***
В первый же день Феликс решает наведаться в местную администрацию или управление, если такие организации тут вообще есть. Разузнать обо всех подробностях городской жизни было бы хорошо хотя бы для начала, а если ему ничего интересного и важного не скажут или вообще развернут обратно в Сеул (ибо нечего всяким столичным выскочкам совать нос в дела провинциальных городков), то он готов даже пойти по головам — залезть в архивы, да хоть всех жителей от мала до велика опросить, лишь бы только докопаться до правды и истинных причин пропажи молодых людей. — Вам бы лучше уехать отсюда поскорее… Глава городской администрации оказывается весьма приветливым, радушным и сговорчивым человеком. За парочку бутылок макколли он рассказывает журналисту почти всё, что было известно о похищениях от полиции и городских. Их общая закономерность — молодые люди от семнадцати до двадцати пяти лет. — И пропадают они когда как, — мужчина прочищает горло, — может быть затишье на лет пятнадцать, как это было в прошлом веке, а может быть, как в начале двухтысячных — почти каждый год. Феликс задумывается. — Как долго это продолжается? — интересуется блондин, погрызывая карандаш, и готовится начать снова писать. — С двадцатых прошлого века. Полиция уже сдалась в поисках похитителя, потому что всё без толку. Парни проваливаются как сквозь землю — не находят ни тел, ни костей, ни каких-то следов пропажи. Знаете, как оно бывает, когда человека похищают? Феликс кивает. Он изучил как минимум дел десять, в которых людей похищали по тем или иным причинам, прежде чем дошёл до истории городка Сокчхо. С одной стороны город находится во власти моря, с другой же, словно крупный хищник, к нему подкрался лес. Мало ли что здесь могло случиться? Но всё-таки журналиста безумно настораживает то, что молодые люди так и продолжают пропадать, а тела их не находят. И вот сейчас, по словам главы, никто не пропадал уже как минимум лет пять. — Не к добру это, я Вам так скажу, господин Ли… И Вы так молоды, ой и боюсь я за Вас! Поэтому и прошу уехать подобру-поздорову. Феликс, конечно же, не воспринимает его слова всерьёз и планирует продолжать изучение этого непростого, на первый взгляд, дела до последнего. К началу осени темнеет уже значительно раньше, чем то было в июне или июле, поэтому парень возвращается в квартиру, что одолжила ему тётушка на время своего отъезда в столицу. Ли решает, что больше разговаривать с кем-то из «властей» и полиции смысла особого нет, разве что ради галочки стоит всё-таки просмотреть дела о пропавших ранее парнях — взять хотя бы несколько и в разный промежуток времени. Мысли о том, как следует поступить дальше, скользкими змеями лениво ползают в мозгу хозяина, и Феликс, уже лежа в кровати и раздумывая о планах, не замечает, как проваливается в сон. На следующий день после обеда журналист идёт в несколько отделений полиции на разных концах города. Там его выслушивают, но к архивам сначала не подпускают — дескать, без бумажки и особой печати (со слов одного из участкового можно было даже решить, что она волшебная) попросту не имеют права. Что же, Феликс был готов к этому и благодаря отцу сумел оформить несколько листов на любой вкус с журналистскими заданиями, на которых красовались печати,***
Дни сменяются неделями. Тётушка успевает приехать из Сеула, но племянника выгонять из дома не спешит — как-никак родной человек, да и ей одной не так скучно коротать вечера перед телевизором, а парнишка (Феликса раздражает, когда тётушка так говорит о уже взрослых молодых людях) рассказывает много чего интересного из того, чем сейчас занимается. Госпожа Ким переехала в этот город после смерти отца около десяти лет назад, решив провести старость в родном гнезде, и успела стать свидетелем лишь одного похищения — и о том слышала только по новостям и от соседок, что винили во всём разгневанных духов леса. — Старушки, что с них взять? Им привычнее верить в какую-нибудь чепуху и вымыслы, нежели в реальные факты. Ещё и про каких-то ведьм постоянно говорят… — тётушка задумчиво потирает переносицу, поправляя очки, и лениво переключает каналы один за другим. Во времена своей молодости Госпожа Ким тоже изучала разные преступления и даже готовила по одному зверскому убийству доклад для одной крупной конференции. Однако сейчас интерес ко всем подобным вещам у неё поугас — желание тревожить и щекотать себе нервы отпало у неё ещё на последнем курсе университета. — Здесь есть ведьмы? А где? — Феликс обращает заинтересованный взгляд на женщину. — Ну… Одна точно есть. И не ведьма даже, а… Как тебе сказать… Мадам точно не в себе. По улицам летом ходит босиком, изъясняется на каких-то архаизмах и давно забытых словах, будто всё ещё живет в веке так девятнадцатом, да и вообще, чудная какая-то она. Чем бы дитя ни тешилось, но когда обычные сведения и показания матерей пропавших парней не дают нужного результата, можно попробовать обхитрить судьбу и попросить помощи даже и у ведьм. Как-никак, такие люди оказываются весьма чувствительными к разным переменам в месте, где живут, и могут даже предсказать надвигающуюся беду. Почему бы и не попробовать? — А где она живёт? — Феликс достаёт смартфон из кармана спортивных штанов и открывает заметки, пока тётушка вспоминает точный адрес. И откуда она его вообще знает?***
Место, где живёт предполагаемая «ведьма», находилось в нескольких километрах от конечной станции на юге города. Феликс поехал туда с самого утра, поэтому и местность показалась ему весьма приятной — деревья с густой и на удивление сочной для середины сентября зеленью росли почти на каждом шагу и создавали много тени благодаря высоким и пышным кронам. Вдалеке от домика, вверх по склону, словно чешуя змеи, виднелся лес. При желании до него можно было дойти за минут пятнадцать пешком. Дом ведьмы выглядел обычно и совсем не примечательно. Аккуратный, ухоженный маленький сад с цветущими календулами и доцветающей своё лавандой более чем располагал к тому, что хозяйка дома не какая-нибудь сварливая старуха, а приятная, добрая женщина. К удивлению Феликса, так и оказалось — Госпожа Нам Саён (как она сама представилась) приняла парня со всем имеющимся у неё радушием и даже интересом, когда услышала причину появления Ли в этом городе. — Значит-с, интересно знать, кто промышляет здесь злыми делами? Феликс кивает, согревая руки о фарфоровую кружку с травяным чаем, и наблюдает за старушкой, когда та поднимается из-за стола и начинает что-то искать в выдвижных ящиках шкафа. Спустя пару минут перед Ли на столе появляется старая карта, потемневшая от времени, но сохранившая на себе все знаки, стрелочки и названия улиц городка. Журналист решает промолчать и не возражать о том, что многие улицы называются уже иначе, а некоторых развилок и дорог нет в принципе, и внимательно смотрит на женщину, когда она заговаривает вновь. — Поезжай на север города. Рядом с лесом там будет заброшенное кладбище, последний раз там хоронили в двадцатых годах прошлого века… Точно не помню, кого именно, но ты поезжай, разведай. Может быть, чья-нибудь могила заинтересует, сможешь потом об этом человеке подробнее узнать. Феликс решает поехать туда на следующий день, чтобы не шляться как неприкаянная душа по кладбищу по темноте, и прощается с Госпожой Нам, поблагодарив её за помощь. — Удачи! Если вдруг что ещё понадобится, забегай обязательно! Ли широко улыбается и машет на прощание рукой.***
Ли не любит ездить в такие места по вечерам, но сегодня дел выдалось настолько много, что иного выбора просто не было — на закате парень стоял у ржавой калитки с облупившейся ярко-синей краской у входа в место, куда некогда приходили люди оплакивать своих родных и близких. Сейчас же оно поросло амброзией и высокой травой, а большая часть могильных плит отсырела, покрылась голубой плесенью и заросла мхом. Грустное зрелище. Феликс обхаживает лабиринт из высоких камней с именами и годами жизни похороненных здесь, и останавливается у одной, совсем одинокой могилы прямо на окраине кладбища, почти рядом с входом в лес — буквы имени разобрать уже не получается, журналист едва угадывает «Х» и «Д», однако года жизни видны отчётливо — рождён в тысяча восемьсот девяносто восьмом и умер в тысяча девятьсот двадцать втором. — Видимо, он и был последний, как говорила Госпожа Нам… — едва слышно проговаривает Феликс себе под нос и собирается уходить, ведь солнце почти уже село, отбрасывая последние лучи на верхушки высоких елей, но вдруг останавливается и быстро вбивает какой-то запрос в поисковик, после полученного ответа округляя глаза, и покидает это место. На станцию он приходит, когда стрелки на часах показывают девять, и парень тяжело и устало вздыхает — путь туда и обратно его изрядно вымотал. — Вы тоже из леса? — рядом с Феликсом вдруг появляется молодой человек с волосами цвета вороньего крыла. Парень широко улыбается, обнажая ряд ровных зубов, и на журналиста эта улыбка действует как горячий ромашковый чай, выпитый поздним зимним вечером, — хочется спать. — А… Нет… — Ли зевает, тут же извиняясь. — Столько грибов нынче выросло, а? — незнакомец указывает на весьма старинную для двадцать первого века плетёную корзину в собственных руках, что доверху набита, судя по всему, именно грибами, накрытыми сверху тёмно-серой тканью. Феликс лениво кивает. В душе не знает ничего о грибах, потому что всю жизнь прожил в городе и выходил гулять разве что в местные парки. Это тётушка с мамой постоянно осенью за грибами ходили — из леса за уши не вытащишь. — Не стоит молодому парню ходить так поздно одному, в городе после захода солнца становится опасно. Если хотите, провожу Вас. Где Вы живёте? Ну вот, приехали. Попахивает потенциальным маньяком — узнает, где Ли живёт, подкараулит его и прибьёт к чёртовой матери. А потом поминай, как знали. Но Феликс всё же колеблется — парень рядом с ним выглядит более чем добродушно, да и вряд ли маньяки будут разгуливать по городу с такой нелепой бабушкиной корзинкой. Хотя… — Недалеко от центра. А Вы? — отзывается Феликс, слегка поворачиваясь в сторону сидящего рядом парня корпусом, и всматривается в его лицо. Внешность у него едва ли как не у какой-нибудь модели — Феликс давно не видел настолько красивых и завораживающих своей красотой людей. Совсем не хочется отводить взгляд. — А я Хван Хёнджин. Очень приятно, — он вновь улыбается, — я живу как раз в центре. В пяти минутах ходьбы от станции. Хотите, провожу Вас? Спрашивает уже второй раз. Какой неугомонный. — Ли Феликс. В этот же момент со скрипом колёс подъезжает поезд.***
По пути к дому Феликса парни на славу разговорились. Оказалось, Хёнджин приехал сюда так же по учёбе и он примерно одного возраста с Феликсом. Блондин не смог удержаться и не спросить про странную корзинку и нестандартное для молодого человека хобби — ходить в лес одному за грибами. — У каждого свои странности, знаешь ли… А корзинка мне ещё от бабушки досталась. С самого детства любил за грибами с ней ходить, — Хёнджин обескураживает своей улыбкой. — Ну, до встречи, — во время разговора Феликс чуть ли не проходит собственный дом, вовремя опомнившись. — А ты оставишь мне свой номер? Хотелось бы увидеться ещё раз, — и снова эта почти что одурманивающая улыбка. Ещё немного, и Феликс опьянеет от неё. На обратной стороне автобусного билетика, что по чистой случайности оказался в заднем кармане джинс Ли, блондин пишет огрызком простого карандаша из того же заднего кармана свой ник в одном из мессенджеров. Не хочется на первой встрече раздавать незнакомцам номера, поэтому Феликс всегда находит обходные пути. Хёнджин выглядит довольным, когда Феликс победно вручает ему слегка помятый квадратик бумаги, и прощается, поблагодарив за приятное общение. Хван, не двигаясь с места, за какие-то пару минут находит Феликса и набирает цифры, показанные под ником — раздаётся рингтон чужого телефона. Ли, не успевший отойти далеко, испуганно оборачивается на парня, натыкаясь взглядом на самодовольную улыбку. Пугает. Феликс засыпает ужасно плохо, а посреди ночи просыпается от чудовищно жуткого сна — он упал в могилу прямо на чей-то скелет, что тут же обнял его и продолжал удерживать в этих крепких объятиях смерти до момента, пока Ли не проснулся. Журналист так и не может заснуть до утра, а когда солнце начинает подниматься из-за горизонта, он решает написать Хёнджину о том, что тот может прийти к нему на завтрак, ведь тёти не будет как минимум ещё дня три — та снова уехала по делам в Сеул. Ровно в десять утра брюнет стоит на пороге чужой квартиры с коробкой пирожных и, о господи, букетом белых лилий . — Спасибо… Неожиданно! Проходи, — Феликс впускает гостя в квартиру и закрывает за ним дверь. За завтраком (Ли успел приготовить удивительно вкусные сырники до прихода Хёнджина) Феликс рассказывает Хвану о своём странном сне, однако тот почему-то мрачнеет и становится подозрительно задумчивым. — Знаешь, возможно, это из-за твоей прогулки. Ты, наверное, очень впечатлился, и сознание вот так вот спроецировало всё в сон, — брюнет кладёт последний кусочек сырника в рот и делает глоток чая. Феликс не отвечает. После трёхчасового сна он чувствует себя разбитым и жалким, и помрачневший Хёнджин только усугубляет ситуацию. Феликсу тошно. Он хочет выйти из душной квартиры и пройтись, поэтому предлагает новому приятелю прогуляться. Ближе к вечеру они вдвоём возвращаются домой к Ли удивительно довольные и радостные — Феликс впервые за столько недель нахождения в этом месте чувствует такой мощный прилив сил.***
— Знаешь… — по ноткам в голосе слышно, что Хван уже весьма захмелел, — в этом городе ходит странная, но интересная байка… Ли пусть и был пьян, но всё равно насторожился. Хёнджин был первым, кто рассказывает ему подобные истории. — Легенда? — нетерпеливо спрашивает журналист. — Послушай, — Хёнджин наливает себе ещё соджу, — ещё сто лет назад здесь жил парень, который долгое время находился в отношениях с другим. Это был большой секрет до момента, пока второй парень не ушёл на войну. — Война?.. А разве… В Корее были войны сто лет назад?.. — Феликс пусть и с трудом, но пытается вспомнить хоть одну войну двадцатых годов прошлого века. — Гражданская война. Парень был из России, — немного раздражённо отвечает Хёнджин и выдыхает, восстанавливая потерянное равновесие. — Первый тосковал, ждал его, но тот больше не возвращался. Убили, видимо. И парень поклялся, что найдёт его и будет искать даже после смерти. Готов искать сколько угодно, лишь бы в конце быть вместе с ним. Уже навсегда, — он выпивает рюмку до дна, с глухим стуком ставит её на стол и как-то грустно вздыхает. — А что потом? — Феликс всматривается в его лицо. Хёнджин не поднимает глаз, но в его опущенном взгляде читается какая-то необъяснимая скорбь и тоска, что бывает у людей, вспоминающих неприятные события своего прошлого — потеря близких или расставание с любимым человеком. — А потом он умер. Похоронен на старом кладбище. Я был там недавно, на могильном камне не сохранилось ничего, кроме года рождения и смерти. Шестерёнки в голове журналиста вдруг начинают крутиться неожиданно быстро, когда он пытается осознать и понять сказанное Хёнджином. Однако брюнет не позволяет ему завершить мыслительный процесс и прийти к какому-то выводу — оказывается на коленях у чужих ног и кладёт широкие ладони на костлявые коленки Феликса, раздвигая расслабленные ноги в стороны, отчего Ли дёргается от неожиданности, потому что упустил момент, когда Хёнджин успел встать и подойти к нему так близко. — Что ты делаешь? — голос у парня дрожит, он хочет встать, но его колени продолжают удерживать. — Хочу отсосать тебе, — Хёнджин поднимает на него блестящие глаза и перемещает руки на пояс чужих джинсов, — разрешишь? Феликса начинает трясти. Они только что разговаривали о таких грустных и странных вещах, а спустя какую-то минуту Хван хочет сделать ему минет? Ли упирается спиной в спинку стула в надежде её продавить и сбежать, и перехватывает чужие руки. — Хёнджин, ты пьян, — он сжимает в ладонях до жути холодные пальцы брюнета и умоляюще смотрит ему в глаза. — Нет, — Хёнджин вдруг встаёт с колен и перехватывает Феликса за запястья, рывком заставляя его встать вместе с ним, — если и пьян, то только от любви к тебе. Брюнет притягивает Феликса к себе за шлёвки джинсов так, чтобы парень почти дышал ему в губы, и осторожно приглаживает выбившуюся прядку за ухо, невольно касаясь подушечками пальцев чужого виска. Блондин морщится — прикосновение больше похоже на высыпанную по неосторожности стружку льда от какигори на кожу. — Ты так ничего и не понял? — Хёнджин шепчет тягучим, томным голосом прямо в ухо, отчего вдоль хребта Ли пробегаются мурашки. Феликс сглатывает слюну и хочет отпрянуть, но страх сковывает все внутренности — Хван находится слишком близко к его лицу, от его волос пахнет сырой землей вперемешку с ароматом белых лилий, что Феликс успел поставить в вазу ещё утром. Так пахло в похоронном бюро, когда они с семьей были на похоронах бабули почти двенадцать лет назад. — Не… Понял? — Ли заикается, когда встречается с Хёнджином взглядом. Карий цвет его радужки стал теперь каким-то блёклым, словно в туманной пелене, а прежний живой блеск куда-то испарился. Блондина вновь пробирает дрожь. — Я и есть тот парень из городской легенды. И теперь я наконец нашёл тебя, — Хван прислоняется мягкой, но всё такой же ледяной щекой к виску Феликса, ощущая его дрожь, и расплывается в довольной улыбке. — Это… Ты?.. Убивал тех парней?.. — Ли всё не может поверить в происходящее и чувствует, как от страха к горлу подступают рыдания. Хёнджин прыскает смехом, отстраняясь, и берёт лицо Феликса в свои ладони. — Я не убивал их. Они шли со мной в могилу по доброй воле, потому что не могли без меня прожить, но… Они мне не подходили, и в том уж не моя вина, — он целует Ли в веснушчатый нос и утирает скользнувшую из уголка глаза слезу. — Ну чего же ты плачешь? Разве не рад нашей встрече? Феликс пытается ответить, но из-за дрожащей челюсти и рук выходит только нервно мотать головой из стороны в сторону. Хёнджин цокает языком и хватает его указательным и большим пальцем за подбородок. — Послушай сюда, моя радость. Не пытайся сбежать от меня, потому что судьба твоя одна — уйти в могилу вместе со мной. А если нет, если вдруг ты попытаешься уехать в другую страну, я превращу твою жизнь в ад. Имей в виду, — он отстраняется и проходит к своему месту напротив стула Феликса. — Твоё здоровье, — брюнет бесцеремонно делает жадный глоток прямо из бутылки и звонко ставит её обратно на стол. Феликс не помнит, как заснул, но когда проснулся, рядом уже никого не было, а кухню заливал яркий солнечный свет. Поясница жутко болела от неудобной позы, колени затекли, а правая щека была влажная от собственной слюны — мерзость. Парень умывается и чистит зубы, смотрит на себя в зеркало и хочет верить в то, что произошедшее ночью ему всего лишь приснилось. С кухни доносится звук пришедшего в мессенджере сообщения. Феликс искренне не хочет проверять, кто там и что от него хочет, потому что почти молниеносно решает поехать к ведьме и попросить помощи. Что-что, но отдавать свою жизнь какому-то мертвецу он точно не намерен. Выходя из дома, он всё же проверяет приложение. «В пятницу жду тебя у кладбища рядом с лесом. Если ты вдруг струсишь и не придёшь, а после совсем уедешь, просто знай, что я не остановлюсь в своих поисках. Мне нужна пища». — Жри свои долбанные грибы из леса и слизывай плесень со своего могильного камня, мразь, — выругивается себе под нос Феликс и блокирует экран смартфона. Он жутко нервничает, пока едет до конечной станции и идёт по дороге к дому Госпожи Нам, а когда дёргает ручку двери и та оказывается заперта, почти что рыдает. Он несколько раз стучится, подходит к окнам и пытается даже найти «чёрный вход», но всё тщетно. Феликс решает подождать женщину до вечера, чего бы ему это ни стоило, ведь в запасе есть ещё два дня до встречи с этим жутким… Чудовищем. Пусть Хван и выглядит как человек с безумно красивым лицом, но слишком многое его выдаёт — температура тела и отталкивающий могильный запах уж точно. От воспоминаний блондина начинает тошнить. Ближе к вечеру хозяйка дома действительно возвращается — под правой подмышкой у неё полностью набитый сушёными цветами бумажный пакет, а в левой руке ведьма несла авоську с фруктами и стеклянной бутылкой молока. — И снова здравствуй, милый друг. Какими судьбами? — она приветливо улыбается подскочившему со ступенек Феликсу. — Я к Вам со срочным делом. Это касается вопроса о пропавших парнях… За чаем парень немного успокаивается и рассказывает о том, как нашёл ту самую могилу, что, как оказалось, принадлежит самоубийце; как потом познакомился с Хёнджином и о том, что произошло этой ночью. Госпожа Нам молча выслушала его, лишь изредка тяжело вздыхая, и подняла на Феликса едва читаемый взгляд — некая тревога плескалась на глубине её зрачков, но ведьма всё старалась её подавить. — Был тут один единственный самоубийца на весь город… Ещё в начале двадцатых, да. Весь город тогда стоял на ушах — мальчонка-то вскрыл себе вены, а когда нашли его, вместо рук было одно мясо. Вены не мог найти, видимо, вот и изрезал себе все руки, — она вновь тяжело и тоскливо вздыхает, переводя взгляд на шкаф позади Феликса. — Нужно успокоить его душу, вот и всё. Глаза её вдруг загораются каким-то необъяснимым огнём и энтузиазмом; она долго перебирает вещи в задвижных шкафчиках, гремит деревянными коробочками и спустя несколько минут достаёт старинную (по мнению Феликса ей как минимум лет сто) резную шкатулку. Ведьма выуживает из неё прозрачный маленький шарик, как думается сначала парню, — из стекла, но женщина опережает его догадки. — Это горный хрусталь. Раньше люди верили, что это застывшие слёзы Богов. Считалось, что их слёзы могли подарить освобождение даже самым закоренелым грешникам. Сделай так, чтобы этот парень проглотил этот шарик, и дело в шляпе. Феликс глупо хлопает глазами и теряется окончательно. Пусть шарик и маленький, чуть меньше ядрышка фундука, но Хёнджин не настолько глупый, чтобы позволить запихнуть себе в рот непонятно что. Особенно если это «что-то» может испортить его планы на то, чтобы забрать жизнь у Феликса. Госпожа Нам замечает растерянность на лице блондина и предлагает тому угостить Хвана чем-нибудь — выпечкой или чем-то сладким, якобы мертвецы падкие на такое, но Феликс в задумчивости качает головой. — Нет. Нужно придумать что-нибудь эдакое, чтобы у него и сомнений не возникло в том, что что-то не так. — Подумай хорошенько, дорогой. Я верю в тебя. Ну-ка, подойди ко мне и наклонись. Феликс подходит к старушке, чуть наклоняется, упираясь ладонями в собственные колени, и та вырисовывает в воздухе напротив его лба только ей известный знак. — А теперь беги. Темнеть начинает. Феликс не перестаёт перебирать имеющиеся у него варианты до четырёх утра, только потом ему удаётся заснуть и проснуться в десять от ужасной жажды. Парень сразу же встаёт и направляется прямиком на кухню, достаёт из морозильника кубики льда и бросает их в высокий стакан, заливая водой. И тут его осеняет — передать через поцелуй шарик горного хрусталя. Минерал долго остаётся холодным, так что Хван вряд ли сразу заметит подмену, и если что… Можно использовать силу. Пока блондин пьёт, у рядом лежащего смартфона загорается экран. «Как делишки? Отдыхаешь?» — гласит сообщение с подмигивающим смайликом в конце. Не трудно догадаться, от кого. Феликс цокает языком, закатывая глаза, уж точно не собирается ничего отвечать и сразу идёт в душ. До встречи с Хёнджином у него есть тридцать часов — на моральную подготовку хватит уж точно. Весь оставшийся день Феликс пытается отвлечься от навязчивых мыслей о том, что его план может провалиться, и занимает свой больной и уставший разум прочтением историй людей с форума, которые по случайным обстоятельствам встречались с потусторонним. Но каждая вторая оказывается до того глупой и даже забавной (страшные истории должны ведь пугать, разве нет?), что журналист вскоре ощущает невероятную скуку — широко зевает и смотрит на часы в нижнем правом углу экрана. Десять часов вечера. «Хочу побыстрее встретиться», — смартфон вибрирует от пришедшего сообщения. Очередное надоедливое от Хвана. «Хочу видеть тебя в этом завтра. Не расстраивай меня». В этот же момент звонят в дверь. Когда Феликс открывает, на пороге его встречает немного уставший курьер; он отдаёт парню крупногабаритную коробку из белого фактурного картона, перевязанную такой же белоснежной атласной лентой, и просит поставить подпись за получение посылки. Ли колеблется каких-то несколько секунд, но подпись всё равно ставит, дабы не задерживать курьера в такой поздний час. Из коробки Феликс достаёт хлопковую рубашку цвета крыльев мотылька. Она совсем непримечательная, на первый взгляд может даже показаться, что такие всё ещё носят мужчины и молодые парни, но что нельзя было скрыть от блондина — запах. Запах керосинового масла и старых, давно забытых книг с пыльных чердаков. Феликсу в который раз становится тошно и мерзко от того, какие дурные ароматы стали преследовать его при появлении Хёнджина в его жизни. Журналиста будто откинуло на сто лет назад. Хотелось сбежать от ощущения того, что мрачное прошлое неизвестного ему человека вот-вот, и поглотит его. Рубашку решено было постирать и дать ей высохнуть до завтрашнего вечера, потому что, надень её Феликс вот так, и его бы определённо вывернуло от одного запаха. Утро наступает быстрее обычного; стрелки на часах будто бы хотят догнать секундную — Феликс совершенно теряет ход времени, когда завтракает и начинает сборы. Рубашку он решает надеть на свою футболку (ощущается не так мерзко) и выходит из дома ближе к шести часам. Парень удивляется собственному спокойствию, когда выходит из вагона на нужной станции и направляется в сторону леса. Солнце периодически появляется из-за облаков, подгоняемых разыгравшимся к вечеру ветром, и ласково мажет лучами по покрытым веснушками щекам. Если бы Феликс не знал, куда идёт и что его ожидает, он бы смог насладиться этой прогулкой вдали от шумных дорог и машин. — Не меня ищешь? — голос окликает Феликса со спины, вызывая интенсивную, но короткую дрожь, и парень оборачивается. Хёнджин, оперевшись левым бедром о слегка покосившийся старый забор кладбища, с игривой полуулыбкой смотрит Феликсу прямо в глаза. Ли не может поспорить — Хван безумно красивый, пусть и… Мёртвый. На земле его держит неутолимая жажда и страсть найти свою некогда потерянную любовь, а жить позволяют забранные души молодых парней — таких же, каким когда-то был и сам Хёнджин. — Чтобы не мучить тебя долго, скажу сразу, — говорит брюнет достаточно громко, чтобы Ли слышал на расстоянии, — мёртвые не знают чувства стыда. Они вообще ничего не знают, кроме того, ради чего скитаются по земле. Молчание. Феликс отводит взгляд, не решаясь подойти к Хёнджину ближе. — Именно поэтому я чувствую любовь при виде тебя. Хочу владеть тобой, любить и одаривать лаской, — Хван уже сам шагает навстречу Феликсу, улыбается как-то безумно и, когда подходит, хватает блондина за запястье. — Ты пойдешь со мной. Ли решает не сопротивляться, пусть сейчас его и колотит ужасная и позорная дрожь. Он боится. Однако успевает достать из кармана хлопковых старых брюк хрустальный шарик и незаметно, пока Хёнджин ведёт его к пригорку у кладбища и мурлычет себе что-то под нос, кладёт его себе на язык и проталкивает за щёку. Хван приводит его на невысокий холмик, с которого видно лишь крайние могилы — его собственную особенно хорошо, — и усаживает почти силой на уже высохшую траву. Феликс не возражает и молчит, давая брюнету полную свободу действий, и погружается в мысли о том, что будет делать дальше, ведь солнце почти что зашло. Хёнджин расхваливает его внешний вид, осыпает слащавыми комплиментами и вдруг дотрагивается до шеи — оглаживает выступающие косточки и оттягивает пальцем ворот футболки, недовольно изгибая бровь. — Футболка? — он смотрит исподлобья и встречается с испуганным взглядом блондина. — Снимай. Феликс хочет переспросить, но понимает, что есть шанс выронить шарик, скажи он хоть что-то, поэтому приходится снять вместе с рубашкой и футболку, оставшись полуголым. Ему хочется накинуть на себя хотя бы ветровку, которую он специально взял с собой, ведь погода давно перестала радовать теплом, да и ко всему прочему ветер значительно усилился. Хёнджин замечает, как Феликс вздрагивает каждый раз, когда порывы усиливаются, и лукаво улыбается. — Сядь ко мне на колени. — Чт… Что? — Феликс округляет глаза. — Сядь ко мне на колени, — повторяет брюнет и в очередной раз окидывает тело Ли взглядом, — так будет теплее. «Почему бы не дать мне просто сидеть в одежде?» — хочется спросить Феликсу, но он, едва совладая с подступающей паникой, усаживается на чужие бёдра, слегка сгибая собственные ноги в коленях, и укладывает руки на плечи Хвана исключительно ради того, чтобы не упасть. С приходом темноты на лес и кладбище опускается густой туман. Феликс отвлекается от скользящей над камнями могильных плит пелены — ощущает прикосновение к собственной талии и рёбрам. Хёнджин бережно оглаживает кожу и медленно спускается к тазовым косточкам, приспуская плотную ткань брюк, и позволяет себе надавить на них подушечками больших пальцев. Блондин невольно прогибается в пояснице и утыкается носом в основание чужой шеи, всхлипывая и тщетно пытаясь сдержать слёзы — хочется сбежать. — Отпусти меня, — едва слышно произносит он с искренней мольбой в голосе, и тяжело дышит, когда Хёнджин соскальзывает ладонями на ягодицы и сжимает их, заставляя Феликса всхлипнуть вновь. — Ещё рано, — шепчет на ухо и заглядывает в мокрые от слёз глаза, — может быть… После. Он не договаривает и укладывает крупную ладонь на чужой пах, второй продолжая всё так же сжимать одну из ягодиц, и губами касается ямки под ухом блондина. К большому удивлению Феликса, губы у Хёнджина влажные и горячие, что не может не доставлять удовольствия. Следы от них покрывают шею, виски и скулы парня, но Хвану так и не удаётся возбудить Ли, что в какой-то момент начинает бесшумно ронять слёзы, отвернувшись лицом в сторону густого леса. Хёнджин отстраняется и берёт лицо Феликса в свои ладони, размазывая подушечкой большого пальца успевшие скатиться из глаз слёзы, и пристально на него смотрит. — Я не собираюсь делать тебе больно или утаскивать с собой в могилу, как это было в твоём сне. Ты просто заснёшь, нужно только… — брюнет с каждой секундой становится всё ближе и ближе к лицу Феликса, и Ли, резко сокращая оставшееся расстояние между ними, целует его первым, продолжая помнить о хрустальном шарике за щекой. Блондин позволяет Хёнджину утонуть во влажных, глубоких поцелуях, и спустя долгие минуты выжидания он проталкивает языком хрустальный шарик в чужой рот. Хван не успевает опомниться, как Ли отстраняется и обхватывает одной ладонью подбородок брюнета, а вторую укладывает на макушку, в это же мгновение с силой на них надавливая — Хёнджин прокусывает собственный язык и вместе с ним хрустальный шарик. Нестерпимая боль прознает его голову, словно стрела, и он резко закрывает уши и невольно сгибается пополам, столкнув со своих колен Феликса. Ли с ужасом наблюдает, как корчится от боли Хван, как с каждой секундой белеет его кожа, потом вовсе становясь почти прозрачной. Хёнджин начинает бормотать что-то под нос и встаёт с колен — Феликс разбирает слова «пить» и «спать», а когда Хван начинает идти к могилам, шатаясь и едва ли не падая, парень инстинктивно отползает подальше, задерживая дыхание от страха. Земля под ногами Хёнджина будто засасывает его, и тот пропадает в мгновение ока, оставляя Ли совершенно одного на обдуваемом сильным ветром холме. Феликс не помнит, как выбрался по такой темноте до закрытия метро в город, но до прихода домой он всё не мог унять дрожь и не перестающие катиться из глаз слёзы. Он справился? Или… Хёнджин ещё вернётся? Ли не хочет знать ответы на эти вопросы. После душа он сразу же укладывается в кровать, укрываясь тёплым одеялом с головой, а утром покупает билеты в Сеул на самолёт, что должен улететь через четыре часа. Феликс хочет забыть произошедшее, как страшный сон.***
спустя полгода.
Sufjan Stevens — Fourth of July
— Так ты всё-таки счастлив быть там, где сейчас? — Феликс оглядывается по сторонам, но вокруг всё слишком яркое и светлое. Пахнет садовыми спелыми яблоками. Хёнджин подпирает ладонью подбородок и как-то задумчиво смотрит в ответ. — Он не любил меня. В России его ждала девушка, — слова режут сердце Ли, словно нож. Но почему, если сделали больно не ему, а Хёнджину? — Ты отпустил его? — Можно и так сказать, — улыбается Хван в ответ. — Спасибо, что дал мне выпить слезу. Сейчас мне намного спокойнее. Даже обещают реинкарнацию. — Это здорово, — Ли расплывается в светлой, но немного грустной улыбке, потому что искренне сочувствует Хёнджину.***
спустя год.
Как-то случайно утром перед работой Феликс слышит по одному из новостных каналов о том, что в одну из семей из Сочкхо вернулся пропавший ещё в две тысячи десятом году парень. Ли отвлекается от бумаг, поднимая взгляд, и узнаёт в этом парне того самого молодого человека, которого заприметил ещё когда перебирал дела в архивах. Кажется, его звали Бан Чан. — Чудеса… Феликс едет в офис с мыслями о том, какой удивительной и загадочной порой бывает человеческая жизнь. Проживи ты хоть двести лет, вряд ли сможешь узнать обо всём и раскрыть самые загадочные тайны и секреты вселенной. Может быть, магия и светлое любопытство смогут в этом помочь.