Мы в ответе за тех...

      Ладно, мне просто нужно пережить этот день и все. В этом нет ничего сложного или трудного. Именно так успокаиваю я с утра, когда собираюсь на занятия в языковую школу. Сегодня у нас выездное занятие в музее, чтобы мы могли практиковать лексику в реальной жизни. Я написала Мэй о том, что не буду в школе и она предложила выпить кофе в небольшом кафетерии, что был через дорогу от музея.       Когда я спускаюсь на первый этаж, чтобы позавтракать, то отца уже нет дома. Меня встречает миссис Смит и предлагает приготовить мне блинчики или овсянку, но я отказываюсь. Вообще в том, что я не почти не пересекаюсь с отцом, есть и свои плюсы. Я лишь говорю о том, что поела, так как он это все равно никак не сможет проверить, а миссис Смит не следит за всем этим и считает, что я просто готовлю себе сама. Так что, последний раз, когда я ела нормально, был вчерашний ужин в ресторане и все. Я даже стала отказывать себе в небольших перекусов в виде снэков или хлопьев с молоком, которые устраивала перед сном, пока смотрела фильмы или читала книги.       Погода стоит прохладная, что мне даже на руку, ведь я в фирменной толстовке NASA и классических джинсах. Эрик ждет меня у машины, чтобы отвезти в Калифорнийский Научный Центр, где и будет проходить наша экскурсия. Судя по отзывам, которые я нашла в сети — место стоящее и интересное. Там много всяких залов посвященных той или иной научной области. Есть даже экспозиции связанные с освоением космического пространства. Так что да, думаю, это будет интересно.       У входа в здание, выполненное в современном стиле и имеющее причудливую форму, нас встречает наш учитель — мистер Леонард. Он просит подождать, когда соберется вся группа, чтобы все получили задание и смогли пройтись по залам научного музея. Эрик сразу же уезжает, так как домой я все равно буду возвращаться с Мэй.       — Ваша задача, обойти музей, и после экскурсии заполнить вот эти небольшие анкеты, которые мы обсудим на следующем занятии, — сообщает Роберт, — ваше время не ограничено, если что я буду ждать вас в отделе анатомии и физиологии, — это залы, которые посвящены строению тела человека и особенностям организма.       Мы получаем небольшие книжечки, где есть все необходимые задания, связанные с походом в музей и расходимся. Кто-то ходит группами, кто-то парами, а решаю прогуляться по космическому залу в гордом одиночестве, так как посмотреть экспонаты для меня важнее, чем пустая болтовня о новом альбоме Арианы Гранде или фильме с Джонни Деппом.       — Выглядит впечатляюще, не так ли? — я вздрагиваю, когда за моей спиной раздается уже знакомый женский голос, — прости, не хотела тебя напугать.       Я оборачиваюсь и вижу, что за моей спиной стоит Мэй. Она в широких темно-коричневых штанах и белом пиджаке. В правой руке у нее смартфон, а на ногах ботинки без каблука.       — Все в порядке, мэм, — с трудом выдавливаю из себя я, — он правда выглядит круто, — я снова смотрю на шаттл Индевор, который занимал внушительную часть зала. Он долгое время использовался в космической программе США, пока NASA, не сочло этот проект слишком дорогим и опасным, шаттлы часто терпели крушения и это приводило к гибели людей.       — Знаешь, как я поняла где тебя искать? — улыбнувшись, интересуется она, встав рядом.       — Догадываюсь, — усмехаюсь я.       — Вы с ним похожи, даже больше, чем оба думаете, — сообщает она. И да, так это и есть. Сейчас, когда я часто думала о том, чем похожа на каждого из родителей и теперь понимала, что во мне слишком многое от отца. Теперь те паршивые слова бабушки о том, что я вся в своего папашу, можно считать комплиментом, ведь я похожа на Илона Маска, а не на какого-то алкаша, как она имела в виду.       — В детстве я хотела полететь на Марс, — говорю я, рассмеявшись, — но мои мама… мама и бабушка, они говорили, что это фигня и я просто страдаю ерундой, вместо того, чтобы заниматься чем-то полезным.       — Когда Илон пришел ко мне с похожей идеей, я сказала, что это может принести пользу людям и сделает много важных открытий, — сообщает она и я проглатываю ком, который застрял в горле. У нас были похожие мечты в детстве, только в моего отца верили и он стал успешным инженером и предпринимателем, а я… ну что вышло, то вышло, — мне правда жаль, что они так с тобой поступили. И я готова поклясться, что Илон в самом деле не знал о твоем существовании. Он бы не допустил подобного.       Ну да. Глядя на его семью, я понимаю, что никто из них не стал бы так поступать со мной. Они верят друг в друга, всегда поддерживают и не дают опускать руки. В моей семье все было иначе и это по своему отразилось на мне. Я не хотела винить кого-то в том, что я не стала успешной или гениальной, но выводы напрашивались сами собой.       — Это хорошо, когда есть люди, которые готовы тебя поддержать, — говорю я.       — Знаешь, — Мэй встает ближе и осторожно обнимает меня за плечи, — у каждого из нас есть прошлое. Порой мы не могли определить то, каким оно будет и получили много боли и страданий, но в нашем праве и в наших силах определить то, каким будет наше будущее и что оно принесет нам.       Я усмехаюсь. Она права. Наверное, она права всегда, ну или почти всегда. Я не могла сказать что-то против слов мамы и бабушки, так как была ребенком и зависела от них во многих планах, но теперь мне нечего бояться. Я не хочу будущего, где мне придется ограничивать себя, чтобы угодить кому-то.       — Я понимаю это, — выдыхаю я, — просто… просто есть семьи, где жестокость применяется не в отношении одного из супругов, а в отношении детей, ну или ребенка.       — Это ужасно. Они… они били тебя? — спрашивает она и я чувствую, что ее голос дрожит. Я пожимаю плечами, так как не могу сказать точно. Да, определенно я могла получить за какие-то проступки, но не сказать, что это было на постоянной основе.       — Больше психологическое насилие, — уточнила я, — постоянные упреки, шантажи… все такое. Ты живешь с вечным страхом и вздрагиваешь каждый раз, когда слышишь дверной звонок или звонок телефона. То, когда ты понимаешь, что готов покончить с собой, чтобы не говорить своим родным о том, что у тебя проблемы. Ты боишься доверять этим людям, так как знаешь, что рано или поздно они снова предадут тебя.       Да, это не самое лучшее, что мне приходилось о себе рассказывать, но так все и есть. Я была на том уровне страха, когда в самом деле осознавала, что суицид куда лучше и проще, чем рассказывать кому-то о том, что у меня что-то идет не так. Я знала, что стоит мне только сказать о том, что у меня есть проблемы или я влипла в какую-то неприятность, я могла нарваться на такой скандал, что потом мне требовалось много времени, чтобы прийти в себя и постараться не думать об этом.       — Ты хотела… хотела убить себя? — голос Мэй дрожит. Она продолжает сжимать мое плечо, а я боюсь даже поднять взгляд, чтобы посмотреть ей в глаза, поэтому просто коротко киваю.       — Я считала, что если смогу улететь с этой планеты, то навсегда избавлюсь от этого страха, — я хотела колонизировать Марс, чтобы не видеть своих родных и не ощущать себя виноватой, а мой отец хочет сделать это потому что видит в этом спасение человечества. Странно… нелепо… но так оно и есть.       — Это ужасно… ведь это все делали твои родные, люди, которые должны быть твоей опорой и поддержкой, — говорит Мэй.       — Именно. Но они ими никогда не были, — сообщаю я, поежившись, — я всегда боюсь, что услышу подобные слова от Илона… от папы… хотя понимаю, что он не способен на такое.       Она не отвечает, хотя думаю, что тут итак все понятно. Меня держали в страхе многие годы, воспитывая во мне закомплексованного и психически нестабильного человека, который не способен сказать что-то против. Который вырос с мыслью о том, что заслужил все это отношение.       — Из-за этого всего у тебя проблемы с приемами пищи? — интересуется она и я коротко киваю, оперевшись на перила, которые огораживали шаттл, чтобы никто не пытался залезть в него или на него, хотя я хотела бы побывать внутри такой штуки.       — Они всегда сначала говорили о том, как много я ем и что я буду жирной и меня будут травить, а когда я пыталась ограничивать себя в еде и сесть на диету, орали, что я доведу себя до истощения, — пояснила я, — парадокс. Из-за этого у меня постоянные приступы голода, а потом переедания и рвоты.       — Ты же понимаешь, что тебе нужна более комплексная помощь, Алиса? — ее голос звучит настороженно.       — Конечно.       — Я могу направить тебя к очень хорошему психотерапевту, — сообщает Мэй, — мы же в Америке, тут все немного иначе с подобными специалистами. Никто не будет ставить тебя на какой-то учет или контроль. Ты просто приходишь к врачу и говоришь с ним, если нужно, то он выписывает тебе препараты, — поясняет она, — никакого осуждения со стороны общества, так как тут привыкли к подобным вещам и не считают это чем-то позорным или плохим. Ты просто просишь помощи, потому что считаешь, что она тебе нужна. Ничего больше. Знаешь, давай поступим так, — она протягивает мне небольшую карточку, которую я забираю, — если ты надумаешь обратиться к нему, то сделаешь это тогда, когда будешь готова. Просто свяжись с ним и скажи, что я направила тебя и все. Он организует вашу встречу.       — Хорошо. Спасибо, — бормочу я, убрав визитку в карман толстовки.       — А теперь, как ты смотришь на то, чтобы выпить кофе или хочешь еще побыть тут? — интересуется она.       — Я хочу еще немного… посмотреть музей, — стеснительно ответила я, так как обычно родители всегда торопили меня, когда водили в подобные места.       — Хорошо, — соглашается Мэй совершенно спокойно, — тогда мы покинем музей, когда ты будешь готова сделать это сама.