. Глубокие карие глаза смотрели серьезно. Роджер выдавил: — К черту. К семи вечера студент астрофизического отделения Империал колледжа Брайан Мэй изнервничался настолько, что даже абсолютно не эмпатичный Тим это заметил: — Господи, Брай, это всего лишь пробы, что с тобой? — Он хмурился, не понимая, что происходит, — Я тебя таким никогда не видел. Мэй очень тяжело вздохнул и прислонился к колонкам, потирая переносицу. — Да… Сложно объяснить, знаешь ли. Я тебе потом расскажу, — пробормотал оный, покрываясь холодной испариной из минуты в минуту. Что если он не увидел? Если таких разговоров у него было тысячи и ещё один такой ничего не значит? Если Роджер вообще не помнит, что на земле существует какой-то Брайан-гитарист-астрофизик и уже точно не помнит, что у них не барабанщика? Может, зря он написал последние строчки, не нужно было заморчиваться и просто… В тот момент, когда Циферблат на старых наручных часах Брайана показал малой стрелкой на семёрку, а большой — на двенадцать, двери резко распахнулись. В помещение ввалился непонятный парень, по нос замотанный в странный объемный шарф, с явной отдышкой. Мэй резко вскинул голову, а Тим неуверенно выдавил из себя, подойдя ближе: — Ээ, на пробы? Это звучало настолько глупо, насколько идиотской была вся ситуация — мелькнуло в голове у других присутствующих. Брайан пытался всмотреться в лицо новоприбывшего, но тот медленно разматывал шарф. Когда же шарф перестал скрывать лицо парня, он резко вскинул голову вверх. От дерганого движения две барабанные палочки плавно выскользнули из кармана пальто. — Именно. Роджер Тейлор, очень приятно… — «встретиться снова, кудрявый» — познакомиться. Брайан смотрел только на Роджера. Знакомое, больше не смуглое и не загоревшее лицо, скорее болезненно бледное. Роджер смотрел только на Брайана. Копна кудрей на голове, молочная кожа и выделяющиеся скулы. Ничего нового. Тим следил за их переглядками с искренним детским непониманием и недоумением. — Что ж, Роджер… Покажи, что умеешь. — Медленно произнес Брайан, проводя рукой по воздуху. Роджер скинул с себя ставшее ненужным пальто, подобрал палочки и взошел на маленькую сцену, где установка занимала половину всего пространства. — Все, что захотите, — он гипнотизировал взглядом высокую фигуру напротив него. Брайан уже взял в руки ярко-красную электро непонятной Тейлору фирмы и провел рукой по грифу. «Не забыл… Он не забыл.» Стаффел показательно откашлялся и взял свой бас за ремень, перекинув его через голову. — Тогда попробуй словить на лету. Брай… Два, три, четыре, раз, два, три! *** Новоявленный барабанщик группы Smile отчаянно сверил взглядом гитариста: — Я каждый день ходил в физмат корпус, стоял, сука, по три часа, меня преподы ваши уже ненавидят, наверное! Где, блять, ты прятался, по каким закоулкам? Брайан застыл, не застегнув чехол со своей Рэд Спешл. Он медленно повернулся и взглянул в прозрачно-голубые глаза Роджера. — Я ходил в южное крыло, на химбио отделение…